— Мне кажется, что Пер прав, — подал голос Уэлш, — когда Мария навещает наш холостяцкий домик, сразу тянет расслабиться, забыть о Конгрессе и глотнуть виски.
— А главное, сразу есть, о чем поговорить, — опять влез Йоцхак вдруг… натурально голосом Марии, бросив свой ироничный взгляд в сторону главного техника.
Пер и Дермот оба вздрогнули от неожиданности, но Дермот еще и побледнел, уставясь на Йоцхака, как будто выбирал, с какой части тела его лучше всего начать медленно убивать. Он медленно подошел к Йоцхаку и стал трясти перед ним своим громадным указательным пальцем.
— Я сто раз предупреждал тебя, чтобы ты при мне говорил своим голосом! Ты здесь не у себя на Станции, и ты знаешь, как я этого не люблю!
— Я забылся… — сказал Йоцхак… голосом Дермота Уэлша.
Офицер безопасности медленно, на негнущихся ногах попятился к бару.
— У меня есть одно интересное сообщение, Йоцхак, — произнес Пер, — и если бы Дермот сейчас убил тебя, ты бы никогда уже этого не услышал…
— …по своей собственной вине, — проворчал Уэлш, проглотив дозу какой-то светлой жидкости, прикрыл бар и вернулся в свое кресло.
— Так будем мы сегодня говорить о женщинах или нет? — потребовал, как ни в чем не бывало, Йоцхак.
— Всего несколько слов еще об их детях, — попросил Пер. — Перед миссией в этот район я внимательно просматривал сведения о способах отбора лидеров в Большой Империи. Я обратил внимание на особенную чехарду, которая всегда бывала здесь с наследованием власти. То есть я имею в виду не обычные, как в Цивилизации, военные перевороты, интриги, заточения в крепость и прочие способы устранения законных и незаконных наследников и наследниц. В этом вкусы и методы Большой Империи и стран Большого Конгресса всегда были примерно одинаковы. Но я обратил внимание на одну особенность, которая характерна исключительно для неочеловеченных популяций, с которыми нам приходится иметь дело. Вспомним, что происходило в человеческом обществе? Между кем шла борьба за власть? Кого резали и заточали или, наоборот, кем бывали отравляемы, побиваемы и сожигаемы сами участники данного процесса? Вот именно — себе подобными, живыми людьми, «родными и близкими», друзьями и женами, любовниками и любовницами, с которыми, может быть, минуту назад они еще были в самых дружеских отношениях, а может быть, эти отношения еще и потеплеют снова! Но в Большой Империи повторялась часто одна и та же, фантастическая или даже просто невообразимая история.
Вы можете посмеяться надо мной или мне не поверить, но… я должен вам рассказать, чтобы вам стали понятны некоторые мои предположения.
Исторически — если мы, ради пользы дела, закроем глаза временно на тупиковость данной популяции и применим к ней это слово — исторически, — исторически здесь установилось очень странное правило наследования власти. То есть в борьбе за власть они здесь, можно сказать, почти что не отличались от человеческих обществ — та же поножовщина и авантюра, те же перевороты и интриги, но если в цивилизованных обществах такая борьба идет между конкретными, скажем так, людьми или там принцами крови, то в Большой Империи она идет из-за наследника… которого нет еще и в программе! Трудно сказать, каким именно образом они пришли именно к таким, а не иным правилам наследования.
По всей видимости, это последствия той неразберихи, которая сопровождала популяцию на ранних ступенях ее развития. Но я склонен также думать, что дикие законодатели вовсе не были лишены здравого смысла, когда вывели из процесса наследования живое существо и обратили всю энергию и весь пафос борьбы — на миф! Живого наследника здесь ни во что не ставили — и правильно делали! Наследник или умирал не вовремя, или он заводил детей от разных женщин, и теперь не только он сам, но и дети начинали оспаривать право наследования. Конечно, борьба всегда полезна для развития и естественного отбора, но в данном случае почкование наследников привело к тому, что лидеры уже стали меняться, скажем, как клиенты у женщины в борделе, но ведь хочется пожить спокойно! Хотя бы в период брачных отношений, рождения потомства, его выхаживания и захвата для него места под солнцем!
Как и у людей, здесь у особей этот период делится на: один год ухаживания за самкой, один год на первый приплод, восемнадцать лет на выхаживание, итого — двадцать. Это именно срок, на который надо обеспечить спокойствие между двумя последовательными схватками за власть. Но и сама схватка требовала определенной регламентации хотя бы в силу откуда-то занесенной в ген дикарей склонности к бюрократии. Но о каком порядке или регламентации могла идти речь, если внешний вид конкурентов вызывал у них животную ненависть, требующую своего немедленного удовлетворения либо в победе, либо в смертельном исходе для самого себя.
Середины быть не могло. В таких условиях подстановка на место наследника какого-то отвлеченного понятия была оправдана, ведь таким образом ничья морда уже не оскорбляла своим присутствием личного достоинства конкурентов. То есть никаких отрицательных эмоций у конкурентов в момент принесения присяги наследнику не могло уже возникать в силу простого его несуществования в материальном мире. Что же это могла быть за химера такая, которая бы заменила живое существо, претендующее на власть?
Правильное решение было не сразу найдено. Вначале оно было громоздким, предусматривало постоянное наличие при дворе, по крайней мере, двух лиц, причастных к наследству непосредственно, а именно — и отца, и матери наследника. Скажем так: дочь правителя, или какая-либо другая самка, имеющая отношение к правящему роду, отдавалась избранному жениху, и одновременно подданные присягали их будущему ребенку как царю. Они выигрывали, таким образом, двадцать спокойных лет жизни и, по прошествии этого срока, достигший совершеннолетия ребенок опять женился или выходил замуж, и подданные снова присягали их будущему ребенку. К сожалению, отцы наследника тоже стали вступать в борьбу за власть, или попадались бездетные пары, и это, в свою очередь, тоже путало все карты стаду.
Поистине только светлые головы могли прийти к смелому выводу, что и два живых существа, причастных к рождению наследника — это слишком много! Достаточно и одного…
Во-первых, таким образом, навсегда решается вопрос возможных трений между законным правителем и, скажем, отцом-производителем наследника, из которых редкий не пожелал бы отхватить кусок пирога себе, а то и всю кухню власти. Во-вторых, и это самое главное, — отец-производитель… должен был умереть в день зачатия! «Ты жених и должен оплодотворить и умереть. Ибо в детородном члене заключена смерть», — говорит Иакову перед свадьбой его у Лавана собакоголовый — порождение ошибки, подмены тела матери в темноте ночи…
Раньше отец для этого тщательно отбирался из онанистов — настоящих онанистов, которые не выдерживали энергетической связи с женщиной и умирали прямо в ее объятиях в момент эякуляции. Вначале такие особи охотно соглашались стать отцом наследника, не подозревая, что именно ждет их на брачном ложе. Их было совсем нетрудно убедить в возможности благоприятного исхода Оплодотворения, так как аборигенов история не учит — даже история всего-то двадцатилетней давности! Да и стал бы задумываться дикарь, которому выпало нежданное счастье пожить при дворе, ведь иногда нужных особей подбирали на задворках Империи — не всегда найдешь заядлого онаниста среди только придворных. Наконец, развилась практика выращивания таких «отцов» в инкубаторе.
Вначале мальчиков воспитывали, как в английском работном доме, а после полового созревания переводили на режим тех учреждений, которые Америке известны как массажные кабинеты.
Здесь молодые женщины регулярно удовлетворяли мальчиков своими нежными ручками или губками в течение нескольких лет, пока мальчики не становились совершенно непригодными для полового акта с женщиной. Такой самец умирал уже стопроцентно в полноценных объятиях девушки, привыкнув лишь к удовольствию без всякой активности со своей стороны и не выдерживая поэтому сильного энергетического обмена. Самцы-производители одноразового использования из дворцового инкубатора теперь всегда были под рукой. К сожалению, последний шаманский переворот оказалась столь разрушительным, что от прежней культуры ничего не осталось. Великолепные инкубаторы по требованию революционного большинства стада пришлось ликвидировать. По их замыслу, теперь все должно было обрести формы объективности и равных возможностей, а в особенности — отец будущего наследника должен был теперь появляться как бы случайно, в процессе естественного отбора, а не выращивания элиты на ферме. Онанизм теперь стал широко пропагандироваться и изучаться в системе среднего образования. Появилась сексуальная теория больших империонов, которая признавала онанизм большим благом и даже как показатель хорошего питания мужских особей вследствие успешного решения продовольственных задач, причем молодых самцов стали призывать к увлечению онанизмом сами женщины, — видишь, Уэлш, я даже не употребил слова самки…
— Это, по-твоему, разговор о женщинах? — не выдержал Йоцхак. — А по-моему, ты сошел с ума! Ты уже битый час говоришь об онанистах…
Пер остановился. За окном плавал в один из тех чудесных солнечных вечеров, когда природа манит на воздух, но в этот раз она будто кричала, заклиная — уловившего такие сигналы — и носа не высовывать из дома, если ему не хотелось попасть под каток надвигавшихся больших событий.
— Между прочим, мне передали приглашение на этот Обряд: нас всех ждут завтра вечером в Усадьбе… — сказал Пер.
— Какой Обряд? — спросили разом Йоцхак и Уэлш.
— Обряд того самого Оплодотворения Матери Будущего Наследника. Поэтому, Уэлш, — обратился Пер к дуболому, не обращая внимания на застывший с интересом Персонал, — тебе все-таки придется исполнить роль лазутчика. Сходи сегодня, посмотри, что там делается в Усадьбе. Только, — прибавил Пер, — насколько мне известно, около Усадьбы много охраны. Прошу тебя, Уэлш, ни с кем не связывайся, охрану со всем своим искусством обходи и никуда больше не залезай — меня интересует только Усадьба!
— А жених-то кто? — спросил Йоцхак.
— Именно это, может быть, и удастся выяснить Дермоту!
ТРЕТИЙ ПРОТОКОЛ
Министр: «Господин секретарь, рядом со Мной сейчас находится второе лицо Империи, господин Прокурор Калиграфк. Мы хотим сделать вам официальное приглашение. Завтра у Нас будет свершен важнейший священный Обряд, и впервые Мы хотели бы пригласить на него представителей Большого Конгресса. Мы считаем, что этот шаг будет способствовать укреплению доверия и взаимопонимания между Нашей и вашей империями».
«Голос секретаря»: «Мы думаем, что такой жест доброй воли будет по-настоящему оценен Конгрессом, господин Министр. И кого же вы хотели бы видеть у себя нашими представителями? Но, прежде чем вы ответите, я могу конфиденциально сообщить вам, что Персонал Станции, который обслуживает вас, наделен очень широкими полномочиями, вплоть до дипломатических…»
Министр: «Конечно, Мы это знаем, именно поэтому Мы и хотели пригласить на празднество именно Персонал. К тому же… тут есть еще одна деталь, которая вынуждает Нас сделать именно выбор в пользу этих людей.
«Голос секретаря»: «Я рад, что вы их цените и доверяете им, господин Министр».
Министр: «Этот Обряд, господин секретарь, малоизвестен в мире, нигде вы не встретите ничего подобного, и вот для того, чтобы его могли правильно оценить представители Большого Конгресса, первый раз его должны увидеть именно те, кто уже пожил в Нашей Империи и привык к ее обычаям и к Ее людям».
«Голос секретаря»: «Я уверен, что наши представители из числа Персонала Станции сумеют по достоинству оценить ваш праздник».
Министр: «Конечно, Мы им доверяем, и все же Нам хотелось бы по возможности предупредить некоторые непредвиденные эксцессы. Например, у праздника есть вот какая особенность: одним из главных действующих лиц на нем, а лучше сказать — в самом центре этого Священного для Нас Обряда — будет находиться не совсем обычный человек, вернее, наоборот, настолько обычный, что может произвести самое неожиданное впечатление на тех, кто по условиям своей жизни и работы вращается, главное, в высших и средних сферах и никогда не опускается, так сказать, до улицы. Наверное, во всех частях света простолюдины могут производить самое сильное впечатление на таких людей своей внешностью и своим поведением».
«Голос секретаря»: «Если вы под именем простолюдина подразумеваете мужчин и женщин, которые никак не связаны с политикой или высшим светом, то, по нашему мнению, они от этого только выигрывают…»
Министр: «Конечно, господин секретарь! Я ничего плохого не хотел сказать о простых людях, но дело в том, что у Нас эти люди слишком отличаются от общепринятых стандартов, простите за каламбур…»
«Голос секретаря»: «Ничего, продолжайте…»
Министр: «Вы знаете, Наша Империя пережила тяжелые времена, и теперь Нам приходится нелегко. Все это накладывает свой отпечаток на Наших империонов и отражается на их детях. Тяжелая жизнь родителей совсем не так благоприятно сказывается на потомстве, как этого хотелось бы. У Нас сейчас высокий процент врожденной инвалидности, и зачастую люди выглядят просто ужасно, господин секретарь, они неказисты, кривы, уродливы… если не сказать больше, господин секретарь».
«Голос секретаря»: «Что же может быть больше?»
Министр: «Мы не готовы заранее предугадать, какое именно впечатление произведет на ваших представителей тот простолюдин, который удостоен на этот раз исполнить главную роль в предстоящем Священном Действе, но Мы хотели бы заблаговременно вас заверить, что, несмотря на его внешность, в душе этот человек безупречен. Господин Прокурор подсказывает мне, что это, может быть, лучший исполнитель Обряда за всю его историю. К тому же, сам Обряд настолько труден, что в прошлом у Нас бывали случаи, когда исполнитель главной роли от чрезвычайного волнения не выдерживал и здесь же отдавал богу свою душу. Мы хотим сказать, что простолюдин, которого на этот раз увидят ваши представители, подвергает себя великой опасности — и это обстоятельство тоже, наверное, подымет его в ваших глазах, несмотря, повторяю, на всю его импозантную внешность».
«Голос секретаря»: «Мы, безусловно, примем к сведению все, что вы только что сказали, и возьмем в расчет внутренний мир исполнителя главной роли. До свидания, господин Министр».
Министр: «До свидания, господин секретарь».
«ДОНЕСЕНИЕ 3
В Заповедник привезена паршивая овца. Есть основания полагать, что овца будет пущена в стадо уже завтра, в субботу, и сильно его попортит.
— Пер».
ГЛАВА XI
Дермот Уэлш оказался на поляне перед Усадьбой в том самом месте, где часом раньше пошли Мария с Художником. Так же, как они, он увидел перед собой развалины древнего строения. Так же, как и Магнус, он заметил в стороне как из-под земли выросших ему навстречу вооруженных людей. Но, в отличие от остолбеневшего в сомнениях Магнуса, Дермот быстро окинул их оценивающим и заинтересованным взглядом.
Уэлш прошел в свое время обычную подготовку в центре биороботов для использования в военных операциях и прочих деликатных правительственных нужд Цивилизации. Мужская поросль, попадавшая туда после тщательного отбора, становилась через шесть лет обучения неуязвимыми профессиональными убийцами и либо служили в армиях Большого Конгресса, либо нанимались в частные компании со специфической сферой деятельности, условно не возбраняемой законом.
Можно, наверное, с большой натяжкой причислить к таким сферам и Станцию, но причина появления среди ее персонала Дермота в качестве офицера безопасности носила налет и некоторой романтичности. А именно — у Дермота вышли нелады с женщиной, и его тонкая натура решила искать забвения где-нибудь вдали от Цивилизации. Этот частный случай с Дермотом Уэлшем только лишний раз подтверждает неимоверно возросшую требовательность женщин современной Цивилизации, когда они, как поговаривают, способны сжить со свету даже биоробота.
Дермот Уэлш еще раз взглянул на Развалины и вдруг пошел в сторону Усадьбы прямо на вооруженных охранников.
Оказавшись на расстоянии человеческого голоса, он услышал, как ему приказывают остановиться. Дермоту не хватало дистанции, чтобы экстраполем отвести внимание этих существ — трудно было бы подобрать другое определение им с их нелепыми автоматами в руках, горами мышц и искаженными сознанием своей значимости лицами, как будто их специально выращивали в недоступных человеческому духу подземельях, и отсутствие этого духа в них было теперь той белизной, которая раскрашивает тараканов, выросших в абсолютной темноте.
— Стоять! Дальше нельзя!! — истошно закричал опять тот, что был ближе всех к Дермоту.
Оставалось сделать еще несколько шагов — и они бы просто не увидели Дермота, отвлеченные зрелищем чего угодно, но только не его фигуры — но сарай из толстых бревен позади заградительного отряда манил его все настойчивей: чем больше делалось препятствие для успешного исполнения приказа, тем больше росла у биоробота потребность его исполнить. Дермоту было приказано посетить Усадьбу — и тем вероятней он нанесет этот визит, чем больше проблем возникнет у Дермота на его пути.