Шерлок еще спит, разметавшись на плюше, словно на песке, морской звездочкой, и Джон размышляет о разных вещах, глядя на его стройное бледное тело, выпирающие позвонки, упругий зад и изящные стопы: Джон хочет вылизать Шерлока с пяток до макушки, хочет прикусить мочку его уха и слышать стоны, которые будет издавать Шерлок, Джон хочет вбиваться в его тесное горячее нутро и выкрикивать, задыхаясь, его имя. Джон хочет, чтоб это случилось, когда он будет соображать ясно, без примеси дурманящего алкоголя, чтобы запомнить каждое мгновение близости. Джон с горечью думает, что хочет сохранить в сердце это воспоминание, потому что знает – рано или поздно им придется расстаться. Ему должно остаться хоть что-то, чтобы жить дальше. Джон – не самоубийца, но иногда и у него не хватает силы духа двигаться дальше. А без Шерлока, боится Джон, он просто не сможет дышать. Ему смешны прежние попытки не привязываться к этому странному парню, разве он мог избежать мощи своего чувства к нему? Оба они обречены на взаимное притяжение, граничащее с катастрофой. Отгоняя мрачные мысли, Джон отправляется в душ, переключаясь на более прозаические размышления о грядущем ночном дежурстве и возможности поменяться сменами с Гарольдом – сегодня очень хочется вернуться вечером домой. Домой к Шерлоку.
Джон готовит завтрак и будит Шерлока запахом черного кофе. Милый и сонный, Шерлок сидит за столом и жмурится, поглядывая одним глазом в чашку. Джон ворчит о необходимости есть, Шерлок смеется и отламывает крохотный кусочек тоста. Он крошит его в тарелку тонкими длинными пальцами, а потом сообщает, что любит Джона.
- Я тоже люблю тебя, чудовище, - откликается Джон.
- Тогда… - Шерлок поспешно отодвигает тарелку с нетронутой овсянкой и переводит вожделеющий взгляд на шею Джона, на которой после вчерашнего остались красноречивые свидетельства их бурной ночи.
- Нет-нет-нет, - протестует Джон, - мне пора на работу. А ты доешь овсянку и постарайся хоть чуть-чуть отчистить покрывало на диване – оно мне нравится.
Шерлок фыркает и опять утыкается носом в кружку – покрывало лишилось своей девственной чистоты и теперь в пятнах подсохшей спермы вопиет о вчерашнем безумстве. Что скажет Гарри? Джон усмехается этой мысли: Гарри ничего не скажет – Шерлок просто не пустит ее на порог, он слишком собственник, чтобы делить Джона хоть с кем-то. Они прощаются у двери, и Шерлок просит Джона не обедать с медсестрами, не флиртовать с официантками и вообще стараться держаться подальше от представительниц женского пола. А немного подумав, серьезно добавляет - опять! – и мужского тоже. Джон смеется, обещает постараться и уходит.
В ординаторской его встречает задумчивый Гарольд с двумя стаканчиками кофе. Джон, продолжая улыбаться своим мыслям, рассеянно забирает свой, и они выходят на маленький балкончик. Некоторое время оба молчат, вдыхая холодный воздух, задумчиво разглядывают затянутую туманом стоянку, серое низкое небо. Вспомнив о ночном дежурстве, Джон, смущаясь, просит Гарольда поменяться сменами.
- В твоей жизни что-то происходит, - вместо ответа, произносит Гарольд, произносит обвиняюще, будто приговор зачитывает. – Ты кого-то встретил?
- Ну… Э… Я… - Джон смущается – ему совсем не хочется рассказывать Гарольду о Шерлоке, но он все же вынужден согласиться: - Да, кое-кого встретил. Поэтому и попросил поменяться. Мне хотелось бы этот вечер…
Гарольд не дает Джону закончить:
- Это тот парень, с которым я тебя встретил? – спрашивает он тихо, и в голосе его слышится боль. – Высокий, темноволосый, в пальто. Он?
Джону хочется послать Гарольда подальше, сказать что-то вроде «отъебись» или «не твое дело», но Гарольд этого не заслуживает. Все это время он был хорошим… приятелем. Да, Джон не хочет, чтобы они пили пиво по вечерам, но причина этого не в Гарольде, а в Гарри. Гарольд мог бы стать однажды другом. Не кем-то большим, только другом, Шерлоку не о чем волноваться, но дружба в понимании Джона – серьезная вещь, ведущая к серьезным последствиям в межличностных отношениях, от взаимной ответственности до заботы. Именно поэтому Джон кивает головой и отводит глаза, не в состоянии вынести требовательно-болезненный взгляд Гарольда.
- Господи, Джон, - выдыхает Гарольд, - неужели ты не мог выбрать кого-то другого? Этот парень – конченный наркоман. Поверь, я знаю, что говорю. Мой покойный брат был наркоманом. Ты же понимаешь, что наркоман не способен на верность, преданность, любовь. Ради дозы он не то что предаст, он маму родную убьет. Ты же врач, Джон, как ты мог? Скажи, что ты не знал, что он наркоман, скажи, пожалуйста, - умоляет Гарольд, но Джон лишь качает головой.
- Успокойся, Гарольд, я знаю, что он колется. И конечно меня это беспокоит, только не по той причине, которую называешь ты. Шерлок не такой – он хороший … Он любит меня, - Джон не должен говорить этого Гарольду, это звучит по-детски и это слишком личное, его и Шерлока, но слова вырываются, и назад их уже не вернуть. Джона распирает счастье, которое делает его глупее.
- Наивный, - Гарольд с отвращением швыряет стаканчик с кофе куда-то вниз, на стоянку, и Джон надеется, что сейчас он не облил чью-нибудь машину. – Ты наивный дурачок, Джон. Твой Шерлок – первоклассная шлюха. Шлюха, слышишь? Это тот, кто трахается за деньги! В его случае за дозу! Он не может любить, он шлю…
Пощечина Джона затыкает его, захлебнувшись словами, он некоторое время просто открывает и закрывает рот, глядя на покрасневшего Джона.
Джон сердит, просто не в себе, его трясет. Остатки недопитого кофе выплескиваются на бетонный пол балкона и превращаются в темные узоры теста Роршаха. Он некоторое время еще смотрит на Гарольда, а затем уходит в ординаторскую, не сказав ни слова. Они расходятся молча по своим делам, и Джон не замечает протянутую руку Гарольда.
Все утро Джон мрачен и неразговорчив. Слова Гарольда звучат и звучат в голове, он не хочет их слышать, но они назойливо жужжат, разъедая мозг. Джон на самом деле не наивный и доверчивый дурачок, и о том, на что способны наркоманы, он знает прекрасно. Но Шерлок – другой. Он невероятный, потрясающий, великолепный, единственный в мире, уникальный и гениальный. Им невозможно не восхищаться, его невозможно не любить. К нему не липнет грязь и мерзость наркоманских будней. Однако зароненное Гарольдом сомнение гложет стойкую убежденность Джона. Шерлок явно не общается со своей семьей – он до сих пор ходит в кроссовках Джона. Но у него водятся деньги – он купил резинового монстра, покупал продукты. Он в конце концов на что-то колется. Джон стонет от мысли о том, что Шерлок может себя продавать. Нет, это не правда. Он слишком аристократичен и независим для этого. Джон мысленно бьется головой об стену и начинает анализировать все по новой. Просвета нет – Джон просто хочет увидеть Шерлока и успокоиться.
Где-то ближе к обеду появляется Гарольд. Выводит Джона из кабинета и в курительной комнате, зажав его в углу, сует в нагрудный карман листок, вырванный из блокнота.
- После смерти брата у меня остались кое-какие связи в их среде. Твоего Шерлока я несколько раз видел в одном плохом месте. Мне стоило лишь кое-куда позвонить, и вот… - он кивает на листок бумаги, - адрес того притона. Он скоро будет там – можешь убедиться, как твой принц расплачивается за дозу. Езжай прямо сейчас, возьми такси, я прикрою на приеме.
Джону хочется оттолкнуть Гарольда, хочется дать ему по морде, выбить пару зубов, измолотить в кровь, хочется закричать, но вместо этого Джон кивает и идет в ординаторскую. Он даже не переодевается, просто натягивает куртку поверх формы и выходит на улицу. Как назло удается быстро поймать такси, и через некоторое время он оказывается перед двухэтажным ветхим строением, предназначенным на снос в районе, в котором не безопасно не то что жить, даже просто дышать. Джон проходит по длинному коридору, заглядывая в каждую комнату на этаже. Комнаты набиты наркоманами, которые лежат на грязных матрасах или сидят, прислонившись к стене. Они не реагируют на Джона, они вообще ни на что не реагируют. Где-то впереди Джон слышит голоса и ускоряется. На площадке перед лестницей на второй этаж стоит мужчина в кожаной куртке. У него расстегнута ширинка джинсов. Перед ним, на коленях, Шерлок делает минет, старательно насаживаясь на его член. Джон в растерянности замирает, сердце пропускает удар, он бледнеет. Лицо у Шерлока бесстрастное, глаза прикрыты, он словно медитирует. Губы припухли, по щеке стекает слеза. Мужчина в кожаной куртке жестко держит Шерлока за кудри и грубо дергает, задавая темп. Шерлок покорно подчиняется, ускоряясь. Мужчина стонет, подается бедрами вперед:
- Давай, сучка, сильнее, глубже! Как же ты хорош, малыш! Если согласишься в попку, дам двойную дозу. Ну же, заглоти, давай, давай…
Джон чувствует, что его сейчас вырвет, но он словно парализован, не в силах отвести взгляд или просто уйти. Он видит, как Шерлок несколькими движениями руки по чужому стволу доводит мужчину в куртке до оргазма и проглатывает его сперму, а затем вылизывает член и аккуратно заправляет в трусы.
- Мою попку ты не получишь, Арчи, - говорит он при этом чуть охрипшим голосом, - с тебя и минета довольно. Расплачивайся поскорее, я тороплюсь, - и в этот момент поднимает глаза и видит Джона.
Глаза Шерлока расширяются от ужаса, распухшие губы беззвучно произносят его, Джона, имя, Шерлок дергается, словно пытается отстраниться, и Джон наконец-то обретает подвижность. Он разворачивается и выбегает из здания так, словно за ним гонится чудовище, живущее в шкафу их с Гарри детской, из ночных давнишних кошмаров. На улице его все же выворачивает. Он опорожняет желудок, вытирает тыльной стороной ладони рот и позорно убегает из этого места. Как Джон добирается до работы – не помнит. Первое воспоминание после пережитого шока – успокаивающий голос Гарольда, теплый чай и больничное одеяло. Гарольд укладывает его в пустующем боксе и продолжает прием. Джон приходит в себя к вечеру, когда Гарольд заканчивает с обходом больных. Они не обсуждают случившееся, Гарольд не задает вопросов, он просто находится рядом, взяв на себя дежурство, и от этого если не менее больно, то хотя бы просто спокойнее. Он приносит Джону горячий чай и стаканчик бренди, и Джон все это выпивает безропотно. Джон благодарен Гарольду за поддержку, но он ненавидит его за то, что увидел этим днем. Джон очень боится, что Шерлок придет сегодня ночью в ординаторскую, поэтому остается ночевать в боксе. Но очевидно, что Шерлок так и не приходит, потому что Гарольд, спавший на диване, ничего об этом утром Джону не говорит. Они пьют утренний кофе на балконе и молчат. У Джона в голове пусто, а в груди больно. Он чувствует себя преданным и униженным, хоть и понимает, что Шерлок ему ничего не обещал. Они не давали друг другу клятв верности, чтобы хранить эту самую чертову верность. Джон сам во всем виноват, ведь он знает, что нельзя привязываться к наркоману. Когда вечером после ночного дежурства Джон возвращается домой, Шерлока там нет. У Джона нет дедуктивных способностей последнего, чтобы определить, приходил ли он вчера, с виду все в квартире выглядит по прежнему. Джон заваривает чай, забывая о том, что весь день не ел и ложится спать без одежды. Он не застилает плюш простыней и чувствует каждой клеточкой кожи его мягкие ворсинки и заскорузлую корку засохшей спермы. От этого почему-то становится чуть-чуть легче. Джон переворачивается на живот, вдыхает запах, оставленный Шерлоком и засыпает с каменным стояком. Жизнь без Шерлока – мучение, теперь он знает это точно.
Шерлок не появляется уже два дня. Четверг. Тот самый день после большого алкогольного отравления в их районе. Джон механически принимает больных и запрещает себе думать. У него опять ночное дежурство, затем пятница, преддверие уикенда, и наконец – выходные. Джон осматривает очередного отравившегося и горько усмехается. Шерлок ушел, и его ближайшие выходные – пьяный угар с Гарри, как было до него. Что ж, это именно то, что нужно, чтобы жизнь вернулась в привычное русло. Джон ужасно, до сведенных скул скучает по Шерлоку. Гарольд чаще мелькает в окружении Джона. Если раньше они общались в основном по утрам, на балкончике за стаканчиком кофе, то теперь они вместе обедают. Джону все равно с кем обедать, потому что все его мысли так или иначе возвращаются к Шерлоку. Джон волнуется жив ли он, вернулся в семью или нашел приют в другом месте. На самом деле Джон даже уже не злится на него за то ужасное, что тот делал. Наверное Джон слабохарактерный, раз не может вычеркнуть из своей души этого человека и прощает ему то, что никогда не простил бы другим. День проходит, и наступает вечер. Закончив обход, Джон немного болтает с дежурной медсестрой, совершенно не запомнив о чем, и возвращается в ординаторскую. Он всего лишь хочет спать. В последние два дня вернулись кошмары, и Джон спит от силы два-три часа. Джон заходит в ординаторскую и некоторое время просто стоит, вспоминая, что он собирался делать, потом поворачивается и видит сидящего на диване Шерлока. Джон моргает и даже трет глаза в надежде прогнать галлюцинацию, но галлюцинация не сдается.
- Шерлок, - тихо произносит Джон, и морок рассеивается.
Это действительно Шерлок, исхудавший, грязный, жалкий и несчастный. Он смотрит своими светлыми глазами на Джона так, будто ждет приговора, а Джон просто радуется, что он жив. Джон не собирается читать ему нотации, все перегорело и превратилось в пепел. Осталось лишь самое важное – Шерлок. Джон подходит к холодильнику и достает оттуда бутерброды, которые ему оставила на дежурство Зои. Бедняжка, похоже, думает, что у Джона какое-то горе и его надо поддержать. Сейчас бутерброды кстати. Джон раскладывает их на тарелке, включает чайник, достает пакетики с чаем и две кружки. Шерлоку, как он любит, кладет две ложки сахара. Когда чайник закипает, Джон разливает кипяток и приглашающим жестом предлагает Шерлоку переместиться к столу. Шерлок явно растерян и зол, а еще боится сделать что-то не так и вызвать гнев у Джона – сегодня дедукцией блещет именно Джон. Шерлок садится рядом с Джоном за узкий обеденный стол у стены, и они в молчании съедают бутерброды Зои, запивая их чаем. Джон все оттягивает момент разговора, хоть и понимает, что его не избежать – Шерлок пришел объясниться. Когда кружки вымыты, а крошки со стола убраны, Джон садится за свой стол и включает ноутбук, стараясь хоть так отгородиться от Шерлока и оттянуть объяснения. Он малодушно боится предстоящего разговора. Но Шерлок стремительно подходит и закрывает компьютер, а затем ловит руку Джона, собирающегося вновь открыть ноутбук. Он крепко держит Джона за руку, чуть нависает над ним, смотрит прямо в глаза и произносит хриплым шепотом:
- Прости, Джон!
Джон вспыхивает моментально:
- За что простить? – спрашивает яростно, выдергивая свою руку из рук Шерлока. – За что?
- За то, что ты увидел, - твердо говорит он.
- Но ты же не чувствуешь себя виноватым! – восклицает Джон. – Вернее не так, ты бы не хотел, чтоб я это видел, но ты не видишь в том, что делал, ничего особенного, да? По-твоему, это даже не измена! – губы Джона кривятся, силясь улыбнуться, но получается плохо и Джон перестает даже стараться.
- Да, - вскипает и Шерлок, - это действительно не измена! Это плата! Без эмоций, я же даже не возбуждаюсь от этого, - тут Джон вспоминает, что Шерлок и правда не был возбужден, под его узкими брюками что-либо скрыть просто невозможно.
- Господи, Шерлок, - пораженно кивает головой Джон, - это же такое блядство…
- Выбирай выражение, - обижается Шерлок, - я не блядь. Я люблю тебя. Состою с тобой в отношениях. Или уже?.. – он замолкает, его губы начинают некрасиво трястись – он боится услышать себе приговор. Им приговор.
У Джона создается впечатление, что Шерлок вот-вот заплачет. Он похож на маленького ребенка, которому только что рассказали, что Санта Клаус не настоящий. Джон не может это вынести, да он уже простил Шерлока. Поэтому Джон встает из-за стола, стремительно подходит к нему и обнимает, успокаивающе поглаживая по спине. Вся обида, боль, ярость проходят мгновенно, стоит только коснуться Шерлока, вдохнуть его аромат, заглянуть в глаза. Шерлок на секунду замирает, не веря своему счастью и прощению, а затем изо всех сил вжимается в Джона, зарываясь тому носом куда-то в шею.
- Джон-Джон-Джон, - шепчет он, щекоча мягкими губами кожу Джона, - я больше никогда, ни с кем, только с тобой. Я думал, умру без тебя. Я бы и умер, если б ты не простил. Ты же простил, да? – он поднимает лицо, чтобы увидеть глаза Джона, и расплывается в улыбке: - Простил! Джон, я люблю тебя, это совсем иначе, но я все изменю. Если тебе так больно, я все сделаю, чтоб было хорошо. Ты только не бросай меня, Джон! Не бросай! Только в тебя я верю! Ты же не предашь меня, да?