Четвертым был Сёрега Самойлов. Это был атлет с широкой грудной клеткой и могучими бицепсами. Его где-то подцепил Сева, который по совету командора присматривался к абитуриентам,, успешно проходящим испытания. Спокойный, уравновешенный, он сразу пришелся по душе каждому из нас.
Мы все сравнительно легко одолели первый тур конкурсных испытаний. По условиям второй тур абитуриенты должны были пройти в составе экипажа из пяти человек, который подбирался самими участниками. Поскольку у нас стараниями Володи заранее сложилась дружная четверка и оставалось подобрать лишь одного достойного кандидата, мы сначала привередничали, считая, что нашему экипажу подойдет далеко не каждый. Пока мы глубокомысленно изучали этот вопрос, всех хороших ребят расхватали. Пришлось выбирать из последнего десятка. Когда я подвел Сашку к командору, тот лишь презрительно хмыкнул:
– Задумчивым кенгуру нечего делать в космосе!
– Это вы мне? Я, понимаете, не набиваюсь, - покраснел от обиды Саша.
Краснел он удивительно. Сначала у него вспыхивали уши, потом волна покраснения распространялась на щеки, и, наконец, красное смещение, или эффект Доплера, как выразился наш остряк Сева Смолин, захватывало шею.
– Брось, командор! У меня интуиция. Он нам пригодится.
Я проговорил это вполне убедительно, хотя мной руководила не столько интуиция, сколько антипатия к другим кандидатам. Правда, была еще Майка, но командор с самого начала решительно высказался против девчонок.
Саша, надо сказать, действительно выручил нас. Среди множества испытаний и тестов самым сложным для нашей команды.оказался реохорд. Это нехитрое приспособление, когда за него усаживалось сразу пять человек, вело себя подобно неуправляемой плазме, грозящей в любой момент вырваться из своего магнитного заточения. Горит время, искрят нервные клетки, и никто не представляет, как управиться с этой стихией. Нас не знакомили с устройством прибора, но понять его принцип несложно: каждый реохорд, укрепленный на столике, отгороженном от посторонних взглядов пластиковыми щитами, снабжен вольтметром и соединен с другими в одну цепь.
Задача - выгнать стрелку своего вольтметра на нуль. Каждый участник испытаний гоняет рукоятку реохорда по своему разумению то вправо, то влево, меняя сопротивление в общей цепи и тем самым нарушая равновесие всей системы. Стрелки скачут как ужаленные и, кажется, готовы выпрыгнуть наружу и помчаться сами по себе…
Не знаю, кто из нас первый понял, что не следует спешить с реакцией на информацию, но постепенно стрелки успокаивались и вдруг повели у всех в одну сторону. Оставалось не торопясь подогнать их к нулю. Естественно, во время испытаний мы не могли, знать, что Сашка, чтобы вывести нас из тупика противоборства, загнал на своем реохорде рукоятку вправо до отказа и тем самым вызвал согласованное движение нашей команды в противоположную сторону. Кроме сэкономленного времени, нам достались призовые очки за оригинальность решения. Командор, узнав об этом, хлопнул меня по плечу.
– Соображаешь, кого брать в команду! С призовыми очками можно кое на что надеяться!
И мы надеялись. Может быть, не все испытания второго тура команда прошла с блеском, но результат, как говорится, налицо: из сорока команд только семь сохранили свой экипаж без потерь, в том числе и наша. Из остальных отсеялось по два-три человека. От избытка счастья мы тискали друг друга, заглядывали в списки, убеждаясь, что наши фамилии не испарились, и снова излучали радость, не обратив внимания на те несколько строк приказа, которые предваряли эти списки. Именно тогда Сашка, наш задумчивый кенгуру, и задал свой вопрос, спустив нас с небес: - Володя, а что такое лабиринт?
Командор в недоумении оглядел Сашку с головы до ног.
– Ты о чем?
У Сашки началось Доплерово смещение, и он неуверенно ткнул в верхние строчки.
– Вот здесь сказано: “Зачислить до прохождения лабиринта…” Четыре пары встревоженных глаз уставились на командора.
– Не знаю, ребята, - развел руками Мовшович. - Я тогда расстроился, сами понимаете… и не узнал, что было потом. Как-то не обратил внимания…
– Эх ты! - сказал Серега с сожалением. - Раз собирался повторно, надо было разведать все до конца.
Здесь подошла Майка и перебила нашу весьма содержательную беседу…
– Экипажу Мовшовича наш космический!
– Ты тоже прошла, Майя, - вставил я словечко. Почемуто мне приятно было первому сообщить ей об этом.
– Спасибо, Миша. Я знаю, - она откинула рукой прядь льняных волос и приязненно осветила меня своими огромными синими глазами, честно. Я как-то с общей школы побаиваюсь красивых девчонок. В них есть что-то завораживающее. Гипноз, что ли? Я не люблю, когда меня гипнотизируют, и сопротивляюсь всеми фибрами… А вот с Майкой ничего, хотя она покрасивее наших девчонок. Мы с ней познакомились в монорельсе, еще когда добирались сюда. Я в Москву попал с опозданием, еле поспел к отходу монорельса, минут пять оставалось. Выбегаю на перрон… Смотрю, стоит девчонка, такая растерянная, чуть не плачет. В одной руке серый, видимо, еще дедовский, чемодан; в другой - портфель, под мышкой учебники, и еще две книжки валяются у ног. Поднял, смотрю: “Вариации полетного веса при субсветовом разгоне”. Вещь чисто теоретическая… Зачем это нужно ей? Сразу сообразил, что она тоже в Институт космонавтики. Схватил ее тяжеленный чемодан и втолкнул в первый попавшийся вагон. Только заскочили, двери захлопнулись. Ну, мы с ней до самого городка проболтали.
Когда с ней говоришь, забываешь, что она красивая и даже что девчонка… Бывает же так… Я все отвлекаюсь от основной мысли. Ну вот. Посмотрела она на меня и говорит:
– Ох, ребята! Завидую я вам. Вы, можно сказать, у цели.
– Но ведь и ты прошла, хотя твои коллеги…
Сева сложил губы трубочкой и выразительно свистнул.
– Вот именно, - Майка тряхнула головой, откидывая назад непокорные волосы. - Одна из всей пятерки. Теперь в какую еще попадешь… Да и ненадежны они, эти вновь образованные пятерки. Говорят, что те экипажи, которые прошли второй тур без потерь, выбираются из лабиринта, а из новых половина вязнет.
– Май, ты хоть объясни толком, что за лабиринт такой? - попросил я.
– Вы что, мальчики, темные? Лабиринт и есть лабиринт. Подземелье с сетью разветвленных и запутанных ходов. Если экипаж пройдет и не растеряет своих людей по дороге, значит, все. Его зачисляют окончательно…
Прошло около месяца с того разговора. Начались занятия.
Больше беллетристики, психологии. Нас заставляли моделировать условия необычных планет и искать решения задач в этих условиях, гоняли на центрифугах, определяя пределы наших физических возможностей, словом, вели подготовительную работу. Однажды утром наш наставник предупредил:
– Рекомендую сегодня позавтракать как следует. Пойдете в лабиринт.
– Это что, долго? - спросил Саша. - К обеду успеем?
– Было бы удивительно, если б вы поспели к ужину, - усмехнулся наставник. - Контрольный срок выхода из лабиринта - трое суток. Не уложитесь - считайте, что вам не повезло. Лабиринт - высшая приемная инстанция. Кто не проходит лабиринта, отчисляется из института без права поступления…
Сева присвистнул: - Даже так! Ну а если один вышел, а команда осталась?
– Всех, кто прошел лабиринт, как правило, зачисляют.
– Это как же? Трое суток бродить голодными? - забеспокоился Серега, который, хотя и отличался завидным сложением и силой, вечно бегал в буфет подкрепляться.
– Вам выдадут суточный запас.
– Почему суточный?
– Не слишком ли много вопросов, курсант? - наставник иронически сощурился, - Вы полагаете, что Институт космонавтики должен готовить неженок? Учтите, здесь требования повышенной жесткости.
Полный инструктаж получаем в проходной. Здесь командуют старшекурсники. Каждому вручается индивидуальный рюкзак: здесь суточный рацион, аптечка, термос на полторг литра воды и… аппарат автономного дыхания с запасом киcлорода на час.
– Это еще зачем? - не выдержал Мовшович.
– Все, что вам дают, необходимо для прохождения лабиринта, - ответственно заявляет старшекурсник и добавляет строго: - Всем подогнать заплечные ремни.
Знаем мы эту строгость! Сам небось в душе посмеивается над простачками, которые будут таскать на себе эту ненужную рухлядь, но ничего не поделаешь… Сидим ждем своей очереди. Пускают с получасовым интервалом, чтобы не собирались большими группами, как объяснили на инструктаже. Через стеклянную перегородку видно, как заходит следующая пятерка. Среди них, кажется, Майка, но рассмотреть не успеваю.
– Часы есть у всех?
Высокий блондин пытливо оглядывает нас, зажав в крупном кулаке не то ремешки с часами, не то еще что-то.
– Есть, - отвечаю за всех, потому что блондин смотрит сейчас именно на меня. Как они все-таки все серьезны, будто врачи перед трудной операцией. Даже под ложечкой засосало…
– Выкладывайте!
Он разжимает свой кулачище, и на столе возникает кучка ремешков с маленькими квадратными компасами.
– Надевайте это. Часы получите после прохождения. Ни в коем случае не снимайте приборы с руки. Они являются судьями на дистанции и свидетелями вашего прохождения. На стрелку не обращайте внимания. Она не покажет вам ни направления, ни расстояния, ни времени… При выходе без прибора или с неисправным прибором прохождение не засчитывается.
На обратной стороне ремешка полированные пластинки, скорее всего какие-то контакты. Едва надеваю прибор на руку, как шкала засветилась. Стрелка слегка отклонилась. Смотрим друг другу на руки: отклонения у всех разные, хотя и небольшие. Блондин собирает наши часы со стола. На моих без пяти одиннадцать. Значит, через пять минут…
– Все ясно?
– Можно вопрос?
Это командор Володя Мовшович. Лишняя деталь прохождению не повредит.
– Прохождение обязательно полной группой или допускаются потери?
– Это все на ваше усмотрение. Можно проходить и в одиночку, но группой легче.
– Время одиннадцать часов. Начинает прохождение экипаж Мовшовича, - прозвучал голос диспетчера.
Узкий туннель уводил все ниже и ниже и закончился крутыми ступенями винтовой лестницы. Отсюда три коридора, разделенные тонкими переборками, вели в одном направлении, и один под прямым углом уходил в сторону.
– Принцип выхода из любого лабиринта - держаться одной стенки, - выпалил Сашка и покраснел от собственной смелости. - Раз пошли влево, надо теперь держаться левой стороны.
– Этот вариант как раз и рассчитан на трое суток, пока не обойдешь весь лабиринт. Что скажешь, интуиция?
Командор любил навешивать на всех ярлыки. В сложных случаях, когда, казалось, испробованы все ходы задачи, я интуитивно нащупывал решение, и ребята уже привыкли полагаться на это мое качество.
Я пожал плечами: - Моя интуиция молчит.
– Ладно, тогда пошли в первый правый, - скомандовал Мовшович и двинулся по коридору. За ним последовали Сева Смолин и Серега Самойлов. Мы с Сашкой замыкали группу.
Других построений ширина коридора не позволяла. Если бы нам навстречу попалась другая группа, одной из команд пришлось бы прижиматься к стенке, чтобы разминуться.
Командор придерживался принципа левой стенки, и мы неизменно поворачивали в левое ответвление, а так как Мовшович постепенно прибавлял шагу, то мы, прилаживаясь к его темпу, скоро потеряли счет разветвлениям. В общем это были сплошные коридоры с однообразными светильниками, установленными по обе стороны через равные промежутки. Ходы лабиринта то вытягивались длинными прямыми коридорами, то змеились зигзагами, иногда открывая новое ответвление.
Возле одного из таких разветвлений командор остановился.
– Может, нарушим разок правило? Пойдем по правому ходу.
– Стоит ли? - засомневался Сева.
– Тогда проголосуем, - решил Мовшович и поднял руку.
Мне тоже не хотелось идти в левое ответвление, и я поддержал его, но мы оказались в меньшинстве.
– Ну что ж, - нехотя согласился он. - Пойдем посмотрим, куда кривая выведет.
Кривая закончилась через несколько поворотов тупиком с небольшим круглым залом. При желании здесь могли разместиться на отдых не больше десяти человек.
– Так, - без всякого воодушевления оглядел зал командор. - На сегодня демократии хватит. Интуиция, пойдешь рядом со мной.
Нам пришлось вернуться, и мы снова двинулись вдоль левой стены, пока ход не вывел нас на площадку, с которой мы начали свое путешествие.
– Приехали, - хмыкнул Сева. - Пойдем по второму кругу.
– Вертушка, - прокомментировал Саша. - В хороших лабиринтах их всегда достаточное количество.
– Помолчи, ты, знаток лабиринтов, - сердито сказал Мовшович. - Это по твоей милости мы отбарабанили такой круг. В лабиринте надо искать выход, а не принцип! Пошли!
Командор, не раздумывая, ринулся в самый правый ход.
Мы еле поспевали за ним. Теперь он ни с кем не советовался. Попав в тупик, Володя круто поворачивал и снова шагал впереди уверенно и ритмично, словно робот. Полтора часа гонки - и мы снова на той же площадке.
– Отдыхаем, - Володя привычно поднес к глазам руку, чтобы взглянуть на часы. - Черт! Даже времени не знаешь! Ладно, отдыхаем на совесть, но долго засиживаться нельзя.
– Залеживаться можно, - скинув рюкзак и блаженно вытягиваясь во весь рост на полу, заметил Сева.
– Надо, пожалуй, и подкрепиться заодно, - предложил Серега.
– Пожуй галетку, раз не терпится, - усмехнулся Мовшович. - Рекомендую всем не трогать рациона до конца дня. Поужинаем перед сном.
Отдыхали примерно с полчаса, и снова потянулись бесконечные зигзаги… В тот день мы все же обошли все закоулки левого крыла лабиринта и, поднявшись по лестнице, перешли к прямому ходу. Здесь, уткнувшись в первом левом ответвлении в тупик, мы завалились спать. Самое любопытное, что за весь день мы не столкнулись ни с одной группой, хотя на прохождение были направлены пятнадцать команд. Только один раз вроде донеслись голоса и послышались шаги…
К вечеру второго дня наши биологические часы в один голос потребовали сытного обеда и сна. На Серегу Самойлова жалко было смотреть. Видимо, его организм отличался особой способностью сжигать поступающие калории, и если наши ноги отказывались повиноваться, то о нем и говорить не приходилось. Не знаю, на чем держался Мовшович, но он один сохранил силы и еще пытался уговорить нас, но, как оказалось, совершенно напрасно.
– Это все ты, кенгуру, со своим дурацким принципом, - сказал он с раздражением, злясь на то, что время неумолимо отсчитывает секунды, а мы как будто не замечаем этого и, может быть, мысленно уже примирились с поражением. - Этот лабиринт не обойдешь весь и за пять дней. Надо было больше полагаться на здравый смысл и интуицию!
– Да-а, ты все время нарушал э-этот при-инцип! - вдруг начал заикаться Сашка.
– Как это нарушал? Мы последовательно проверяли все проходы слева направо!
– А надо не проходы! Надо держаться левой стены, - И куда бы она тебя привела? Прямо к выходу? Постучать и попроситься - выпустите нас, мы не туда попали?
– Зачем же к выходу? Надо, если уж вышли с первого раза с левого хода, миновать центральную площадку и продолжать держаться левой стены.
– И тогда бы мы попали в правое крыло лабиринта, где кто-то побывал до нас и убедился, что там делать нечего!
– А ты уверен, что они не допустили ошибки?
– Пошел, ты, умник! Все! Отдых кончился!
Командор поднялся и обвел нас сердитым взглядом, - Ну!
Самойлов, выдержавший, к нашему удивлению, дневную голодовку и даже не. прикоснувшийся к выданным продуктам, жалко улыбнулся.
– Володенька, я не говорю о сне, но надо хотя бы пообедать!
Командор позеленел. Он схватил свой рюкзак и вытряхнул перед Серегой весь свой оставшийся рацион.
– На! Жри! Ненасытная прорва! Из-за таких слюнтяев и я могу провалиться в этом чертовом лабиринте!
Мы все окаменели, только Саша, этот задумчивый кенгуру, поднялся и, спокойно собрав с пола консервные банки и пакеты, сложил их в рюкзак, завязал его и протянул командору.