Вы часто смотрите вокруг себя? В каждом приличном городе есть синагога, костел, кирха, храм, церковь. Туда приходят люди и молятся. Правильно. Трудно спорить. Но там еще и работают. Люди умные, образованные борются за души и кошельки своих прихожан. У этих кошельков есть одно удивительное свойство – они содержат тех, кто совершенно в них не нуждается. Люди свято верят в то, что их деньги могут помочь им приблизиться к Богу. А на фига Господу деньги? Кто первым ответит – тому бейсбольный мячик розового цвета. Люди смешны – к Богу дорога закрыта давно. И эти запоры крепки, и открыть их не могут ни деньги, ни истовая вера в Него. Да и дорога эта давно стала платной. А вера остается дома, когда Вы идете в храм. Ей дела нет до Ваших призрачных мечтаний. Что Вы хотите? Может быть еще немного удачи, еще немного денег, новую машину, лакированные туфли, конфет, повышения по службе, неприятностей врагу своему? Богу есть до этого дело? Нет. Как нет его и тем, кто входит в храм с другого крыльца. У них есть свое дело – это дело много важнее Вашего. Важнее, чем борьба за Вашу душу (в конце концов, надо же и делиться). Важнее…. Слушайте, они ведь сражаются не столько во Имя, сколько ЗА Бога. Представляете, какие пробки там? Все предыдущее население Земли, которое переехало Туда вместе со своей верой в свой рай…. Плюс, конечно, ад. А Богов сколько? Ну, вот и подумайте: сколько надо приложить усилий, чтобы поселиться Там в приличном районе, поближе к Нему. Работают люди.
…В пятницу обязательно будет дождь. Должен быть. Капли будут падать на железную крышу, а в саду цветет жасмин. Запах вокруг, в запахе можно купаться. Все бы было так весь день, если бы на столе не появилось большое деревянное блюдо с жареной бараниной под соусом из клюквы. Немного молодого вина на баранью ножку: и сразу раздается вкусный звук – и в комнате возникает легкий запах чеснока. И он не раздражает. Нет. Совсем напротив – он обязывает отложить все дела назавтра и понять, что люди могут подождать, а молодой чеснок нет. Уважение, господа! Уважение к чесноку вас не утомит. Оно заставит лишь тоньше понимать устройство мира, созданного Богом. Не я придумал чеснок и не мне позволять себе думать, что чеснок лишь приправа. Он - суть. Хотите спорить? Тогда зачем вы берете чеснок, когда готовите баранину?
Я не сказал, что баранью ножку еще вчера аккуратно разрезали вдоль кости тонкими слоями, которые сейчас не видно совсем? Обязательно разрезали! Разложили на мраморном столе, и каждый слой смазали крупной дижонской горчицей и переложили тончайшими ломтиками постной ветчины (чтобы не смешивался жир) и, привезенным из Греции удивительным сыром халуми (конечно, не соленым). Потом совсем немного гречишного меда. Слои мадам Пуссен аккуратно (впрочем, она всегда аккуратна!) сложила вместе и смазала по бокам курдючным салом. Обычно курдюк выбрасывают, но не мадам Пуссен. Для нее это грех равный трем библейским грехам. Сало в печи нагреется и затянет шрамы, как затягивается порез на коже маленького мальчика, свалившегося с дерева и ободравшего ладонь.
Пройдет шесть часов томления на медленном огне и ровно в девять часов наступит время сбора гостей. Скрипнут двери старого дома, и мадам Пуссен прислушается: шаги затихли в комнате рядом со столовой. Наступило время бокала вина и ничего не значащих разговоров об урожае. Потом пробьют часы четверть десятого, и еще раз скрипнет дверь: голоса затихнут и все воздадут хвалу Единому Творцу за то, что наступила пятница и ужин состоится. Нельзя собираться вместе за одним столом в субботу, нельзя в воскресенье – все надо успеть сделать в пятницу, когда часы еще не пробили полночь, а на столе уже остывшее пустое деревянное блюдо. Слава Создателю за то, что один раз в году есть вечер пятницы.
Мадам Пуссен все сделает вовремя – ее мать и ее бабка делали также. Нельзя опоздать, нельзя торопиться – блюдо с бараниной должно быть подано на стол только в тот момент, когда все займут свои места. И, конечно, на столе будет стоять одна бутыль «Коммандарии» из подвала кипрского монастыря. Кто знает – может быть, именно эту бутыль брал в руки Святой Лука. Но даже если и так – вино от этого не лучше, не хуже - вино такое, каким должно быть.
Мадам Пуссен тихо уйдет, притворив за собой дверь. Она съест на кухне кусок горячего хлеба с сыром из соседней лавки и, перекрестившись для аппетита, конечно, выпьет стакан вина. Простого, не старого. Зачем ей? Слава всем Именам, ей нечего стыдиться – она сегодня все сделала правильно.
А за столом сидели семь мужчин. Семеро стражей Единой Веры, семеро скучных и скромных мужчин. И не было в каждом из них того, что любой человек хочет видеть в слугах Божьих. Не было отличий, кроме разве что весили они по-разному. Кто толще, кто чуть тоньше. Ну, это уж зависит от аппетита, а не от веры, не правда ли? Хотя, еще, конечно, цветом кожи они отличались: от белого до темного. А в остальном не было в них никаких отличий. Скромность и незаметность – вот отличительная черта тех, кто имеет Право. А что до баранины – то ее есть можно, хотя кому-то кажется, что нельзя. Им – можно.
Ели весело, выпили молча – каждый по одному бокалу кипрского. И в час, когда на улице совсем затихло, все-таки пошел дождь. Наступило время разговора, иначе бы, зачем и собираться?
Все по очереди встали из-за стола, и перешли в библиотеку. На круглом столе стояли шесть глиняных чашек и глиняный кувшин, наполненный водой. В стороне стоял еще один небольшой столик, на котором стоял медный чан с водой, немного разбавленной уксусом. Мужчины подошли к столику и омыли руки в чане, и вытерли одним белым полотенцем, лежавшим рядом. Пора. Все сели. Завтра наступало через час – и ровно час был отведен на разговор. Кто был старшим, и был ли тут старший, трудно сказать, но один все же начал первым. (Я не думаю, что это случайно, но у круглого стола нет главного места – значит, все происходило в известном только им порядке).
- В Городе завтра будет встреча, о которой мы знаем. Хотим ли мы ее? Знаем ли мы результат, как знаем причину? Но кто знает, почему Иосиф перестал нас слышать?
Вопрос относился ко всем, и все его слышали. И нет причины уточнять, кто спрашивал, кто отвечал. Говорили все.
- Равновесие может быть нарушено.
- Это недопустимо.
- Но это уже случилось. В Город прибыли все, кто должен обсудить этот вопрос.
- Наш делегат уже там? – Вопрос повис в воздухе. Все знали, что человек, который был послан Стражами, уже в Городе. К чему был задан вопрос? Задавший его усмехнулся. Воистину, нет ничего более простого способа остановить пустой разговор, как задать глупый вопрос.
- В мире есть только две силы, способные это равновесие поколебать. Так было создано давно, так было создано до нас. Веками мы хранили понятие Веры в незыблемость и не пускали новых членов в наш круг. Эти две силы находятся в этой комнате. Никто не смел нарушить наше число. Но появился тот, кого можно называть по-разному. Мы знали о нем. Мы дали ему много из того, что он требовал. Но он хочет большего? Что мы можем ему еще дать?
- Мы должны понимать, что время не стоит на месте. Он решил выйти на свет.
- Имя ему – Сатана. – Сказавший это, единственный кто сидел, опустив голову. Все затихли. Разговор смолк на минуту.
- Ты всегда был слишком предан учению, Ессей. – Это сказал тот, кто взял в руки кружку и наполнил ее до краев кипрским вином.
- Советник, ты не должен второй раз наполнять свою чашу. – В комнате начался гул говорящих сразу нескольких человек. Им что-то не нравилось – наступало странное время – время недовольства своим положением? Время слабости? Они потерялись во времени.
- Все меняется, братья. – Наполнивший чашу, не стал ее пить. Он поставил ее на стол и, наполненная до краев, она готова была пролить первую каплю. Все замолчали и кто настороженно, кто хмуро, смотрели на нее. Были среди них и те, кто отвел глаза.
- Вот она – наша жизнь. – Поставивший чашу обвел глазами каждого по очереди. Все перевели свои взгляды на говорившего эти слова.
- Наступило время первой капли. Каждый из Вас может сейчас коснуться стола и капля прольется. Но это будет тот, кто готов расплескать чашу. Никто не может этот сделать по собственной воле, но каждому из Вас хочется сделать это самому. Вы видели, как я нарушил Закон и налил второй раз вино. Но только каждому из вас решать наступило ли время расплескать чашу. Жизнь переполнила нас знаниями, и мы заблудились. Мы долго ждали этого дня и боялись его. Все было очень просто – все соблюдали равновесие, но никто из нас не знал, когда наступит время Второй Чаши. Оно наступило. Но не я налил ее. Я просто хотел, чтобы каждый из вас понял, как это просто: коснуться стола, чтобы чаша пролилась.
Минуты две – не больше, все смотрели на старую чашку с вином. Каждому казалось, что грех не больше капли на столе. Что нет греха в том, чтобы все закончить – встать и выйти. Что все это только старая и глупая игра. Что нет никакой чаши, и ничто не блестит серебром, и в комнате запаха ладана и масла нет, и не виноват Тот, кого так долго мучает время. И маленький мальчик – тот, который сейчас идет по пустыне и хочет пить, и страдает от нелюбви, получит то, о чем мечтает. И не будет долгих лет мучений, и не будет необходимости в страшной и позорной казни, потому что – не было мальчика. Потому что не ждут его смерти сотни собравшихся на горе. Потому что им не до него: они уже уходят, мальчик. Засыпай. Спи спокойно – услышит твой тихий вздох отец и обернется на него. Проснется в нем любовь и коснется он твоих волос….
Но будет это не с тобой, мальчик. Увы. Ты был. И сон твой не будет спокойным, потому что найдется в этой комнате тот, кто коснется стола и прольет из чаши каплю на стол. Века не спасают от глупости, и твоя история закончится быстро для тебя – тебе просто не повезло.
- Солнце не уходит с наступлением ночи – солнце не хочет видеть наш позор. Оно просто закрывает свои глаза: себе и нам. Откройте их – наступило утро. – Никто в комнате не расплескал старую чашу. Но каждый был готов это сделать просто чтобы посмотреть – что будет дальше. В комнате было тихо. Впервые, может быть, за много лет таких встреч. И этих людей, и тех, кто их выбрал, и тех, кто был до них, и еще раньше.
- Есть вопрос и мы должны на него дать ответ. Хотим ли мы допустить, чтобы встреча в Городе состоялась? Или мы сделаем все, чтобы Иосиф ушел на покой?
- Имя ему – Сатана. – Опять один из них сказал это.
- Кто остановит его? Или мы готовы дать ему то, что он хочет? – Все повернули головы к одному человеку, кто молчал весь вечер и не сидел у стола. Он был восьмым в этой комнате, и я не говорил о нем специально, чтобы не торопить события. Теперь все смотрели на него. Он встал и кресло, на котором он сидел, не издало ни одного звука: легок был человек или крепким не по голам было кресло? Он встал и просто подошел к столу. Он взял чашу и поднял ее в руке. Все молчали и смотрели. Не пролилась капля? Нет. Рука его не дрожала. И он просто сделал глоток и поставил чашку на стол.
- Вы образцовые слуги. Вы правильно задаете вопросы, но ответ уже не зависит от вас. Пейте из этой чашки – это больше не чаша и не святое вино. Потому что все происходит независимо от вас. – Чаша перешла из рук в руки, и каждый сделал глоток. Так всегда бывает, когда кто-то первый проливает каплю – дальше начинается дождь и там где была пустыня, течет река, пока кто-то другой не построит плотину. Пустыни не случаются сами по себе: всегда кто-то где-то решает, что вода нужнее ему больше, чем его соседу.
Сказать, что в комнате что-то случилось? Что это будет означать? Ничего. Просто все честные люди, которые долго пытались быть выше самих себя, вдруг поняли, что это последний вечер. Не будет больше мадам Пуссен готовить мясо и ждать, когда пробьют часы. Почему? Что случилось? Ничего. Просто этот человек не пил вино, как пили его все остальные. Вино смочило его губы и только. Он просто стоял и смотрел, как засыпают те, кто еще несколько минут назад верил в свою избранность и не представлял, как похожи их судьбы, как близки они к истинному знанию, как скоро они узнают всю правду про мальчика, который идет сейчас по пустыне.
Его губы еще блестели от невыпитого вина, но блеск уходит и проявлялся одной каплей, которая стекала по его подбородку. Он достал платок и вытер каплю. Посмотрел на платок и увидел просто испачканный кусочек ткани. Где святое вино и почему ничего не произошло? Он усмехнулся – Иосиф может быть и заблуждается в совей правоте. Возможно, что нет у него никаких прав и история мальчика просто красивая сказка? Но был он, был Иосиф, были эти шестеро достойных мужчин. И что в остатке? Мадам Пуссен доедает свой сыр, и еще несколько минут будет смотреть свой сериал. Потом все кончится.
Он еще раз внимательно медленно осмотрел комнату. Все спали – он их не убивал. Дверь в прихожую не скрипнула. Из кухни раздавались голоса: сериал еще не кончился. Он вышел из дома и пошел вдоль дороги города, который спал. Что произошло? Ничего. Произойдет завтра, когда газеты напишут о взрыве бытового газа на кухне в старом доме. Ая-яй-яй.
Телефон на углу у аптеки. Один звонок продолжительностью одну минуту. Несколько слов и все сделано правильно. Кто звонил? Кому? А это так важно?
Хорошо: звонил тот, кто вышел из дома, где остались спящими шестеро пожилых мужчин в недорогих костюмах и одна пожилая дама по имени мадам Пуссен. На другом конце провода ему ответил человек с американским акцентом. Сказал, что все понял и поблагодарил. Сказал, что как всегда работа выполнена в срок, и он может отдыхать, потому что через три дня у него будет новая работа. Потом он аккуратно прикрыл дверь телефонной будки и сел в стоявшую рядом машину. Мотор заработал, и он включил радио. Потом медленно отъехал в направлении Парижа. Кто были эти люди? Они себя называли Стражами и больше их никто так не называл. Но они пытались договориться друг с другом, поэтому ели мясо. Они были разной веры и хотели быть одной. Хотели.
Взрыв раздастся через пять минут – их хватит, чтобы дослушать песню.
Гл. 23
Итак, дамы и господа, встречайте: мистер Ной! Не тот, кто спас овец, гусей, козлов и всяких разных птиц. Не то, кто каким-то чудесным образом (что значит иметь хорошие связи наверху) узнал про грядущий потоп. Не тот, кто вторым использовал инцест в благих целях (первым был Адам), чтобы плодиться и размножаться (он же брал на борт только родственников, а как иначе – зачем спасать чужих?).
Это был другой мистер Ной. Его профессией было не спасать от потопов, а создавать их. И что таить греха – у него это получалось много лучше, чем у других. Мистер Ной, был занятым человеком: путч, он же революция, он же кризис, он же небольшая проблема, готовая перерасти в перспективный политический и финансовый проект. Это его задача. Его фирма под названием Национальное управление информационной безопасности ни от кого не пряталась, ничего не боялась и, соответственно, ничего не стеснялась. То есть, его сотрудники не нуждались в санкциях прокурора, хороших отношениях с судьями, вежливых улыбках при встречах с сенаторами и подробных отчетах Сенату. Какие отчета, дамы и господа? У сотрудников мистера Ноя была только совесть мистера Ноя – ею и руководствовались. Но это доказывает только то, что она существует. Все только на доверии, все только ради истины, все только ради страны, каковой они себе ее представляют по телевизору и, по словам самого мистера Ноя. Ибо, правда состоит только в том, что мистер Ной все знает, мистер Ной все понимает, и мистер Ной имеет непосредственное отношение к созданию того, чем предстоит управлять и от чего спасать. И, конечно, мистер Ной знает, кого потом во всем обвинить.
Мир не состоит из двух цветов – это знают все, даже те, кто имеет степень бакалавра. Но мир состоит из двух основных положений мироздания: истины и лжи. Истинно то, что своевременно и необходимо, а лживо то, что временно не требуется. Другие правила только путают. Этим же необходимо руководствоваться при создании того, что называют общественным мнением, когда возникает острая необходимость живущим за окнами большого и красивого здания, в котором есть ковровые дорожки и недорогой буфет, сделать соучастниками своих акций и проектов тех, кто, к сожалению, еще обитает в этой стране.