Ирис в мужском поварском белом халате, размера на два больше ее стандартов, с неудобным расположением пуговок (сил и времени вечером ей хватало только на то, чтобы постирать халат), с перевязанным на голове белым платком, хлопотала на кухне возле электропечи.
На командном пункте Командора никогда не имелось обслуживающих роботов, всё и всегда здесь выполняли вручную, армейский устав не запрещал этого. Ирис после инцидента с роботами в отеле 'Судьба', попросила своего жениха, в скором времени ставшего супругом, чтобы в их доме не было ни одного робота. Она прекрасно и быстро освоила искусство приготовления пищи; приобретенные навыки пригодились Ирис в новых условиях.
Ирис готовила обед на всех выживших; помогал ей Гейн, молодой худощавый сержант с красивыми, тонкими, почти женскими чертами лица, с гладким безусым и совсем не загоревшим лицом, с выразительными, слегка на выкат, черными глазами. Ирис, увидев Гейна в первый раз, даже подумала, что если ему немного подкрасить глаза и надеть парик, а пудрить и не надо, то его очень легко можно принять за хорошенькую черноглазую женщину. Два других помощника, откомандированных на кухню, сержант Линк, сторожила этой базы, знавший в округе все окрестности, все горные тропинки диких животных, и сержант Корн, отменный стрелок из любого стрелкового оружия, с самого раннего утра ушли за пределы базы на охоту; летательные катера были заняты круглосуточно, так что на охоту приходилось ходить, как это делали в свое время их далекие предки.
На обед Ирис готовила макароны с отбивными из мяса марала, принесенного вчера охотниками; из мозговых костей того же марала, крупы и огромного пучка трав, собранных Линком, варила наваристый суп; из запасов 'НЗ', хранившихся на складе командного пункта и имевших большие сроки хранения, старалась брать минимум необходимого, в основном — крупы и макароны. А вот подстреленного Корном тетерева она приберегла для лежавшего в госпитале Линта, разделив его на пять суповых наборов; капитан Линт мог с минуты на минуту очнуться; для восстановления сил была необходима диетическая пища.
— Гейн, — позвала Ирис освободившегося помощника, отбивавшего до этого мясо, — сходи, пожалуйста, в госпиталь, посмотри: не очнулся ли капитан Линт.
— Хорошо. Сейчас, только руки отмою от этой…фу… крови, — высоким, почти женским голосом ответил Гейн, морщась и фыркая, глядя на испачканные руки.
…сержант Гейн шел по едва освещенным коридорам командного пункта в госпиталь, так с чьей-то легкой руки назвали комнату, где лежал капитан Линт.
'Подумаешь, герой нашелся! Все только о нем и трындычат. Спас! Герой! Молодец! Чем я хуже его? А может я в сто раз лучше его! Если бы меня отправили, я еще лучше смог бы, — что смог бы сделать, Гейн не уточнил, — угораздило же меня попасть в эту 'дыру'! Папа обещали, что после шести месяцев такой службы переведут лейтенантом в штаб Армии, а там открывались такие перспективы! Папа пристроили бы меня. А здесь, каждый задрипанный сержантишка ставит себя выше меня! Используют меня здесь как последнюю кухарку, как, — как именно, опять же не уточнил, — а еще к этой белобрысой уродине в посудомойки поставили; и что все мужики на нее таращатся; что они в ней видят такого, чего нет во мне! Бегай теперь, ее прихоти исполняй, ненавижу!' — То ли Гейн ненавидел Ирис, то ли всех, то ли саму жизнь, но в тот момент на него не стоило глядеть, чтобы не испортить себе на весь оставшийся день аппетит или оставить в сохранности ранее съеденную пищу.
Гейн открыл дверь госпиталя; капитан Линт лежал неподвижно.
'Пойти, что ли поближе посмотреть на этого… героя? — задал себе вопрос Гейн и даже сам удивился этому; нерешительно, крадучись, он направился внутрь комнаты. — А он ничего, красивы…' — На этом слове его мысль оборвалась, у него расширились зрачки глаз, он, спасительно глотнув глоток воздуха, начал медленно опускаться на пол, именно опускаться, словно кто-то его придерживал, невидимые руки не давали больно упасть, причинить травму.
30 минут спустя.
Ирис волновалась, посланного в госпиталь сержанта Гейна давно уже нет; она порывалась поднять телефон внутренней связи, настроенный на кабинет Командора, где уже какой день подряд, переоборудовав в научный центр, собрав в кучу все компьютеры, занимались биологи и ее муж. Она ни разу за эти дни не воспользовалась телефоном в личных целях, понимая, что Урасу сейчас не до нее. Но здесь совсем другой случай; выждав еще минут пять, она подняла телефон, услышав приятные волнующие гудки ожидания, представила Ураса, заваленного кучей бумаг с ручными расчетами, подсчетами, анализами, сопровождавшиеся понятными только ему рисунками, загибулинами и схемами, с тремя мониторами вокруг, с карандашом или авторучкой в зубах…
— Урас, это я! — взволнованно произнесла Ирис.
— Что случилась? — Урас понял, что Ирис звонит не потому, что, как и он соскучилась, а что-то произошло, что ей нужна его помощь.
Ирис рассказала Урасу, что переживает, чувствует, что в госпитале произошло что-то.
…Хайли бежала впереди Ураса, продемонстрировав вполне хорошие спринтерские качества. С порога госпиталя она увидела такую картину: в центре комнаты лежал без сознания помощник повара сержант Гейн; а Линт, ее Линт, сидел на кровати, пытаясь подняться, но ему не хватало пока сил встать. Хайли остановилась в растерянности; она не знала, что ей делать: бежать к Линту и от радости, от счастья, что он пришел в себя, расцеловать его, или оказывать первую помощь сержанту Гейну. Подоспевший Урас помог сделать выбор, подбежав к сержанту, нащупал пульс, из аптечки, которую предусмотрительно захватил с собой достал нашатырь…
Хайли сидела на коленях возле Линта, целовала ему руки, и шептала:
— Теперь все будет хорошо. Теперь все наладится. Теперь…
Линт еще не совсем все понимал, что произошло и что происходит; он не мог поверить своим собственным глазам, что перед ним сидит та самая обворожительная доктор, которая так ему понравилась. И о, чудо! Она целует ему руки! Она радуется! Она плачет! Ему даже показалось, что она любит!.. Он ущипнул себя за ухо. Это не сон! О счастье!..
За 30 минут до этого.
'Она' скопила достаточно сил, чтобы ощущать себя заново 'великой'; 'она' освоила новый метод сканирования людей; 'она' отправляла невидимый для человека луч и изучала 'объект', ища комфортный во всех отношениях 'дом' для себя.
Двух из трех посетителей, приходивших навещать капитана Линта, 'она' знала, то были 'ее' заклятые враги, те, кто помешал 'ей' двадцать лет назад завладеть планетой; третью посетительницу, больше всех интересующуюся телом носителя, 'она' не знала.
Среда, в которую проникал 'ее' луч, в женщинах оказалась враждебной для 'нее'. Ужиться с ними 'она' не могла, те просто погибнут, как погибал сейчас Линт, а 'ей' необходим не только 'дом', но живое тело, способное исправно обеспечивать 'ее' необходимой энергией и переносить в заданном 'ею' направлении. От Ураса ее луч отлетел, как мяч от стены; 'она' едва успела его поймать; повторных попыток эксМЭМ предпринимать не стала, рассудив, что не стоит лишний раз играть с огнем, пока не будет полностью готова, вот тогда 'она' сыграет и покажет все свои возможности.
В четвертого посетителя 'она' зашла, когда тот стоял еще на пороге, а в комнату он уже шел не сам, на невидимой веревочке его вела 'она'. Рисковать 'она' не могла; терять части себя при 'прыжке' — была непозволительная роскошь; 'она' подвела Гейна на максимально близкое расстояние к Линту и прыгнула. Не мешкая, впилась в него всеми своими 'зубами' и 'когтями' со всех сторон, не оставляя никаких шансов на сопротивление. А он и не сопротивлялся; ему стало даже приятно от 'ее' присутствия; пусть 'она' делает всё за него, как до этого делали мама и папа.
Гейна устроил их союз…
'Она' осталась довольна носителем…
Сделка состоялась!!!
Глава 7
Начало
Планета Земля
115 тысяч лет до нашей эры
— Командор, мы приближаемся к Дему, — доложил лейтенант Шумер, пилот катера, еще недавно закрепленного за Гором, как за главнокомандующим армии Дема, одного из самых экономически развитых государств в ближнем Космосе. — К тому, что от него осталось.
С высоты полета катера ни острова, ни океана, омывающего клочок земли, видно не было; сплошная облачность из пыли от рассеянных материков и пара окутывала всю земную поверхность 'серым смертельным покрывалом', пряча от солнечного света 'творение' рук человеческих.
— Командор, начинаю снижение. В какую часть острова мы летим, где производить посадку?
— Выбирай в центре острова самое высокое место с максимально ровной площадкой в диаметре метров пятьсот, не меньше.
— Понял, командир! — Шумер набрал на клавиатуре панели управления предполагаемые параметры для посадки; тут же перед ним в графическом изображении появилась карта острова в трех плоскостях.
— Командор, есть такое место, ровно срезанный рассеивателем хребет горы. Диаметр образовавшего пятака почти пять километров, расположен на высоте 1300 метров над поверхностью океана, со всех сторон место окружено горными хребтами и скалами, но все находятся ниже. Командор, от Дема остался только горный участок, не заселенный до этого людьми, поэтому, наверное, и уцелевший. Вам распечатать карту острова?
— Да, сделай семь стандартных копий и одну увеличенную.
Катер по просьбе или приказу Гора, что собственно являлась одним и тем же: авторитет Командора среди спасшихся не подвергался никаким сомнениям, все видели в нем не формального лидера, а человека, твердо знающего, что и как необходимо делать, куда, в какую сторону направлять усилия, приземлился не в центре искусственно образовавшейся площади, а на окраине, в самой северной ее части.
Гор спешился первым, что еще недавно было бы невозможным с точки зрения служебной субординации, а за ним небольшой отряд сопровождения. Гор отдал приказ, чтобы разгружали коробки и разбивали походный лагерь; он первый раз после гибели цивилизации стоял на земле, а не под землей; о не узнавал ничего вокруг, будто высадился на чужую необитаемую планету с одинаковой с Землей гравитацией и наличием кислорода в атмосфере. Тяжелые, очень низкие сплошные серые, давящие тучи окружали и прятали остров со всех сторон. Командор посмотрел на часы, отняв имеющуюся разницу с командным пунктом, где уже давно наступил вечер, поднял свой взгляд вверх, пытаясь найти в зените Солнце. Но тщетно. Не имелось и намека на Светило, словно оно — Светило, закрыв руками лицо, не желало глядеть на обезумевшую планету, бьющуюся в предсмертной агонии, навсегда погрузив ее в свою тень. О жизни напоминал лишь океан; шум волн бьющихся где-то далеко в низу об отвесные скалы, эхом долетал до Гора, пытаясь рассказать то, что известно только ему, то, чему он стал невольным свидетелем.
— Командор, — обратился пилот катера лейтенант Шумер. — Все разгрузили. Разрешите узнать, когда мне прилететь за вами?
— Шумер, возвращайся на базу, я сам свяжусь с тобой, когда понадобишься.
— Есть, Командор! — Лейтенант, отдав рукой честь Командору, бегом направился к катеру; он не понимал, как Командор собирается связаться с ним: в выгруженных коробках кроме палаток, спальных мешков, альпинистского оборудования, банок с консервами не имелось ничего, что походило бы на рацию; но коль сказал, значит свяжется неведомым образом, решил Шумер.
В первую ночь на некогда родном материке, а теперь на пустынном безжизненном острове Командор не спал, не потому, что не мог или не хотел, он заставил себя не спать. Утром Командор еще раз проинструктировал небольшой отряд, которому, разбившись на две группы по три человека, предстояло обследовать остров, нанести на карту уточняющие данные, пещеры, спуски к океану, наличие запасов пресной воды, растительности, животного мира — то, чего нельзя было сделать без личного присутствия человека. Одна группа выступала с севера на восток, вторая — на запад, а через восемь-девять дней, совершив полукруг, разведчики должны были встретиться и вернуться на стоянку. Командор пожелал всем разведчикам удачи и дружески пожал мужские руки; разведчики покинули стоянку…
Гор стоял на ровной, неестественно гладкой, каменистой поверхности острова, срезанной рассеивателем Ада, как на площади, в ожидании предстоящего парада войск. То, что он задумал, в случае успешного воплощения, могло опровергнуть устоявшееся утверждение среди армейцев, что один в поле не воин. Он должен стать не просто воином, а созидателем, творцом на этом поле! Иначе… Но об этом Гор не хотел думать. Оставив стоянку, он направился налегке, не взяв с собой даже питьевой воды, в центр искусственного поля.
В последующие семь дней и ночей авиа или космическая разведки, если таковые кем-то проводились, зафиксировали бы в центре идеально ровной площадки острова одинокую, неподвижную фигуру живого обитателя планеты. Это могло удивить наблюдателей, собственно и удивляло наблюдателей, направленных Межгалактическим Союзом в Солнечную Систему с целью изучения последствий недавно происшедшей драмы на Земле. Но то, что они увидели на восьмой день, заставило их даже усомниться в исправности бортового оборудования, зарегистрировавшего на месте еще мгновение назад сидевшего человека огромное сооружение, излучающее в Космос в разных звуковых и световых волновых диапазонах информацию.
Командир звездолета ДКНМС (дальнего космического наблюдения Межгалактического Союза) капитан первого ранга Ратан, нарушив все инструкции, отдал команду войти в атмосферу на видимый невооруженным глазом контакт.
— Не может быть?! — глядя на четырехстороннюю пирамиду совершенных форм из золота и платины, возникшую из неоткуда на пустынном острове, произнес изумленный Ратан, обращаясь к остальным трем членам экипажа космического Наблюдателя, пораженным в не меньшей степени, чем сам. — В этой реальности, такого быть не должно! Как? Откуда? Кто? — задал он вопросы вслух, не надеясь, впрочем, получить от кого-то ответ.
Пред взглядом экипажа предстала во всей красе гигантская пирамида с квадратным основанием, с длиной каждой стороны 667метров и высотой 440метров. На глазах космических наблюдателей, большеглазых, невысоких гуманоидов из звездной системы Тек-Тан, работающих по контракту с Межгалактическим Советом, серые облака, нависшие над пирамидой, стали расходиться в стороны, раздвигаться подобно многослойным шторам или занавесям в театре. Еще мгновение и пирамида засияла бело-золотым металлическим сиянием в лучах полуденного солнца, а от вершины пирамиды полилось бюрюзово-перламутровое сияние. Окно над пирамидой продолжило расширяться, пока на всем острове не исчезла тень от облаков, и не показался привычный дневной свет и голубое чистое довоенное небо.