- Не люблю, но откуда…?
- Не важно. Так вот: никто не любит зеркала, кроме совершенно глупых людей, которые полностью довольны собой. Кому какая разница, что Рождество празднуют в декабре, когда на самом деле это стоило бы делать в марте. Если, конечно, Вы внимательно читали Библию. Не все имеет смысл открывать – многое лучше скрывать. Просто люди подозрительны и во всем видят не таинство, а тайну. Тайна притягательна и предлагает шанс обрести что-то, что принесет выгоду, а таинство требует самоотречения.
- Как же насчет «Возлюби самого себя»? – Мне бы помолчать немного.
- Любить себя и нравиться себе – это не одно и тоже, Люсьен. Теперь совсем коротко, потому что у Вас совершенно не осталось времени. У Вас есть шанс спасти мир.
- Мир спасают американцы.
- Смешно. Но у Вас действительно есть шанс остановить катастрофу. Мы бы не трогали Вас, если бы в нескольких частях света не произошли события, которые могут повлиять на большую часть живущих. Проблема в том, что никто не знает, чем все закончиться. Будет ли лучше, или произойдет непоправимое. Это не в наших руках – в Ваших. А теперь Вам совершенно пора. Все остальное Вы узнаете потом от других, кто Вас найдет. У нас нет прав на большее.
Дальше все было опять очень быстро и просто: я и Жюль через десять минут уже ехали по дороге в его машине. Мне не пришлось брать с собой никаких вещей – рюкзак, который лежал в машине и был моими новыми вещами.
Долго мне молчать не удалось: два незнакомых мне человека проявляются на пороге моего дома сегодня утром. Один, которого зовут Жак, говорит мне, что я должен куда-то ехать, второй, которого я себе представлял, как своего соседа, приезжает и увозит меня в аэропорт. Нормально? Это нормально? И я не сопротивляюсь. Да – еще письмо. И это было самое странное – письмо было адресовано мне (так они сказали). Кем? Пока рано говорить – и они не сказали. Они показали дату отправления письма. Этого хватило, чтобы я окончательно решил во всем с ними соглашаться, ни с чем не спорить, ни о чем не спрашивать, соглашаться, подчиняться с одним желанием: поскорее выбраться, остаться одному и благополучно добраться до ближайшего полицейского участка. Парочка сумасшедших (может быть сектантов, может и хуже того), выбрала меня своей жертвой. Так бывает – не я первый.
Но человеческий мозг – странная штука: почему я думаю только о закрытых девяти окнах? Почему мне не дают покоя эти ставни? Не о чем мне больше думать? Ведь я спросил Жака об этом и он ответил: «Их откроют, но это будете не Вы». И весь ответ…
- Очнитесь, Люсьен. – Голос Жюля прозвучал слишком громко, чтобы не напугать.
- Что Вы говорите?
- Я говорю, что мы приехали. Ваш рейс 354. Посадка через десять минут. Когда прилетите, Вас встретят и проводят туда, где Вы будете пока жить. – Невозмутим и загадочен. Но по дороге к стойке вылета есть пара полицейских – об этом «винодел», кажется, не подумал. – Кстати, о полиции. Не надо пытаться вмешивать в это дело полицию. Вы же не хотите в психушку? – Нет, он об этом подумал. Мне это не понравилось – сумасшедшие не могут быть так рассудительны. Следовательно, что-то совсем неприятное получается – они не психи – и это, к сожалению, очень плохо.
- Я могу спросить, кто вы? – Была маленькая надежда, что он хоть что-нибудь скажет, что мне может помочь.
- Можете, но какой в этом смысл? Все, что я Вам могу сказать, Вам уже сказали. Но, кажется, Вы не поняли, потому что не поверили.
- А в это можно поверить?
- В это надо поверить, потому что Вы тот, кому адресовано письмо.
- Но письмо могло быть адресовано мсье Пико? – Я все еще надеялся, что письмо, таинственный Жак, прикидывающийся виноделом Жюль (или как там их на самом деле) просто опоздали – мсье Пико умер чуть раньше.
- Письмо не могло быть адресовано ему, так как это он Вам его передал.
- Дата отправления, как Вы сами сказали - 18 марта 1314 г. – этому я должен поверить? Чему? Что мой отчим умер в 1314 году? Что сейчас 1314 год? – Я вдруг подумал, что идти в полицию с такой информацией как раз и будет сумасшествием, но уже с моей стороны.
- Не нервничайте так сильно. Кстати, по поводу полиции: вас нет ни в одном компьютере, кроме банковского и это может сильно осложнить Вашу дальнейшую жизнь. Тем более, что в банковском компьютере Вы известны, как человек, который только снимал деньги, но никогда не клал и не платил никаких налогов. Полиции это точно не понравится – они не любят тайн, если только не сами их создают. Ваши документы подделка и Вас нет среди живых…. Понимаю, что Вам это покажется странным, но Вас просто нет. И сейчас не 1314 – сейчас, увы, уже 1315. Письмо, к сожалению, слишком долго шло.
1315?
Гл. 6
Не замечали, что время в самолете длится дольше, чем на земле, но при этом расстояние от пункта А до пункта В становится короче? А все потому, что, находясь на месте, вы преодолеваете не расстояние, а время, возвращаясь назад или совершенно напрасно забегая вперед.
Один человек однажды вылетел навстречу времени и через сутки полета опоздал на свой день рождения ровно на сутки. Навстречу ему вылетел в установленное время другой человек и прилетел ровно на сутки раньше того дня, в который вылетел. И они встретились там. Ничего хорошего из этого не получилось – их часы остановились в одно и то же время. Вопрос ведь не в том, какое сегодня число – вопрос в том, кончается ли на этом счет?
А в голове вертелись, не переставая слова Жюля, сказанные в последние минуты, когда он провожал (если можно это так назвать) меня на посадку. Он, словно, съежился и совершенно перестал командовать. Может быть, отсутствие его приятеля так сказывалось – может сам он был слегка смущен некими обстоятельствами. Не знаю. Только вот стал он суетиться и на глазах опять превращался в винодела, которого я знал несколько лет. «Вы только ничего не бойтесь, пожалуйста!» Он уже почти просил. «Ничего не бойтесь и ничему не удивляйтесь» - шептал он мне на ухо у регистрационной стойки. Речь его вдруг превратилась в поток полубессмысленный, невнятный, с какими-то всхлипываниями и резкими сменами тем: «И не обижайтесь, пожалуйста, на Жака. Он хороший человек. Но ему так досталось в свое время, так досталось, что совершенно непонятно, как он вообще смог…. Но Вы только там не смущайтесь, когда доедете. Все образуется, если, конечно, Жак чего не напутал в смысле Вас, конечно…. Встаньте с утра, примите душ, и на пляж. А там уж и до дела недалеко. А они, конечно, все объяснят…. А Вы уж не подведите, когда придет время. И обязательно возвращайтесь, если сможете. А вот и девушка, а вот и паспорт наш и хорошо, и хорошо, и пусть все будет, как будет. И не обижайте старика». Все это уже совершенно выбило меня из колеи. Старик? Да ему не больше чем мне лет. Хотя, если сейчас 1315 год, то он слегка староват, конечно. Я даже был рад, когда оказался в самолете и закрыл глаза.
«Какого черта он наплел? Куда я лечу, и что происходит?» Капитан сказал, что полет будет приятным, что погода в Иерусалиме хорошая, что скоро подадут легкий завтрак.… В Иерусалиме???
Гл. 7
Выйдя из аэропорта, Жюль не подошел к своей машине, которая стояла на автостоянке, а коротким жестом подозвал такси. В такси он достал телефон из кармана куртки и нажал кнопку быстрого вызова абонента. Когда абонент ответил, Жюль постарался быть кратким: «Он вылетел. Да. Все в порядке. Он знает. Жак просил быть к нему снисходительным, ибо он слеп, но не глух». Не более чем через полчаса, Жюль быстро поднимался по лестнице в библиотеку.
Жак сидел в кресле, прикрыв глаза. По периметру комнаты горели свечи в тяжелых бронзовых канделябрах. Не было в этой библиотеке ничего ценного – только тяжелый спертый воздух комнаты и запах старых книг. Не было ничего интересного, как не было и самой библиотеки – и был это просто большой муляж. Все было только для того, чтобы комната выглядела библиотекой и не более. И дом был муляжом – его современные стены скрывали другие, более старые. Если бы кто-нибудь мог догадаться и сломать стену – он был бы несказанно удивлен – между двойными стенами был проход вокруг всего дома, а стены прохода справа и слева были украшены резьбой в строгом соответствие повторяющей узоры, которыми когда-то были покрыты стены исчезнувшего Иерусалимского Храма. Снаружи дом был огромный и безобразный: создавалось впечатление, что хозяева не задумывались над его внешним видом, когда его строили. Как выглядело строение раньше: что это было? Небольшая крепость? Церковь или какое-нибудь другое строение? В любом случае, когда Люсьен первый раз приехал в этот дом, он показался ему тюрьмой: высокие каменные стены, огромный зал на первом этаже и посередине широкая лестница, которая уходила на второй этаж, где находились библиотека и спальня хозяина. Был еще подвал, в который вела тяжелая дверь. Конечно, Люсьен первым делом постарался попасть в подвал – где, как не в подвалах находятся все тайны? Но, открытий не случилось – и дверь была не заперта, и подвал был просто огромным пустым подвалом, в котором ничего не было вообще. Разочарование, что ж тут поделаешь? Раздражали огромные размеры первого этажа и, не поверите, ни картин, ни каких-нибудь других украшений или архитектурных изысков, просто не было. Около пятисот квадратных метров пустого пространства, устланного старыми выцветшими коврами в восточном стиле и слишком большое количество старых деревянных скамеек вдоль стен…. Церковь или зал собраний?
Но Люсьен быстро успокоился, потому что совершенно не бывал на первом этаже: идеи по поводу тренажерного зала в подвале быстро забылись, а кухня была не нужна – холодильник был и на втором этаже. Бог с ней, с архитектурой – была другая странность, которая не могла не радовать нового хозяина виллы «Звезда» - за несколько лет не пришло ни одного счета, ни за электричество, ни за воду, ни за газ. И если есть на свете чудеса – это и было чудо.
После почтальонов, самыми неприятными личностями во Франции (как и во всей Европе) являются «счетчики» - люди, которые в любое им удобное время заходят на территорию твоего дома и с невероятным наслаждением снимают показания счетчиков за коммунальные услуги. Результатом их визитов являются ежемесячные приговоры на красивых бумажках с обязательной угрозой об отключении чего-нибудь, в отсутствие отплаты в срок. Угрозы действуют, потому что отключенное включить в десятки раз тяжелее, чем, скрипя зубами, дойти до банка. Но…не было, ни одного счета! И ни разу ничего никто не отключал. Сказать, что у граждан есть совесть все равно, что рассказать смешной анекдот: чем платить за воду – проще ночью воровать ее у соседей. Конечно, Люсьен и не думал ходить в мэрию городка – он тихо ждал – а вдруг о нем забыли. Но будем разумными – могут забыть о тебе и твоем существовании, но забыть о счетах за электричество и воду? Не смешно. Счета приходят часто и после смерти владельца – и пойди не заплати! Пойди докажи, что это сволочь умерла, совершенно не зная о счете за воду и электричество или за газ. Натуральная сволочь – спокойненько себе умер, а кто платить будет? Поэтому оплачивать придется кому-то другому: смерть не повод, чтобы не оплачивать счета. Вот и у Люсьена так - кто-то исправно оплачивал его ежемесячные счета. Кто? Любопытно, конечно, но несущественно, если этот кто-то все оплачивает в срок. К хорошему быстро привыкаешь, поэтому и этот вопрос исчез в запахах козьего сыра и импортного колумбийского кофе.
Да! Еще название виллы – «Звезда». Люсьен предпринял попытку его изменить. Просто так, чтобы хоть что-нибудь изменить. Он поехал с соседом в деревню, где его принял мэр, который, услышав о его желании, сослался на завещание мсье Пико, в котором отдельным пунктом было записано, что мсье Пико в категорической форме запрещает «в какой-либо форме изменять название виллы, производить какие-либо строительные работы на территории виллы - строить, перестраивать, изменять архитектурный облик или цвет внутри и снаружи, добавлять или изменять в какой-либо форме что-либо снаружи и/или внутри, включая детали интерьера, мебели…» и т.д. и т.д. и т.д. Люсьен спросил мэра в шутку, может ли он сменить собственное имя? «Можете, ибо ничего в завещании по этому поводу не сказано», - мэру было не до шуток – мэр давно подозревал нелюдимого мсье Пико в странностях и лишний раз опять себе напомнил, что от этого дома надо держаться в стороне. «Если уж сам наследник этой несуразной крепости не знает что ему можно, а чего нет, значит, тут уж точно есть какая-нибудь тайна. А тайны в наше время штука пренеприятная. Стоит все-таки еще раз поговорить с Клодом насчет этого дома – если он начальник полиции – должен же он, хоть что-нибудь знать». И мэр, проводив Люсьена, сделал на следующую неделю запись в календаре…
Жак открыл глаза, посмотрел на вошедшего, не задал никакого вопроса и встал. Вообще, со стороны показалось бы, что они просто механически выполняют какое-то давно отлаженное действо: Жюль по очереди проверил ставни на окнах, подошел к каждому светильнику, состоявшему из шести свечей, и погасил пальцами две центральные. Кивнул утвердительно, встретив вопросительный взгляд Жака, и подошел к лестнице, намериваясь спуститься вниз, но на секунду задержался и еще раз оглянулся.
- Что-нибудь не так, Наставник? – Вопрос Жака прозвучал тревожно.
- Что-то не так, брат Жак. Что-то здесь не так. Меня не покидает ощущение, что Пико мог просто ошибиться тогда.
Если бы Люсьен был рядом, он уж точно удивился бы, увидев, как поменялись ролями Жюль и Жак. И что не было уже никакого Жюля и Жака, и что загадочный Жак ведет себя по отношению с «соседу-виноделу» слишком почтительно.
- Наставник, ошибка невозможна. Мы следили за Люсьеном все двадцать пять лет. Не было ни одного повода усомниться.
- За это время было столько ошибок, брат Жак, что я не удивлюсь еще одной. Правда, цена этой ошибки будет во много крат выше, чем все предыдущие вместе взятые. Позвони брату Кристофу – пусть сделает сначала еще одну проверку. Пусть. На всякий случай. Кто знает. Он никому не писал - у него просто не было возможности ничего никому сообщить, ведь так? Вы знаете все его контакты, брат Жак?
- Да, Наставник. Это было не сложно все эти годы – Пико все сделал правильно – парень был достаточно изолирован.
- Последнее время были женщины?
- Да, но не здесь.
- Дай мне еще раз список всех, кто хоть как-то мог интересоваться этим домом. Меня все-таки не покидает ощущение, что мы не одни здесь.
- Кто мог знать о Книге, Наставник? Все хранят веру.
- Вера такая штука, брат Жак, что ее нельзя долго хранить – она начинает портиться. Верой надо пользоваться. Вопрос только в том, насколько умело пользоваться и с какой целью. Знаешь, как портится вино? Хорошее вино? Оно портится быстрее плохого, потому что в то, что оно хорошее перестаешь верить, если его хоть раз не попробовать. А если ты его хоть раз откроешь и попробуешь – оно уже никогда не будет дорогим и хорошим вином – ты его уже открыл. Так кто, ты говоришь, интересовался этим Домом последнее время?
- Никто, Наставник, кроме шефа местной полиции несколько дней назад. – Жак как-то невольно съежился под ставшим очень колючим взглядом Жюля (или теперь называть его Наставником?).
- Полицейский? Кто он?
- Он здесь очень давно, Наставник. Ничего предосудительного. Все, как обычно: кляузы, взятки, покер, в который он почти всегда проигрывает и потому залезает в кассу своего участка, также, как ночью залезает в камеры к задержанным проституткам, страх, что что-то вскроется и лишат пенсии и очень много вина каждый вечер. Словом, все как у нормального полицейского. Но жители деревни довольны – штрафы теряются, договориться можно и деньги берет по-божески, в смысле, что десять процентов чаевых обязательно относит в церковь. Простите, Наставник, так говорят жители деревни.
- Присмотрись к нему, брат. Если он такой правильный и тихий полицейский – почему его заинтересовал этот дом? – Жюль тяжело поднялся из кресла. Странно было видеть, как еще не старый внешне, подтянутый Жюль с трудом встает на ноги. Странно все это, господа, как, впрочем, странно многое в нашей жизни.
Жак достал из кармана куртки телефон и набрал номер. Разговор был тихим и коротким – «винодел» не слушал, а одну за другой гасил, оставшиеся свечи в библиотеке. Когда Жак убрал телефон, тот, кто называл себя Жюлем, уже медленно спускался по лестнице.
Когда они вышли из дома, прошли за ворота и сели в машину, стоящую неподалеку, от забора отделилась фигура человека в полицейской форме. Человек проследил глазами, как отъехала машина, и только тогда вышел из своего укрытия, которым ему служило очень старое дерево. Оно росло рядом с каменной оградой и даже словно вросло в камень. Этому вязу было не менее двухсот лет – сколько он видел на своем веку? Хорошо, что люди столько не живут. Как говорил старый еврей, с завистью покачивающий головой вслед очередной похоронной процессии, мимо его глиняного дома проходившей по направлению к кладбищу: «Меньше лет – меньше бед. Слава Иосифу, что у него есть еще дети. А кончаться – займем у соседей». Странная фраза, тем более из уст пожилого человека, но как не верить, если уж ему-то точно пришлось повидать на своем веку и кому, как не ему знать, сколько бед приходится на жизнь человека?
Человек посмотрел вслед отъехавшей машине и достал свой телефон из кармана форменного дождевика.
- Метр, они только что уехали. Что мне делать? – Видимо, ответ был коротким и точным, потому что полицейский, ничего не ответив, выключил телефон и убрал его в карман. После этого он пошел вдоль каменной ограды к оставленному там мотоциклу.