А старичок-то твой что говорит?
А он так говорит: не судите да не судимы будете. Ну, согрешил, скажем, человек. А вы — без внимания. А ему и станет совестно. Што, мол, такое я делаю?
Да придет он к «братцам», из клети которых все добро уволок, да бух на колени. Простите, мол, православные! Больше не буду! Так что ли?
Пугачев прыснул со смеху.
Хо-хо-хо! Дураков не так уж много на свете!
Постой! Солдат, говорит твой старичок, не надо?
Не надо. Потому и войны не надо..
Так. А вот, скажем, к примеру, мы, русские, возьмем да своих солдат по домам и распустим. Идите, мол, ребятушки, бог с вами. А то грех большой драться. Ну, ребятушки-то, конечно, и рады. Им что? А в это время, скажем хан татарский возьми да и шарахни на Русь. Тогда как?
Старичок говорит: сопротивляться не следо- вает...
Та-ак. А ежели татарчуки людей, скажем, резать почнут?
Они такие! — согласился Пугачев,
А тогда как? Становись перед ними, татарами, на колени да и говори: грех, мол, голубчики, людей резать? Ну, а им, конечно, сразу стыдно станет. Ну, и они тоже бух на колени: простите нас, Христа ради! Никогда больше не будем! Давайте обниматься да лобызаться... Так что ли?
Пугачев хохотал, хватаясь за живот.
Ой, уморил! А, ну тебя! Придумает же такое?!
Я-то ничего не придумываю! — остановил его Мышкин.—Это твой старичок придумал с великого ума..
Пугачев махнул презрительно рукой:
Блаженненькой! Что с его взять?!
Потом тоскливо вымолвил:
А выходит, что все здря!
Что такое?
Здря, говорю. Мир не переделаешь. Хошь ты себе лоб расшиби, а мир, какой был, такой и будет!
Такой и будет! — подтвердил Мышкин.
Так из-за чего мы-то народ булгачим? Нет, ты скажи: чего для?
Мышкин нахмурил седые брови, пожал плечами, л потом ответил:
У каждого—свое. Мужик за землю хватается, н пакам надоело службу царскую нести — тяжело. Нот Голобородьки в митрополиты, а то и в патриархи 1 и ^ российские пробираются. Хлопуше кровушки чело- и< ческой попить хочется-.
А нам с тобой?
Ну, тебе, конечно, в императорах побыть лестно.
А тебе? Тебе-то что надо?
А я Романовых род доканать хочу!
Ну, доканаешь. А дальше что? Вот, я на цар- ском престоле буду. Тебе от того легче что ли будет?
Мышкин пожевал губами, потом, не глядя на Пугачева, вымолвил сухо:
Легче...
Из пугачевского стана по всем дорогам неслись разосланные Хлопушей и Зацепой гонцы, оповещая in 1йки восставших, что начинается великий поход на Москву. Всем верным слугам императора Петра Федо- ронича приказывалось идти на соединение с его хри- | голюбивым воинством по указанным гонцами доро- | дм. Послушным обещались великие и богатые мило- | i n, ослушникам же топор да плаха.
Л в самом стане Пугачева спешно составлялись новые и новые полки, и на отведенном для этого поле
пан Чеслав Курч, получивший от Пугачева чин полковника, усиленно возился с отданными в его распоряжение отборными людьми, обучая их управляться с пушками.
Прошла неделя, и по дорогам, ведшим в Чернятины хутора, стали втягиваться в стан пугачевцев присоединявшиеся к главной армии для великого похода шайки пеших и конных.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
П
угачев рассчитывал сдвинуть свою армию с округи Чернятиных хуторов через неделю, но оказалось, что сделать это не было возможности, так ми «армия» напоминала скорее кочующую орду, чем Настоящее войско.
I г ли бы пугачевское воинство состояло только из одних мужчин, было бы сравнительно просто: каж-
полк увел бы с собой свой небольшой полковой
oOo'i со съестными припасами и разным хоботьем. ||и h i 25 или 30 тысяч соратников «анпиратора», • "Ч, 1 ншихся в Чернятиных хуторах и возле них, и Mi' юрь по меньшей мере до десяти тысяч жен- iHHii I детей, начиная с грудного возраста. Каждая щи» ка, присоединявшаяся к армии, непременно таит | | с собой и баб, а бабы волокли с собой свое Потомство.
It и было с пугачевцами с первых дней движения, •jiMHii обрастала присасывавшимся к ней посторонним Народом, и вожаки движения были совершенно бес- 1н'п<|||.1 с этим злом справиться.
Кщс прошлой зимой, когда стан пугачевцев де-
и иод Черноярском и когда пришлось идти
« но I, было решено, «отшить хвост», то есть отвя- 1. I от лишних ртов. У самого «анпиратора» тогда In I огромный гарем, состоявший по меньшей мере из В разного рода «полонянок» и добровольно сделавши I наложницами «анпиратора» баб, по большей и" in идовых казачек и разбитных гулящих солдаток. I других видных пугачевцев были свои гаремы, у кого м пни. у кого в десять женщин.
Тогда же «Петр Федорович» держал при себе в наложницах красавицу, молодую вдову убитого пугачевцами майора Харлова, девятнадцати- или двадцатилетнюю женщину, воспитанницу Смольного института.
Европейски образованная молодая женщина, так резко отличавшаяся от всех, с кем Пугачеву приходилось раньше иметь дело, мало-помалу приобрела известное влияние на своего обладателя. В дела пугачевцев она не вмешивалась, зверообразных «ена- ралов и адмиралов», вроде Зацепы и Хлопуши, она сторонилась, в диких оргиях, почти без перерыва чередовавшихся в черноярском стане, не участвовала, смертельно боясь соратников «анпиратора» и их диких подруг. Пряталась от взоров людских в отведенных ей «апартаментах», где держала при себе шестилетнего братишку. Единственное, что несчастная женщина позволяла себе, это было заступничество за попавшихся в лапы пугачевцев пленных дворянок.
Трудно сказать, за что именно, но другие наложницы Пугачева, особенно буйные и сварливые казачки, возненавидели Харлову лютой, неумолимой ненавистью. Вернее всего, это говорила бабья зависть; Харлова была писаная красавица, и кроме того, она была образованная. Сам Пугачев, сначала обращав шийся с ней, как обращался с бесчисленными достававшимися ему полонянками, то есть, как с постельной принадлежностью, мало-помалу привык к ней, Привык разговаривать с нею, стал спрашивать у нее советов.
Этого было совершенно достаточно, чтобы наполнявшие гарем «анпиратора» казачки и солдатки взъелись на «маеоршу».
У наложниц Пугачева были в стане и родственники и дружки. Ядовитые бабьи языки принялись за работу. На Харлову стали взъедаться и разные влиятельные сторонники «анпиратора». Хлопуша, от-
ппавшийся бешеным нравом, первый стал попре- | н ть Пугачева тем, что он, поддавшись «маеорше», обабился и перестал быть лихим казаком. Пугачев ЦШ1ГО огрызался, но когда Хлопуша напугал его воз- мо кностью бунта верных казаков, сдался. Накануне у >да из черноярского лагеря служившие при пуга- 4(1 щах в качестве палачей башкиры и киргизы полу- |и in Харлову и ее братишку в свое распоряжение. Они вывели несчастных из войлочной юрты, служив- пм п им жилищем, дотащили до края заваленного ни долью оврага и там зарезали, как овец, а теплые | щг тела сбросили в яр. Были зарезаны и многие другие женщины, с которыми пугачевцам надоело инландаться.
Колее счастливыми или более несчастными оказа- 'III. I. те, которых закупили и угнали в степь кирги- )ы Иные из них позже попали из рук киргизов п руки персов и были отвезены в гаремы Персии, Турции и даже Египта, где искони был спрос на п. цотелых, голубоглазых и светловолосых славянских женщин.
После убийства Харловой Пугачев запил, допился до белой горячки, а оправившись, уже не попивался надолго ни с одной из попадавших и его руки полонянок. Продержит у себя одну-две и" in и дарит наложницу кому-нибудь из своих при- Пми,пенных. Из женщин, бывших в его гареме в те
, когда была жива Харлова, теперь остава-
| " | всего шесть: две рослые донские казачки, одна тюлицая мордвинка, еле говорившая по-русски,
д похожая на обезьянку молоденькая калмычка,
пдн.ч белобрысая и ширококостная сибирячка-старо- |"'|ц д и, наконец, неудержимо быстро старевшая цыганка.
Пес они давным-давно смертельно надоели «ан- шфдтору», и он уже несколько месяцев не удостаи-
■ и одну из них своим вниманием. И сам не
hi ui, зачем таскал их с собой. Много раз подумывал,
что от них следовало бы отделаться, но думал как-то лениво.
Теперь, накануне выступления в поход на Казань, он обратился к Зацепе:
А что, граф, у тебя баб много?
Зацепа махнул пренебрежительно рукой:
До черта! А что?
А я хотел, было, тебе еще какую подкинуть!
Кого это?—насторожился Зацепа.
Да из моих кобыл степных! — продолжал Пугачев.— Надоело таскать с собой.
Правильно! — одобрил Зацепа.— Пойдем к Казани— новых наберем, сами не будем знать, куда девать. Я до поповских дочек ласый: сытые они, поповны-то.
Ну, так как же? Берешь моих, что ли?
Всех?
А бери хошь и всех. Разе мне жалко?
А я что с ними буду делать?
А то же, что и я. Спать с ними будешь.
Вона. Меня и на моих не хватает! — признался Зацепа.—Я не воробей... Калмычку я бы взял: забавна она. Словно зверушка какая.»
Ничего. Веселая... когда не хнычет. Бери...
Взял бы и цыганку: любопытно. Николи с цыганками не путался.
А что особенного? — зеевнул Пугачев.— Баба, так она баба и есть... Бери!
А остальные мне не надобны!
А куда же мне их девать? — вяло вымолвил Пугачев. — Хлопуше отдавал — не хочет. Юрке навязывал— не берет, его Фимка какая-то оседлала... Князь Мышкину предложил — так он только что плечами пожимает. Брезговает...
Отдай французу. Вот, мол, тебе из царских рук презент.
И то! — оживился Пугачев.— Они, французы, говорят, страсть какие до баб ласые. Пошлю ему Машку
X (шорскую. А езовиту пожертвую Антонидку. А шведу с ичшогому — Федорку.. Ха-ха-ха! Спасибо за совет. II v так вот что: распорядись там... Пущай отведут и цок -то на пчельник. Останнюю, Василиску сибирскую, гони к полячишке.
Час спустя Зацепа вернулся, весело хохоча и зая- |'п |, что «кобылы»-то пошли к «немцам» с удовольствием но там, на пчельнике, вышла осечка. Иностранцы и тмились, смутились, посовещались, а потом отказались принять присланных им женщин.
Испужались? — засмеялся Пугачев.— Ну, ин мидно! Когда так, то так. Скажи-ка Шакирке, что ль._
Прикончить?
Не таскать же, в сам-деле с собою... Пущай Шшсирка как следовает... Он это дело умеет. Он тогда Хирлову-то резал.
Шакирка, рябой башкир, получив приказание рас- м|>.|питься с четырьмя женщинами, осклабился:
Секим башка. Немношка рэзал горла будим!
Вытащил из сапога кривой нож, попробовал лезвие
н» ногте, убедился, что нож достаточно остер, и наполнился в развалку к мазанке, где сидели на полу щипанные по рукам наложницы Пугачева. При виде ни чача женщины подняли крик.
Зачэм кричал, бариня? — пошутил Шакир, подвода к рослой смуглой казачке.—Савсэм нэ нада | ричал.
Он пинком свалил ее на глиняный пол мазанки, v перся коленом в ее спину, оттянул голову за длинную юн у, новел нож под подбородок и сильно дернул его
миерх И вбОК.
Зачэм кричал?—сказал укоризненно, переходя к следующей жертве.
•то была вторая казачка, та самая, которая в свое иремя, взъевшись на «барыню» Харлову, больше других обствовала гибели несчастной красавицы.
Казачка замерла, когда Шакир положил ей коря- иу«> лапу на плечо, но потом рванулась, изогнулась и
впилась острыми белыми зубами в руку башкира. Тот взвизгнул и, не взвидев света, ткнул ее кривым ножом в грудь. И еще, и еще.
Забившаяся в угол сибирячка выла, как пес на луну.
Немного спустя, Шакирка вышел из мазанки и сказал, сверкая белыми зубами:
Кунчал работа. Всио чотыри рэзал, как барашка.
Молодец! — похвалил его Зацепа.
Я молодца! — сам себя похвалил Шакирка.— Я — джигит™ Я усио рэзал.
Вот, погоди: доберемся до Москвы — там тебе работы!
Будэм дэлай работа. Я радый! — согласился Шакир.
Покончив со своим «гаремом», Пугачев отдал строгий приказ «очистить лагерь». Было разрешено оставить одну бабу или девку на десяток мужчин, а остальных — выгнать. В стане поднялись вопли.
Изгонять баб был отправлен особый отряд из варнаков Хлопуши, к которым присоединились и добровольцы башкиры и киргизы. В стоявшем несколько в стороне отдельном лагере ведших с пугачевцами оживленную торговлю киргизов и персюков спешно заключались сделки: пугачевцы отводили туда женщин и продавали их желающим. Покупатели в этот день были очень разборчивы: так как от продавцов отбоя не было.
Бери, Ассан! — уговаривал молодой казак знакомого киргиза.— Марьей зовут. Работящая!
Ассан смерил стоявшую перед ним бледную бабенку с головы до ног, потом замотал головой.
Нэ надо!
Почему не надо? — приставал казак.—Дешево отдам. Она и ткать, она и прясть, она и все такое...
Нэ биром. Она с брухом.
Велика важность! — возразил казак.— Разродится, вот и все
С брухом нэ нада. Бэз брухом биром.
Казак дернул бледную бабенку за руку.
Ну, и куда ж я тебя, Марья, девать буду?
1!аба всхлипнула.
Пойдем в степь, что ли ча...
Ома покорно пошла за ним.
Зайдем в кусты, что ли? — предложил казак.
Они зашли в кусты. Несколько минут спустя казак
tti.K кочил из кустов и побежал в стан. Тело Марьи и I ало в кустах, нелепо раскинув голые ноги. Из неохваченного ножом горла выскакивала струйки | |Mnm и стекали под запрокинутую голову.
Отряд Хлопуши отобрал у пугачевцев свыше дну к тысяч женщин и полторы тысячи детей и пи нал их в овраг. При входе в овраг была постав- ми I, стража из старых варнаков. Бабы плакали, и и д и, проклинали варнаков и Хлопушу. Варнаки Посмеивались.
Какой-то одноглазый соратник Хлопуши доброму hi но уговаривал бесновавшихся баб:
Чего бунтуетесь? Как смеете против царской моли идти?
Душегубы вы! — отвечала какая-то средних лет |ш< I романная баба, державшая на тощих коричневых pyi ix недавно рожденного младенца.— Что мы теперь делать будем? Бросаете нас, как собак„
А то и будете делать, что раньше делали! — отмечал равнодушно варнак.— Ваше дело женское из- меп ное. Ребят делать будете!
- Да с кем же мы ребят делать будем, когда вы V1 >дите?— голосила тощая баба.
Н-ну, было бы болото, а черти будут. Мы уйдем — др/гие придут. Рази в степу людей мало? Разойдетесь по хуторам.»
Да вы, каторжные ваши души, все кругом ра юрили! Да вы всех мужиков угоняете.
Ну, вот и дура! Как это — всех мужиков? Мало ли их на развод остается? Старики сидят. Мальчишки. А вашу сестру куда ж собою таскать?
А мы как же теперя кормиться будем? — озли лась баба.— Кричали, кричали, что, мол, и тебе воля, и тебе земля, и все такое, а теперь—на, поди: как собак в степь выгнали...
Тако дело, милая. Ничего не поделаешь!
Так зачем всю кашу заварили?
Ну, это не твоего ума дело. И нечего изводиться. Другим хуже приходится. Вон, царь-батюшка своих четырех девок прирезать приказал.
Так то — шкуры барабанные. А я мужа мово законная жена. Мы в церкви венчаны... Своим хозяйством жили. У нас три лошади были, двух коров держали..
Твои коровы при тебе и остаются.
Как бы не так! Остаются! Лошадей под конницу забрали. Коров угнали да зарезали. Одна изба пустая осталась!
А ты тому радуйся, что хоть изба осталась.
А что я в пустой избе делать буду? Есть-то с ребятами что буду? Отдайте мне мово мужа, душегубы! Сейчас отдайте!
Варнаки расхохотались.
Сейчас, сейчас отдадим! — сказал один h:i них.— Андрюшка! Ты, что ль, ейного мужа в штаны спрятал? Отдавай ей сейчас. Нечего, брат, баловаться!
Андрюшка, подмигивая, спросил у плачущей бабы, хочет ли она в самом деле, чтобы он, Андрюшка, отдал ей мужа. Баба разразилась прокляти ями, потом упала на землю и принялась кататься, дико воя.
Как только стало темнеть, на необозримом пространстве вокруг Чернятиных хуторов запылали бес численные огни костров. Пугачевский стан предал-