— И что, часто бывает? — машинально поинтересовался Невский.
— Ну, часто не часто, но случается, чего уж там. И нераскрытые убийства есть. Да как везде!.. Вообще — событий хватает, даже слишком. Взять того же Мостова!
Невский повернул голову к водителю.
— Вы сомневаетесь, что найдут убийцу?
— А чего сомневаться? Преступник, может, сейчас в отделении сидит, тепленький, только и ждет. Нет, я о другом!.. — Птучка остервенело крутанул руль, объезжая гигантскую лужу. — В такую вот заедешь — все равно что колесом в открытый люк канализации, — пожаловался он. — Жуткая дорога. А чинить — всегда потом, все некогда!.. Хоть кто бы из начальства долбанулся тут разок!.. Уж, может быть, тогда.
— Вот это маловероятно, — усмехнулся Невский. — Там, где поджидают неприятности, начальство не бывает. Посылают замов. А тем, в сущности, плевать. Начальство же руководит издалека, из кабинетов. Оттуда легче ничего не замечать, но выглядеть особенно солидно. Но вы что-то начали рассказывать?
— Да, собственно, я вспомнил о другой истории. Так, знаете, на память вдруг пришло. Я, конечно, не берусь вот так-то утверждать, что именно в Мостова. Дело темное. Но!.. Майор, правда, дело закрыл.
Невский заинтригованно уставился на Птучку.
— Хм, опять Мостов? Какой он вездесущий. Прямо пуп вселенной!
— Ну, какой он пуп!.. — Птучка неопределенно улыбнулся. — Просто город небольшой, и все тут друг у друга на виду. И если что случится. Говорить потом готовы год. А ведь Мостов был как-никак директор.
— Что же все-таки у вас произошло? Мне интересно. Или это следственный секрет?
— Да почему секрет?! — пренебрежительно пожал плечами лейтенант. — Я ж говорю: закрыли дело, точка! А история такая. В конце мая, в этом году, Мостов устроил пикничок на речке — с разными полезными людьми, не буду называть их, это роли не играет. Пятница, хороший теплый день. Ну, приехали они на двух машинах, разложились, как заведено, в тени, на бережку закуска там, выпивка, все чин-чином. Городские шишки, этих — тронь!.. А на другом берегу, как раз напротив, заросли кустов — густые, и не продерешься. Вот, стало быть, началась гулянка, все только-только разогрелись — тут-то из этих самых кустов и бабахнули. Несколько раз. Из пистолета — потом проверяли. Пули только по дереву чиркнули — над самой головой Мостова. Сантиметров бы на пять пониже — и до свиданья. С Мостовым, ясное дело, сердечный припадок случился — прямо там, у реки. Крики, паника. Ну, какой тут пикничок?! Слава богу, машины были. Отвезли его в больницу, две недели отдыхал.
— А кто стрелял?
— Вот — до сих пор неизвестно, — с непонятной торжественностью, словно в том была его личная заслуга, отозвался лейтенант. — Ведь не будет же преступник, как дурак, сидеть в своей засаде! Смылся сразу. В суматохе-то никто его и не заметил. И не мудренно!
— Почему вы решили, что преступник был один? — быстро спросил Невский.
— Потом уж выяснили, через несколько часов. С собакой все кусты обшарили, нашелся даже след, а у дома летчика — потерялся. Как говорится, ни тпру, ни ну!.. Концы в воду. Два месяца проваландались, а после дело-то и прикрыли. Шуму, правда, было много. Разговоры, слухи. Да все — вздор!
— А летчик-то откуда взялся? Этот кто еще такой? — с изумлением спросил Невский.
Клубок фактов, судя по всему, начинал запутываться самым необыкновенным образом.
— Откуда летчик? — повторил Птучка. — Здесь, в городе, живет. Это Ломтев, Александр Александрович. На вертолете работает — в нашем городском хозяйстве. Уже лет десять, вероятно. Крепкий, толковый мужик, депутат. Мне с ним сталкиваться приходилось — не по службе, вы не думайте. Так, разные житейские дела. Очень толковый, говорю вам. Правда, жмот большой, но это ладно. Все не ангелы. В ту пятницу он был как раз на вылетах, мы выясняли.
— Понятно. У Ломтева — алиби.
— Да он вообще тут ни при чем! — горячо воскликнул Птучка. — Я вам точно говорю. И потом. у него в апреле такое горе случилось.
— А именно?
— Жена повесилась.
— Довел?
— Ну, вы даете, Михаил Викторович!.. С таким-то мужем — жить да жить! Как у Христа за пазухой.
— Да? Интересно. А с чего же она вдруг?
Птучка глубоко вздохнул и тотчас резко крутанул баранку, объезжая лужу.
— Странная она была, с приветом. — сообщил он, чуть помедлив. — В областной больнице лежала, у нее шизофрению, кажется, нашли. Бывает. Молодая, вот что жалко! Получила инвалидность, первую группу... Сидела дома, потому как тихая. Ну, дома и уход получше, сами понимаете. А в последние полгода, соседи рассказывают, она совсем их доняла. "Он меня убьет!" — это она о муже своем, и каждый день талдычила одно и то же. Убьет он ее, значит, и все тут!.. Муж часто в рейсах, разумеется, за ней присматривали, да вот все ж — недоглядели. Пошла на чердак — и готово. Муж вернулся, а она — холодная, в петле болтается. Похоронили.
— Может, он издевался как-нибудь над нею или постоянно бил? предположил Невский.
— Да какое там! Спокойнейший мужик, пальцем мухи не тронет. И — не повезло. Уж как он с ней маялся, мог бы и развестись, кстати, — закон позволяет, так нет, жалел. А она вон что про него выдумала. Больная, что с нее возьмешь! Такие пироги, Михаил Викторович.
— Мда, занятно, — пробурчал Невский, задумчиво глядя в окно, хотя там теперь уже почти ни зги не было видно. — Все это очень и очень занятно. Простите, а где именно обрывались следы?
— Какие? — не врубился Птучка.
— Ну, те, что вели от реки. Когда в Мостова стреляли. По вашим словам.
— Ах, вы об этом! Мы вроде о другом давно уж говорим. Где обрывались? Да у самых ворот дома!
— А. дальше?
— Дальше — ничего. Собака покрутилась у ворот и потеряла след.
— И впрямь — загадка на загадке, — сокрушенно покачал головой Невский. — Надеюсь, вы вошли во двор?
— Нет, разумеется. Ведь я ж вам говорю: собака потеряла след снаружи! И потом. Ломтев в тот день был на вылетах. Ломиться в чужой дом — в отсутствие хозяина, без уважительных причин.
— Ничего себе — без уважительных! — невольно возмутился Невский. — И это говорите вы, профессионал со стажем!.. Я не знаю. Это какой же должен катаклизм произойти, чтоб вы случившееся наконец зауважали, выражаясь в ваших терминах?! Вы, право, поражаете меня.
— Я в этом деле не участвовал, — обиженно ответил лейтенант, притормаживая перед кучей гравия, которая разлезлась чуть ли не на пол проезжей части, хотя ссыпана была когда-то безусловно на обочину дороги. Там работали другие. Далеко не дураки! Меня уже позднее подключили к следствию. И у меня нет ни малейших оснований сомневаться. Если поступали так, а не иначе, значит, по-другому было и нельзя — в тот раз, по крайней мере.
Невский привычно прихватил пальцами бороду и с раздражением подвигал ее вправо-влево.
— Ну, а вы бы сами как вели себя?
— Не знаю. Не задумывался, честно говоря. Может быть, и заглянул бы за ворота — для острастки. Да чего там, дело кончено! Кого теперь интересует, что я мог бы предпринять?! Я — исполнитель. Доказательств — нет. А просто так подозревать. Да эдак ведь любого можно подвести под уголовную статью! На свете невиновных — нет. Тут было бы желание. А мы, Михаил Викторович, не имеем права своевольничать! На это есть инструкции, законы, — подытожил Птучка.
— Да, законы надо знать. И уважать. Но почему же вы раньше мне обо всем этом не рассказывали? — огорчился Невский. — Еще там, в гостинице?
— А, собственно, зачем? — непритворно удивился лейтенант, сбавляя скорость перед очередным поворотом. — Никакой ведь связи с нынешним убийством!
— Может — да, а может — нет.
— Вот то-то и оно! Я тогда докладывал — по всей проформе и куда положено. Позволил себе тоже малость усомниться. И не изменило это ничего! Им, стало быть, виднее. А сейчас. Нет, тут совсем иначе. Это убийство особое, из ряда вон!.. И потом, еще раз повторяю, про то покушение все, кому надо, знают. Что я буду старое толочь?
— Все убийства — особые, — с неудовольствием возразил Невский.
— Оно конечно, — согласился Птучка. — Но теперь, похоже, преступничек не уйдет. Это вы правильно придумали — отсюда начать.
Они подъезжали к санаторию.
Впереди, в просветах между деревьями, замелькали совсем уже близкие огни.
От главного корпуса донеслась развеселая музыка — кто-то громко включил радио.
— Эх, крепкого горячего чайку бы!.. — произнес мечтательно Птучка.
— Боюсь, вам не следует сейчас маячить в санатории, — заметил Невский.
— Я знаю, — вздохнул лейтенант. — Это я так, вообще.
— Скажите, — неожиданно спросил Невский, — а труп повесившейся, когда снимали, врач осмотрел?
— По-моему, нет. Потом уже, в морге.
— Так. Любопытно. Но вскрытие-то было?
— Когда?
— Ну, здрасьте! В морге, надо полагать.
— Нет, — решительно мотнул головой Птучка.
— Почему?
— Да ведь. и так ясно, отчего умерла, — пояснил лейтенант, удивляясь недогадливости своего спутника. — И муж ее, Ломтев, был против.
— Это безусловно его право. — согласился Невский. — Возражают многие, я знаю. Но уж в данном случае!.. Могли и не прислушаться.
— Легко вам говорить. Поспорьте-ка с ним! И повторяю: до того все было очевидно! Сбрендила, повесилась. Какие тут сомнения?
— И все-таки они есть, — твердо ответил Невский. — Понимаете — есть! У меня, во всяком случае.
— Ну, знаете! — фыркнул Птучка. — Даже как-то странно. Может, вы еще скажете, что это Ломтев ее укокошил? Летит себе на вертолете, и вдруг: дай, думает, придушу ее. А там — пускай повесится сама.
— Это не смешно, — пожал плечами Невский.
— Да бросьте вы, ей-богу!.. — умиротворяюще проговорил лейтенант. — Ее же потом внимательно осмотрели! Никаких следов насилия. Чувствуете никаких! Она сама в петлю полезла! Тут двух мнений быть не может.
Птучке явно не хотелось ворошить минувшее.
— Я не об этом, — отмахнулся Невский. — Мнений может быть как раз хоть двадцать! Меня удивляет другая деталь, а на нее, похоже, должного внимания не обратили.
— Это, извините, вы о чем? — Лейтенант недоуменно скосил на него глаз.
Невский, склонив голову на грудь и словно собираясь с мыслями, выдержал недолгую паузу.
— Напомните-ка еще разок, — попросил он наконец, — как она говорила незадолго перед смертью? Ну, последние полгода, когда случались приступы? Что говорила?
— Своим соседкам-то? — уточнил с легким смешком Птучка. — О, это был цирк!.. Так вот — дословно: "Он меня убьет!" Фраза в протоколе фигурировала, я запомнил точно. И вы сами посудите: ну, с какой стати.
— То-то и оно! Как раз эта фраза меня больше всего и удивляет, — с расстановкой произнес Невский. — Ведь жена Ломтева, как вы сказали, была шизофреничка, больной человек. Мне, по роду работы, несколько раз доводилось сталкиваться с похожими типами. И я прекрасно помню. Как бы это вам объяснить? Понимаете, будучи просто больной, без всяких посторонних накладок, она уж скорее могла бы сказать нечто другое, в определенном смысле более естественное для нее. Не думаю, чтобы мне изменяла память.
Птучка внезапно ударил по тормозам, и машина, не доехав ста метров до ворот санатория, встала.
Лейтенант всем туловищем повернулся к Невскому, силясь разглядеть его в темноте.
— А что же она должна была говорить? — спросил он почти шепотом.
— Ну... предположим: "Он хочет меня убить". Есть нюанс? Улавливаете разницу? Вот так было бы естественно для обычного клинического случая. А по вашему рассказу — нет, не получается. Странно!.. Правда?
— Да, но такие детали никто не выяснял. — упавшим голосом пробормотал лейтенант. — Все быльем поросло. Никто теперь и вспоминать не станет.
Невский устало вздохнул.
— Так, значит, никакого уголовного дела в связи со смертью жены Ломтева вы не заводили?
— Разумеется.
— Но почему же — разумеется?! Мне кажется.
— А это — только вам кажется, Михаил Викторович, только вам! дернулся с досадой Птучка. — Все-таки — профессионалы действовали, не любители. И уж, наверное, им как-нибудь виднее. Если нет уголовного дела, выходит, и не было в нем надобности! Я так полагаю.
— А вот это — совершенно зря. Мы часто ошибаемся. И начинаем понимать, что сделали ошибку, лишь тогда, когда уж ничего нельзя исправить. Но порой — и время не помеха. Если хорошенько, непредвзято разобраться. А теперь, по-моему, как раз такой момент.
— О чем вы? — удивился Птучка.
— Все о том же. Об упущенной вами возможности. Или почти упущенной. Надо попробовать — шанс есть. И это вовсе не моя прихоть. Любое дело, в случае особенной необходимости, должно быть возобновлено. Заведено официально, если его раньше не было. Мне кажется, такая вот необходимость именно сейчас настала. Время еще можно наверстать! Есть удивительная штука — интуиция. — добавил Невский, грустно глядя в окно — на мигающие в темноте огни санатория.
— Вот на свою голову я вам рассказал! — огорошенно пробормотал Птучка. — Теперь, небось, доложите начальству обо всем. и по инстанциям пойдете.
— Если будет надо, то и по инстанциям пойду, — невозмутимо подтвердил Невский.
— Ну, а что вы, собственно, хотите предложить, конкретно? — Лейтенант выжидающе замолчал. — Если б вы, положим, оказались на моем месте.
— Да на чьем угодно! Для начала, и это естественно, нужно произвести эксгумацию трупа. Вернее, просто вскрытие. Веселая работка. То-то, думаю, вас могут ждать сюрпризы!.. — в голосе Невского послышалась легкая насмешка. — Что-то непременно будет. Дай бог, не слишком неприятное. Следов насилия, вы говорите, нет. Возможно, они и были в действительности, только не на теле несчастной — вокруг, но вы, ослепленные самим фактом и знанием того, что женщина — больна, ну, скажем так, не обратили на них должного внимания. Короче, проглядели. Может, была предвзятая установка: вот это достойно анализа, а это — нет. Исправить тут, пожалуй, ничего уже нельзя. Едем дальше! Женщина сама повеситься не могла наверняка — просто не то было состояние. Судя по всему, она смерти не хотела, а наоборот — боялась!.. Не исключено, что ее отравили и потом уже сунули в петлю — для отвода глаз. Если я прав, то преступник — ловкий малый. К тому же полностью уверенный, что вскрытия — не будет. Это очень важно.
— Ну, хорошо. Я передам шефу, — уклончиво пообещал лейтенант. — Заеду к нему сегодня же — и все-все передам. А там уж — как решит. Странно, конечно. Значит, еще раз — "он хочет меня убить"?
— Именно так. И, попрошу, подъедьте все-таки к воротам. А то как-то темновато здесь идти и. в лужу можно угодить. Я появлюсь один, как будто с автобусной остановки. Не хотелось бы вспугнуть птичку раньше срока!
— Птичку? — поразился лейтенант. — Кого-то еще?! Так вы считаете, Куплетов ни во что на самом деле не замешан? Просто — подвернулся кстати? Или у него здесь, в санатории, — сообщник?
— Не знаю. Пока ничего не знаю, — решительно замотал головой Невский. — А уж про сообщника — тем более. Да, разумеется, Куплетов вел себя довольно глупо. Дал основания подозревать. Но, думаю, убийца все-таки не он. Кто-то совсем другой, самостоятельно все провернувший. Впрочем, Куплетова пока держите на прицеле. Глаз не спускайте с него. Он еще может пригодиться. И довольно скоро.
— Как свидетель? — настаивал Птучка.
— Все мы в конечном счете — свидетели. И все поневоле — соучастники, Невский сделал неопределенный жест рукой. — Поживем — увидим. Я ничего не утверждаю.
Мотор снова заработал, и машина медленно подползла к самым воротам.
— Всё, — сказал Невский, распахивая дверцу. — Дальше я уже сам. Счастливого пути. Спасибо, что подвезли. Перед завтраком я позвоню Афонову из санатория. И не забудьте ему все сегодня передать!..
Он вылез из кабины, миновал распахнутые, как обычно, настежь глухие чугунные ворота с большущей белой надписью по нижнему краю: "ВОРОТА ЗАКРЫТЬ ВСЕГДА!" и, не оборачиваясь, быстро зашагал по аллее.