…Конверт был из плотной бумаги. Сейчас такие конверты никто не делает. «Мсье Пико. Округ Париж. Собственный дом» - и весь адрес. Я открыл. Лист бумаги с каким-то геральдическим знаком сверху. Посередине текст:
Ибо сказал апостол:
"Manduca panem tuum cum silentio",
что значит:
"Вкушайте свой хлеб в молчании".
И сказано в псалме:
"Posui ori meo custodiam",
что значит:
"Я думал, мой язык предаст меня",
что значит –
Я придержу свой язык, чтобы не говорить ничего плохого.
Ни подписи, ни даты. Было странно похоже на угрозу…. Или на шутку.
Я не силен в геральдике, но я живу в библиотеке мсье Пико – что-нибудь найду. Все-таки новое развлечение. Больше всего меня интересовал конверт. Конверт меня завлекал. Очень. Особенно обратный адрес: «Камышовый остров». Можно сейчас сказать, что я вдруг сразу все понял, но это неправда. Я ничего не понял и никакого камышового острова я тогда не знал. Словом, все это было совершенно бессмысленно.
Я отложил письмо и постарался продолжать разбирать слова в старой книге, которая лежала раскрытой у лампы. Не получилось – письмо мешало. Я начал искать геральдический справочник, который как-то попадался мне на глаза. Надо, наверное, рассказать, что было в библиотеке? Не знаю. Мне не было бы это так интересно, тем более что к делу это отношения не имеет: книги, книги, книги на полках…. Хотя, пожалуй, кроме множества книг на запыленных полках, интересным для вас могли бы быть девять тяжелых деревянных ставень, которые закрывали девять окон в библиотеке? Хорошо. Я несколько раз пытался их открыть. Я думал, что мой отчим боялся солнечного света – свет мог повредить старинным книгам. Я так думал, но мне не хватало солнца или глаза уставали от тусклого света старой лампы. В любом случае, я старался открыть ставни. Я не знал, что этого не стоило делать, и я не знал, что через несколько дней совершу одну из самых больших ошибок в моей жизни, а может и наоборот…. Многое, очень многое абсолютно не стоит делать, многого не стоит знать, если оно само тебе не открылось. Мы же все время пытаемся, что-то открыть, не понимая простого: закрыто только для тех, кому откроется и кому дано открыть. Но открывшим по своей воле - не увидеть…. Часто слепота душевная – благо и верить тому, что видишь просто так, без объяснений, надо безоговорочно – именно так создан мир: видеть и принимать. Это и есть способ жить. Беда тому, кто пытается объяснить истину – мир создавался не для объяснений.
Гл. 5
Прошло три дня. Я забыл про конверт, я забыл про герб и справочник, я не читал книгу – я хотел открыть окна. Приспичило и все тут. Я нашел замок на тяжелых ставнях (странно: зачем мсье Пико сделал замок так, чтобы его очень трудно было найти). А письмо лежало на столике рядом с пачкой табака и кого-то ждало. Замок я нашел, но замки прячут не для того, чтобы их можно было легко найти, а уж тем более легко открыть – я не смог. Я подумал, что можно в деревне кого-то попросить. Сделаю это в пятницу.
Наступило утро пятницы. Помню, что был сильный ветер и опять противный дождь. Вокруг дома просто месиво из грязи – дорожки из гравия расползлись, как тушь по лицу обманутой жены. Ни о какой деревне и думать не приходилось. Да и, в конце концов, анжуйское всегда можно заменить водой, а ветчина вредна для печени: у меня были сыр, немного кофе и хлеб. Можно съездить завтра или через день. Кто же знал, что завтра будет уже не до деревни? Кто знал, что я поеду, но намного дальше, чем в деревню и совершенно не по своей воле и не за анжуйским?
В пять в дверь постучали. Опять почтальон? Нет – это был другой человек. Я открыл – он вошел. Все происходило так, словно это я по ту сторону двери, а не он. Словно не я ему открыл, а он мне: его лицо выражало даже какое-то недоумение – он даже кажется, немного удивился, увидев меня по эту сторону. Он как-то фыркнул, что ли. Но проблема была не в этом – проблема была в том, что я смотрел не на его лицо, а только на его руки, которые сжимали конверт – такой же конверт, как тот, что лежал у меня в библиотеке.
- Вы, собственно, кто, мсье? – Я не попытался помешать ему войти. Я даже посторонился, чтобы ему не мешать.
- А что такое? – Он опять слегка удивился. Нет. Точно. Создавалось впечатление, что он вернулся домой и застал у себя давно знакомого, но совершенно неуместного в этот час человека. Он уже сбросил плащ и шляпу на кресло у журнального столика и, пройдя мимо меня, поднимался по лестнице в библиотеку.
- Да кто вы, наконец, такой? – Получается, что я уже оказался позади него и спрашивал его спину. Он даже не остановился.
- Вино, конечно, кончилось. – Он не спрашивал – он утверждал, и мне пришлось с этим согласиться. – Принесите сыра и хлеба в библиотеку: Вам надо поесть. Да! - Он остановился и повернулся ко мне. – Сыр и хлеб в кухне во втором шкафу справа от холодильника.
Мне и с этим пришлось согласиться: они действительно были там. Но кто этот человек, который знает, что я сегодня переложил сыр и хлеб во второй шкаф справа от холодильника, потому что в первом сломалась полка?
- Мне ничего не берите – я поем позже, когда Вы уйдете.
- Но я не собираюсь никуда уходить из собственного дома. – Я начинал злиться.
- Вы очень быстро соберетесь, не сомневайтесь. Мы поговорим немного, и еще не пробьет одиннадцати, как Вы уйдете.
– Почему одиннадцати?
Меня удивил не тот факт, что меня выгоняют из собственного дома двое незнакомцев с патологическим отсутствием каких-либо манер. Меня удивил тот факт, что я должен успеть убраться до одиннадцати. Странно порой работает собственный мозг! Между прочим, так проваливались самые талантливые шпионы: концентрация напряжения в одном отдельно взятом кусочке мозга дурно влияет на его работу в целом - отсюда и появляется подтверждение тезиса, что «язык мой – враг мой». Я ляпнул глупость, и это трудно было не заметить, но, кажется, обошлось…
Прошу прощения, но должен Вас отвлечь не несколько секунд! Люсьен вообще-то часто заигрывался в своей жизни. Его постоянное внимание к собственной персоне и частое использование буквы «Я» давало повод сомневаться в его способности работать в команде. Но руководство решило, что этот «маниакальный артистизм» (придумал же штатный психолог такой термин!) скорее на пользу делу, чем во вред. Так что не обращайте особого внимания на некоторые странности в поведении Люсьена – я Вас умоляю. Потом все само собой разъяснится – если, конечно, оно будет – это «потом».
…Что-то сегодня слишком громко стучали часы у стены напротив дивана и кресел, между которыми стоял столик с бокалом недопитого вина, пачкой хорошего голландского табака и конвертом с письмом. Слишком громко стучали – по вискам. Я ждал момента, когда они начнут бить одиннадцать утра, и боялся, что удары разобьют мне голову. Жаль, что петухи уже пропели – значит, эта нечисть не пропадет? Человек уже замолчал. Говорил он медленно, но все произошло очень быстро, и часы не пробили одиннадцать, а просто остановились. Не дойдя до цифры несколько секунд.
В мире бывает много совпадений, и это могло быть одно из них, но это не было совпадением – часы остановились, как только он закончил говорить. Теперь я понимал, что его фраза, брошенная в начале разговора, как бы, между прочим: «Вам надо все узнать до одиннадцати», была сказана не просто так. Часы неожиданно остановились, не дойдя пары минут до одиннадцати! Жуть какая-то, как в фильмах Хичкока. Хотя, не было тут никакой мистики: все оказалось много проще. Из короткого рассказа незваного гостя, намеревающегося съесть после моего ухода весь мой сыр, следовало, что рейс из-за моего опоздания переносить не будут – не такая я фигура. Следовательно, чтобы успеть в аэропорт надо выехать не позже одиннадцати. А часы остановились просто потому, что остановились и все.
Выбор у меня, судя по его рассказу, был, но не очень приятный. По словам этого господина, мне следовало либо беспрекословно подчиниться ему, либо у меня совсем скоро возникнет небольшая проблема, которая может плохо сказаться на моем здоровье. На мой тупой вопрос: «А может быть все-таки как-нибудь…?», ответ был отрицательный с некоторой долей нетерпения. Словом, я понял, что мсье Пико в своей жизни что-то не то натворил и вот теперь я, как его наследник, вполне возможно могу оказаться заложником его давних махинаций. А этот господин, как доверенное лицо старых друзей мсье Пико, уполномочен помочь мне выйти достойно (то есть, живым) из этой ситуации. Но для этого я просто обязан поехать и поговорить с одним их партнеров мсье Пико, который сам, в силу некоторых обстоятельств, приехать ко мне не может.
Таким вот образом складывались дела для человека, которого звали Люсьен. Складывались весьма удачно, потому что история для субтильного юноши была весьма убедительной: жил он странно и непонятно – могло ли так продолжаться вечно? Нет, не могло. Должен ли был Люсьен, как человек молодой, неопытный и беззащитный испугаться такого поворота событий? Конечно. Он беззастенчиво жил за чужой счет, как самый последний балбес. И, вот наступило время узнать, что его псевдопапа жулик, который кому-то еще при своей жизни наступил на какую-то часть тела. Хорошо еще, что есть кто-то, кто хочет ему помочь – надо хвататься за соломинку. Люсьен и должен был схватиться: в конце концов, человек не кошка – человека очень легко можно заставить делать то, что ему делать не хочется.
Ну, а для меня эта жутко печальная история, рассказанная вторгшимся в дом мокрым негодяем, лишний раз подтверждала тот факт, что в свое время все расчеты на появление кого-то подобного, или чего-то в этом роде, были сделаны верно, и в ближайшее время мне не грозит употребление дешевого вина и ветчины, которую я видеть больше не могу. Таким образом, получалось, что и я сам, и я, как Люсьен, наконец, можем переходить к финальной части этой странной и весьма продолжительной истории. Конец ее, правда, был совершенно непредсказуем, но уже одно то, что серьезные люди в нее поверили, говорило в пользу других серьезных людей, которые ее придумали…
- Теперь Вы знаете достаточно, чтобы принять решение. - Его глаза были почти закрыты. – Вы можете уйти.
- Но, если я не хочу, если мне все это не нравиться, если мне это не надо? – Я был совершенно сбит с толка. – Почему я должен Вам верить? – У меня еще была надежда, что это идиотский розыгрыш.
- Вас никто не заставляет верить мне, но не верить мне Вы не можете, потому что все, что я сказал, будет так и никак иначе. Все дело в Вас. Именно Вы получили письмо, а здесь ошибки быть не может.
- Что это за письмо? Бред какой-то.
- Считайте это повесткой.- Человек слегка улыбнулся.
- Повесткой куда?
- Никуда. Просто повестка. Неважно. Важно, что последует за этим. Все сложилось так, что именно Вы обладаете правом на Книгу, которой нет здесь, и, возможно, именно Вам дано право ее дописать, чтобы она тут появилась. Но именно Вам надлежит ее сначала найти. Но дело даже не в Книге – дело в письме, которое Вы получили. Куда Вы смотрите? – Я озирался по сторонам, и со стороны это выглядело не лучшим образом. Наверное, было ощущение, что я ищу глазами какую-то книгу, которую пришелец просто пропустил. Вот он сейчас ее увидит, возьмет и уйдет, а я проснусь и пойду выпью кофе с сыром – в этой маленькой деревне делают хороший сыр, хотя бы, поэтому тут стоит жить. Или уже – стоило? Кажется, это утро началось напрасно. Он смотрел на меня, и я понимал, что я уже не проснусь.
- Откуда Вы знаете, что ее здесь нет? – Я все еще надеялся. – Может быть, ее просто спрятали в другое место?
- Зачем, молодой человек? Зачем прятать то, чего пока нет?
- То есть как – нет? Что же Вы ищите? – Я совершенно запутался. – Вы же только что мне сказали, что эта Книга…
- Пока нет. – Он улыбнулся, и на его лице улыбка была совершенно не к месту. - Проблема лишь в том, что на этот раз именно от Вас зависит, появится ли она. Но, кажется, Вы меня совершенно не слушаете? – Он слегка улыбнулся. – А что Вы знаете о своем отчиме?
- Мы почти не общались. – Я в тот момент не думал ни о Пико, ни об этом странном человеке – я вдруг подумал о соседе, который мог бы приехать и в дождь, черт его возьми! И в этот момент в дверь позвонили. Я не мог слышать звука подъезжающего автомобиля, потому что в библиотеке, как я уже говорил, все окна были наглухо закрыты тяжелыми деревянными ставнями. Если это винодел – дело будет проще: пусть позовет полицию – и все закончится.
Я, молча, встал, спустился вниз и открыл дверь. На крыльце стоял мой сосед. Слава Богу! Дождь перестал, и даже выглянуло солнце. Мне всегда казалось, что библиотека, расположенная на втором этаже дома, была на самом деле в подвале – там всегда было темно и мне это нравилось. Терялось ощущение дня и ночи – наверное, мсье Пико был прав, заделав окна.
- Как Вас зовут? – Сосед впервые задал мне этот вопрос. Вот странность! А где «Здравствуйте»?
- Люсьен.
- Ну да, конечно. – Сосед странно посмотрел на меня. – Вас зовут Люсьен. Жак наверху?
- Кто? Какой Жак? – Я совершенно забыл спросить у незнакомца его имя. – Жак? Да, конечно, он… наверху. А откуда Вы…? - Сосед вошел в дверь и пошел по лестнице наверх. История повторялась. Это ведь бред какой-то. И кажется, никто мне не будет звать полицию, и кажется сегодня точно плохой день.
Когда я вошел в библиотеку, они стояли спиной к двери и о чем-то говорили. Они давно знали друг друга?
- Постойте, мсье. - Мне надо было окончательно все разъяснить. – Кто вы такие? Почему вы в моем доме? Что вообще происходит?
Незнакомец, которого, как оказалось, звали Жак, повернулся ко мне первым.
- Все что Вы должны знать, Вам уже рассказано. Жюль отвезет Вас в аэропорт. Вы улетаете через пять часов. И, кстати, дом этот не Ваш – Вы просто некоторое время в нем жили. – Он опять попытался улыбнуться – лучше бы его физиономия этого не делала – у нее это опять не очень получилось.
- Но, куда? – Я пропустил важное замечание про дом. Хотя должен был услышать: не каждый день у вас забирают дом, и отправляют вас черт знает куда.
- Жюль Вам расскажет остальное по дороге. Уходите – здесь опасно для Вас.
- А Вы?
- Мне надо навести порядок.
- Я имею право на один вопрос! – А что мне было делать? Язык сам говорил ерунду.
- На один? Давайте. Но только один.
- Книга. Я ничего не понял. Что за Книга и кто вы?
- Хорошо. Коротко, только потому, что Вы уезжаете. Вы верующий?
- Слегка. – Я усмехнулся.
- Конечно. Так часто случается. Так вот: есть люди, которые верят по-настоящему и есть те, кто верит слегка и только тогда, когда это им удобно. Если Вера часть сути жизни сама жизнь имеет для Вас смысл, как чудо и таинство. Если Вера только инструмент и средство проживания, как банковский счет, то Ваше отношение к самой жизни совершенно иное, так? Есть история, которую Вы читаете, и которую Вам рассказывают, и есть история, которая в действительности произошла. Это две разные истории, верно? Но, ни одна из них не лжива. Конечно, я говорю не о версиях или мнениях людей: я говорю об изначальных Книгах, созданных для разных людей. Для тех, кому надо знать и для тех, кому надо только верить. Просто есть тайна, которую не стоит открывать, как эти ставни в этой библиотеке. (Откуда он узнал про ставни?) Есть много Книг, как отражение одна другой. И они созданы только для того, чтобы каждый получал свое: Богу Богово, а кесарю кесарево. Вы же понимаете, что не стоит всем знать истину? Знание не всегда идет на пользу – чаще оно используется во вред. Уже были случаи, когда некоторые люди пытались уничтожить одну Книгу за счет другой, мотивируя это открытием Истины. Но, ничто в этом мире не создано в единственном числе и всегда есть зеркало, отражающее поступки и явления с другой стороны. Вы же не любите зеркала, Люсьен?