— Взята в плен? — сурово спросил у часового Тот Кто Ведёт.
— Возможно. Я не хотел бы прослыть паникёром, но…
— Допустим, это так. Тогда, клянусь памятью моей матери, в этот период сна прольётся кровь.
Острие его меча оказалось на неприятно близком расстоянии от живота часового.
— Где Ланьор? — закричал Тот Кто Ведёт.
— Спит, — послышался приглушённый голос.
— Оставь её, — сказала Рин. — Она всё равно нам не поможет.
Чёрные глаза маленькой женщины излучали ярость.
— Нас восемь, — заключил Тот Кто Ведёт, взяв в расчёт и часового. — Достаточно?
— Смотря для чего, — заметила Рин.
— В каком смысле?
— В смысле того, что для начала надо установить, действительно ли Сайор в опасности, действительно ли её захватили эллоны, и так далее.
Она посмотрела на него так, будто хотела ударить — он даже отошёл на пару шагов.
— А что, если там сотни, или даже тысячи зллонов? — неуверенно спросил Тот Кто Ведёт.
— Тогда вернёмся обратно, кретин.
Часовой был удивлён, что кто-то может так разговаривать с их лидером.
Рин была вне себя от ярости. Она никогда не оспаривала право Лайана быть Тем Кто Ведёт, но в то же время ей самой хотелось иметь дар сохранения реальности; она считала себя более решительной, более способной к военному искусству и обладающей острым стратегическим мышлением, то есть всем тем, чего как раз недоставало Лайану. И сейчас ей хотелось просто разрубить его пополам.
Тот Кто Ведёт был в опасности и понимал это.
— Рин, Марья, Редин, Брюс, Синед — пойдёте со мной, — приказал он. — Остальные останутся здесь. В случае чего лидером будет Марк: у него частично есть мой дар, к тому же, надеюсь, ему поможет певица.
— Оставайся здесь сам, — сказал Марк, удивляясь собственным словам. — Лайан, твоя жизнь нужна нам и нашей армии. Иначе всё будет напрасным.
— Нет. Нет, Марк. Я понимаю, что ты пытаешься сказать, но это бесполезно. Если Сайор нуждается в помощи, а я не помогу ей, я перестану себя уважать.
Удивлению часового не было границ. Люди, которых он считал героями, препирались друг с другом, как дети.
Тот Кто Ведёт свистнул, и перед ним как из-под земли вырос Анан. Вместе с ним почему-то прискакала лошадь Сайор. Рин скептически осмотрела её и села верхом, довольная тем, что нет седла. Животное мотнуло головой, но всё-таки признало нового седока. Рин почесала у лошади за ухом, и та успокоилась. Вскоре и остальные были на лошадях.
Часовой, стоявший на выезде из лагеря, чувствовал себя очень нехорошо. Вино, которое он пил, никогда особенно хорошо не воспринималось его желудком, а сейчас он выпил столько, что, казалось, всё его тело взбунтовалось. Он смотрел на хвосты пяти удаляющихся от него лошадей и удивлялся, как это он дал себя уговорить и остался на посту, когда его напарник отправился на поиски Того Кто Ведёт. Ведь Сайор, конечно же, знала, что делает. Теперь вот эта смешная тревога… Скоро она сама вернётся, причём без помощи своих спасителей.
Лучше бы она его поцеловала, а не напарника.
Это была приятная мысль.
Он взял её в свой кошмарный сон, где люди наступали на него со всех сторон, а другие били их деревянными дубинами. Временами он всхлипывал, наблюдая за персонажами своего сна.
* * *
— Ты тоже не совершенство, — сказала Сайор, изобразив на лице дружескую улыбку.
Надар только что заявил, что она чрезвычайно непривлекательна для противоположного пола, и Сайор решила ответить тем же. В конце концов, чёрт возьми, она всё равно умрёт, почему бы не испортить ему настроение напоследок? Может, разозлив его, она даже каким-то образом поможет Лайану. Она посмотрела на рыжие с сединой волосы Надара, на жидкую бороду и засмеялась.
У неё не было других причин для смеха. Её горло после удара представляло собой один огромный болезненный синяк. А ещё до того, как она пришла в себя, её распяли на траве, крепко привязав руки и ноги ко вбитым, в землю кольям. Ноги её были широко раздвинуты, она была беззащитна.
Надар появился здесь по чистой случайности. Проснувшись, он узнал, что разведчики не вернулись. Гарайн, более предупредительный, чем обычно, рассказав об этом своему командиру, вспомнил вдруг о каких-то неотложных делах и исчез. Надар хотел было, позвать его и приказать возглавить отряд, чтобы отправить на выручку, но тотчас передумал. Беда была в том, что он больше не доверял этому маленькому хитрецу. Когда бунт будет усмирён, ему придётся сделать кое-какие перестановки в офицерском корпусе.
Поэтому, возглавив группу добровольцев, Надар сам отправился на поиски пропавших разведчиков.
И вот перед ним лежал мёртвый шпион, убитый прямо на их глазах ногой этой женщины. Она выдавала себя за крестьянку, но он сомневался в этом: ни один крестьянин, по его мнению, не обладал достаточной быстротой ума, чтобы, заметив минутную слабость эллона, прореагировать так эффективно.
На земле она казалась не такой опасной: распятая, беззащитная. Такое положение, помысли Надара, должно было повлиять на весь её образ мыслей.
Это был безотказный приём, но на этот раз он почему-то не сработал.
Эта сука имела наглость улыбаться ему. Снова и снова.
— Кто ты? — сердито спросил Надар.
Он и его люди теперь стояли вокруг неё. Их лошади разбрелись, и было слышно, как они пасутся неподалёку.
— Я думаю, что ты сам должен ответить на этот вопрос, — серьёзно заметила Сайор. — Я не имею ни малейшего понятия о том, кто ты есть, хотя сам ты, по-видимому, считаешь себя важной птицей. Если бы я повстречала тебя в этих травах при аналогичных обстоятельствах и ты бы мне не понравился, я не думаю, что начала бы беседу ударом ноги в горло и продолжила её, распяв тебя на земле.
— Ты бессовестная маленькая дрянь, да?
Он вытер нос указательным пальцем правой руки.
— Если я бессовестная, то какие же вы?
Надар злобно улыбнулся.
— Я тот, кого ты должна просить о милости. Вот кто. Сейчас цена твоей жизни меньше, чем у мухи. — Он щёлкнул пальцами в подтверждение своих слов. — Ты просто крестьянская девушка, к тому же не самая красивая. Ты не в очень выгодном положении.
— Ваш шпион — маленький человек, которого вы подослали к нам, был в очень выгодном положении, — небрежно заметила она, — до тех пор, пока не потерял его. Я бы помнила об этом на твоём месте.
— Да?
Он саркастически рассмеялся, а она отвела взгляд от его лица: её тошнило от него. Высоко в небе, за качающимися стеблями травы, она заметила облака, медленно плывущие по бескрайней лазури. Ей хотелось каким-то неведомым образом выпутаться из сложившегося положения и полететь туда, к облакам. Этот садист убьёт её мучительной смертью, причём просто ради забавы. И боль она, конечно же, почувствует…
Надар был удивлён силой своей ненависти к ней. Её поведение казалось ему нарушением всех законов природы.
— Мы убьём тебя, — сказал он наконец.
— Я знаю.
— А перед этим…
Угроза осталась незаконченной.
— Меня это не волнует, дерьмо, — сказала Сайор. — Делайте, что хотите, — в конце концов вы проиграете, а я буду мёртвой к тому времени.
Она лежала на земле, чувствуя спиной прохладу, и ей уже почти не терпелось побыстрей встретить весь поток боли, который собирался обрушить на неё этот рыжеволосый человек.
— Я могу и продлить твои пытки.
Она улыбнулась:
— А я буду только смеяться в лицо своим палачам. Мне уже случалось бывать в их руках, когда ваша эллонская мразь приходила в нашу деревню и мучила нас всех, считая себя умнее. — Ей показалось, что он недостаточно хорошо её понял. — Вы действительно считаете себя такими умными? Признайся, в душе вы верите этому?
Он с яростью обнаружил, что не может ответить на её вопрос, и его злость на себя перехлестнула гнев по отношению к ней за оскорбление благословлённого Солнцем Дома Эллона.
— И ты думала об этом, когда мы приходили в твою деревню?
— Да. Именно об этом я и думала.
«Надеюсь, что думала», — мысленно добавила она.
— Они считали, что боль, которую они мне причиняют, ставит их выше меня. Но это было не так. Имей я такую власть, я никогда бы не использовала её подобным образом. И ты со своими глупыми угрозами… Ты для меня ничто.
Её зелёные прямо глаза смотрели ему в лицо.
Она не была красивой, но по какой-то причине ему захотелось обладать ею, разумеется, насильно. Может, потому, что даже будучи беззащитной она говорила ему такое, чего он не мог стерпеть. И то ли он хотел поиздеваться над ней перед смертью, то ли какая-то частичка его души восхищалась её храбростью? Она была целиком в его власти.
Он давно не ощущал подобного желания, в особенности по отношению к крестьянке.
Он хотел её.
Нет, он нуждался в ней. Она была необходима ему.
Хотел — неподходящее слово, ведь он в действительности не хотел делать того, что собирался. Он надеялся, что она расскажет им всё, что знает, и вопреки угрозам он убьёт её быстро, потому что пытки крестьян-бунтовщиков, как правило, не давали положительных результатов. К тому же он никогда не считал себя особенно жестоким человеком — жестокость он рассматривал, как свою обязанность, и верил, что не находит особого удовольствия в чужих страданиях.
Почему же ему так хотелось обладать её неуклюжим маленьким телом?
Потому что она противоречила всему, во что он верил с детства. Он посмотрел на колышущуюся траву, на своих застывших в ожидании солдат и честно признался в этом себе. Признание это ничуть не умалило его страсти, но он как бы придумал себе оправдание. Она сама виновата: это она провоцировала его, она довела до состояния полной бесконечности, неуправляемости. И всегда, вспоминая об этом после, он сможет сказать себе то же самое. Во всём была её вина.
Он нагнулся и дотронулся до её бедра. Она дёрнулась, словно его пальцы жалили, как осы. Перестала смеяться. Потом повернула голову набок, рассыпав волосы веером, и снова улыбнулась, выжидая.
Она была в его власти.
Она была нужна ему, и он собирался ею насладиться.
У него не было выбора. Собственно, он не просил её приходить сюда, это её ошибка, крестьяне, которые восставали против Эллонии, должны…
Все оправдания ничего не стоили.
«Я хочу издеваться над ней потому, что могу, — думал он. — Она права, но мне наплевать».
Он потянулся, чтобы расстегнуть ремень, но тут раздался вопль триумфа. Кричал всадник, которого он так толком и не смог разглядеть. Острие меча скользнуло ему по ноге, и он нагнулся, пытаясь остановить хлынувшую кровь. Один из солдат, захрипев, упал плашмя на траву.
Надар, вдруг оказавшись на четвереньках, стал пятиться назад сквозь упрямую траву. Он ругал себя за глупость: уползать от неумелых крестьян! И единственной причиной тому была недооценка их. Он услышал хруст, когда крестьянский меч рубил шею ещё одному эллонскому солдату. «Это могла оказаться моя шея, — подумал он. — Это моя вина, что мы оказались такими дураками, а не его; он отдал свою жизнь за то, чтобы я мог продолжать делать свои глупые ошибки».
Мимо проскакала лошадь, осыпав его спину комьями земли, и он откатился в сторону, едва увернувшись: копыто опустилось возле самого его уха.
Стрела не задела его. Она выросла перед ним, как некое странное растение. Потом он встал на колени, и сильный удар чуть не раздробил ему челюсть.
Упав на спину, он закрыл руками лицо.
— Теперь вы никогда не убьёте меня, — сказал Тот Кто Ведёт, нагибаясь над Надаром. — Было время, когда Эллония могла сделать это, но ваше время прошло.
Надар повернулся и обнаружил, что смотрит прямо в глаза отрубленной голове. Во рту появился солоноватый привкус.
Крестьяне освободили зеленоглазую женщину, и она всё так же продолжала улыбаться, глядя на него. Казалось, она жалела его, и это было самым неприятным.
— Лайан, — сказала она. — Будь с ним поаккуратней.
Эти слова ранили Надара в самую душу.
Тот Кто Ведёт отвёл её в сторону.
— Эллоны не имеют права жить, — тихо сказал он. — Ты хотела сохранить жизнь того маленького подлеца и смотри, что из этого получилось.
— Каждый имеет право жить, — неожиданно сердито заметила она. — Это право есть абсолютно у всех.
Лайан оставил её и ударом ноги сломал Надару несколько рёбер.
— Остановись.
Сайор схватила Того Кто Ведёт за плечо, пытаясь оттащить его в сторону.
— Почему?
— Отпусти его.
— Куда?
— К его грязной маленькой армии. Он не тот, о ком нам стоит беспокоиться — простой, пустяшный эллонский выскочка, посланный, чтобы подразнить нас.
Надар предпочёл бы быть убитым. Он лежал на траве, а крестьяне говорили о нём так, будто он не существовал. Хуже всего, что ему на переносицу забрался муравей и теперь направлялся в его волосы.
— Оставьте его, — снова сказала женщина.
— Надо убить его, — возразил один из крестьян. Это был высокий крепкий мужчина, который держал в руках окровавленный меч. Он решительно направился к Надару. — Я сделаю это сам.
— Нет, — неожиданно сказал Тот Кто Ведёт, подняв руку ладонью вперёд, чтобы остановить Брюса. — Мы встретимся с ним завтра в бою, и тогда ты сможешь его убить.
— А почему не сейчас?
— Потому, что Сайор права. Этот человек беззащитен. Если мы порешим его сейчас, это будет просто убийством, а мы же крестьяне, а не эллонская мразь. Пусть идёт к своим людям.
Брюс поднял Надара с земли и бросил его на спину лошади. Остальные крестьяне молча сели в сёдла; Сайор села впереди Лайана и, почувствовав руки любимого на своих бёдрах, обернулась и поцеловала его.
Вскоре Сайор и Лайан вернулись в лагерь, Надар возглавил свою армию, а Брюс и его лошадь погибли в схватке с эллонами на обратной дороге.
Наступал новый период бодрствования.
* * *
Позади Надара был лес красно-зелёных флагов, который, казалось, тянулся до самого горизонта. Он потрепал уши своей лошади, почти не осознавая того, что делает, а затем снова повернулся к армии. Большинство военных так никогда и не видели готовой к битве эллонской армии. Он чувствовал, что находился в привилегированном положении. Воздух был свежим и прохладным. Боль от синяков и сломанных рёбер почти не ощущалась. Солнце сверкало на лезвиях обнажённых мечей. Это будет не война — рядовая карательная операция; они убьют нескольких крестьян, а затем вернутся в Гиорран, чтобы доложить Деспоту о победе. Он получит щедрую награду и, скорее всего, будет восстановлен в звании Маршала.
А когда-нибудь он и сам сможет стать Деспотом.
Всё решит этот период бодрствования.
Он никогда не чувствовал в себе столько энергии. Надар не боялся крестьянской армии, если её вообще можно было назвать армией. Да, его рёбра говорили о том, что крестьяне могут иногда могут быть опасны, но он был уверен, что дисциплинированная регулярная армия разобьёт их с лёгкостью. Конечно же, будут и небольшие потери — на войне, как на войне; но в следующий период сна его люди будут пить и праздновать эту лёгкую победу.
«Не хотел бы я оказаться на месте этой крестьянки».
Этой крестьянки…
Мысль о ней портила ему всё настроение. Она была нужна ему. Он хотел унизить её, а вместо этого унизился сам.
Его улыбка потускнела.
Его жёны были эллонскими аристократками, хоть и не очень знатными. Красивые женщины, обученные всем общепринятым искусствам, в одеждах из тончайшего шёлка. Прошло уже много лет с тех пор, как он начал пользоваться крестьянскими девушками, которых держали в Гиорране для этих целей. А теперь эта маленькая зеленоглазая простушка в грубом вязаном платье сделала его другим человеком.
Подошёл Гарайн и дотронулся до его ноги.
— Готовы?
— Мы готовы.
Надар надел шлем. «У неё были зелёные глаза, и она смеялась надо мной…»
— Я сказал: «Мы готовы»!
— Хорошо сэр, — отсалютовал Гарайн и направился к своей лошади, время от времени поглядывая через плечо.
«Она — простая крестьянка, она недостойна всех этих размышлений…» Он вытащил меч и поднял его высоко над головой.