Анна заскрежетала зубами:
– Да не перебивай ты! Именно это я и имела в виду. Гетеросексуальные значит нормальные. Ясно? Так вот, мы всю жизнь были... нормальными и встречались только с мужчинами. Но вдруг неожиданно поняли, что любим только друг друга. Понимаешь? – Не дождавшись ответа, она продолжила:
– А теперь вот стоим перед выбором: оставить все как есть и мучиться до конца дней своих или, решительно сломав все преграды и плюнув на презрение близких, броситься друг к другу в объятия! Ну как, здорово?
Лелька сидела, раскрыв рот. Крупное белое лицо ее стало еще белее. Наконец она как-то нервно хихикнула и запахнула кофточку на груди.
– Слушай, ты и правда в него влюбилась или таким способом до меня добираешься?
– Да на кой черт ты мне нужна, корова безмозглая! – возмутилась Аня. – Для меня это единственный шанс познакомиться с ним. Мы же подруги, Юлька, помоги мне, – уже со слезами в голосе добавила она.
– Нет, вы только посмотрите на эту ненормальную! – разозлилась Лелька. – Я и так на грани увольнения, а тут еще нате, здрасьте вам: мы не хиппи, мы не панки, мы девчонки-лесбиянки! Знаешь что, моя дорогая, я, конечно, сочувствую твоему горю, но ничем помочь не могу.
Аня вскочила со стула и принялась бегать по кухне, насколько позволяли размеры последней:
– Глупая, да после такой передачи твой американец тебя в жизни уволить не посмеет. Даже если ты вместо утреннего кофе нагадишь ему на голову!
– Это еще почему? – недоверчиво поинтересовалась Лелька.
Аня остановилась и, опершись руками о стол, склонилась к самому ее лицу:
– Он кто – американец? Американец. А у них там меньшинство под охраной. И вообще, это только так называется – меньшинство, а на самом деле они там давно в большинстве. Большевики. Понимаешь? Это же Запад, Леля! Да после этой передачи он до тебя и пальцем дотронуться не посмеет, будешь у него работать до конца жизни!
– Чьей? – подняла Полянская влажные коровьи глаза.
– Что «чьей»? – растерялась девушка.
– До конца чьей жизни?
Аня некоторое время растерянно стояла посередине кухни, не в силах подобрать подходящее обстоятельствам слово.
– Да какая разница! Станешь не списываемым остатком на фирме. Короче, будешь работать, пока не развалишься. Ведь чуть что – сразу в суд, мол, ущемляют права сексуальных меньшинств. Поняла?
На Лельку речь произвела впечатление, но все равно сама идея казалась ей абсурдной.
– Да у меня мужиков было больше, чем депутатов в Госдуме, это же курам на смех!
– Ну и что? Ты искала. Пыталась понять, чего тебе не хватает, искала это нечто в новых партнерах, не получая никакого удовлетворения...
Полянская снова хрустнула шкафом, но на этот раз даже не обернулась, так велико было ее возмущение:
– Да ты что говоришь, мать?! Не получая никакого удовлетворения! Да я сейчас вспоминаю – вот такие мурашки по заднице! – она выставила вперед указательный палец. – Как я им потом в глаза-то смотреть буду? Такие мужики были...
– Ну и сиди, корова сисястая, – разозлилась Аня. ~ Уволят тебя, куда пойдешь? В глаза им смотреть? Да на кой черт им твои глаза-то? А так шанс получишь, представь, сколько тебе потом мужиков напишет. Выберешь себе поприличнее и замуж выйдешь. А то, гляди, и в кино пригласят сниматься. У тебя вон какая фигура фотогеничная.
Полянская зарделась и огладила крутое бедро.
– Да уж, не отнять. – Но тут же подозрительно прищурилась. – А чего они мне писать станут, если я скажу, что я, мол, того, ну, что лесбиянка?
Петрова, устав от несвойственного ей всплеска эмоций, опустилась на табуретку. Расставив локти на столе, она посмотрела на соседку и вздохнула:
– Эх ты! Мужчины, они ведь как на самом деле думают? Что целый мир вращается не вокруг солнца, а вокруг их члена. Следовательно, он, я имею в виду член, и есть центр мироздания. И как только в галактике нарушаются причинно-следственные связи, происходит сбой, порождающий нескоррелированный объект, то последний необходимо незамедлительно переместить в центр, где магическое воздействие энергии фаллоса автоматически устраняет любое несовершенство. Так называемая теория фаллосо-центризма...
– Что, есть такая теория? – недоверчиво поинтересовалась Лелька.
– Конечно, – не моргнув глазом ответила Аня и продолжила, – таким образом, из женщины, с которой можно переспать и даже не спросить имени, ты превращаешься в ошибку природы, ее генетическую небрежность, которую следует немедленно устранить. А исправлять ошибки природы под силу только Богу. Следовательно, фаллос становится не просто магическим жезлом в руках Бога-мужчины, он с ним сливается, что при дополнительном влиянии мужского либидо, вечного, как перпетуум-мобиле, образует святую троицу всеобщей мировой мужской экзистенции – Членобога единого. О чем, кстати, подробно рассказывает теория теофаллизма. А кто не хочет почувствовать себя Богом? – Она горько рассмеялась. – Переспать с обыкновенной женщиной, пусть даже самой красивой, тьфу, ерунда, в конце концов все зависит от количества денег, а вот превратить лесбиянку обратно в женщину, вернуть последней ее изначальное предназначение – искусство, подвластное немногим. Так Пигмалион вдохнул жизнь в мраморную статую, так Господь из ребра Адамова сотворил праматерь нашу. С такими женщинами не расстаются. Их берегут и лелеют как редкое произведение искусства, ибо они являются живым и наглядным доказательством могущества и безграничной силы мужчины-созидателя.
Полянская завороженно слушала страстный монолог, и воображение рисовало ей грандиозные картины. Американец, в белоснежной тоге, с молотком и стамеской в виде фаллоса, высекает, кусок за куском, из мраморной глыбы ее божественное тело. Отсекая все лишнее, его волосатая рука с крепко зажатым инструментом спускается все ниже и ниже...
– Ты меня слушаешь? – Аня постучала по столу.
– Хорошо тебе, – Лелька стряхнула наваждение и незаметно перекрестилась. – Ты вон в институте училась. А моя мать ни про какие теории слушать не станет. Она мне сразу сиськи оторвет, как в телевизоре с тобой увидит.
Петрова болезненно сморщилась. Об этом она не подумала – общественное мнение.
– А ты скажи, что просто нас попросили сняться. За деньги. Мол, желающих больше не было. Подумаешь, столько лет ей врала и еще раз обманешь – ничего с тобой не станется. Зато, подумай, сколько сразу выгод.
– Ох, не знаю, подруга, не знаю. Это дело такое... сразу прям в один раз и не обдумаешь, – Лелька выдохнула и пожевала губами. – Так ехать мне сегодня к этому паразиту или не ехать? Если не ехать, так что сказать, он ведь ждать будет...
– Скажи, что у тебя месячные! – грохнула ладонью по столу Анна: Лелька с ее коровьим темпераментом могла вывести из равновесия кого угодно. – Трахнет, не трахнет! Ты что Гамлет, что ли? Какая тебе разница? Этот хотя бы, в отличие от всех твоих бывших ухажеров, сам все купит. Не будешь у меня деньги на презервативы занимать.
– Ну, знаешь, – засопела раскрасневшаяся Лелька. – Я у тебя уже давно ничего не занимаю. И потом, для меня любовь главное.
– Да оставь ты любовь в покое! – Аня устало опустилась на стул. – То, чем ты занимаешься, не имеет к ней никакого отношения...
– Ну, знаешь! – запальчиво повторила Полянская и окинула взглядом хрупкую фигуру собеседницы. – И вообще, будешь доставать меня, одна пойдешь на свою дурацкую шоу. Возглавишь партию онанистов.
– Мастурбаторов, – автоматически поправила Аня и с тоской уставилась в окно.
Мир погряз в грубости и цинизме.
Глава 9
1
Глухо грохнула дверь в подъезде. Даша открыла глаза и испуганно приподнялась на локте. В первую секунду она не сразу поняла, где находится, но заметив на столике фотографию улыбающегося бородатого мужчины, сердито откинулась на подушку.
Проклятый склеротический Митрич! Вчера он рассказал обо всем, кроме одного – где именно находится его «Москвич». В результате ей пришлось проторчать здесь почти до ночи в надежде, что хозяин позвонит, да только время зря потратила. Теперь придется ждать понедельника. Даша зевнула.
Еще и чех какой-то чудной попался. Вчера вечером, только она собралась уходить, как Иржи буквально клещом вцепился в нее со слезной просьбой остаться хотя бы на одну ночь, мол, ему надо освоиться.
Вспомнив о чехе, молодая женщина прислушалась. Из глубины квартиры доносился мерный храп. Даша усмехнулась и потянулась за часами. При первом же взгляде на стрелки глаза ее испуганно расширились – начало десятого! Она вскочила и одним рывком натянула на себя свитер, уронив при этом стул. Храп прекратился.
– Эй! – Даша вышла из своей комнаты и легонько стукнула в соседнюю дверь. – Пан Клаус! Иржи! Ты там спишь или как?
За дверью послышался шорох, шлепанье босых ног и через некоторое время в проеме показалась заспанная морда чеха.
– Доброе утро, пани Даша, что-то случилось?
– Доброе, доброе. Царство небесное проспишь. Уже девять.
– Как девять? – поразился Иржи, посмотрел на часы, а потом поднес их к уху. – На моих только семь.
– А ты их переводил?
– A, sakra! – выругался молодой человек и скрылся в комнате.
Озадаченно посмотрев на захлопнувшуюся дверь, Даша пожала плечами и направилась на кухню: может, хоть у Митрича удастся поесть досыта.
К немалой радости холодильник действительно оказался полон. Сглотнув набежавшую слюну, Даша уже собралась было позавтракать в одиночестве, как на пороге возник Иржи, свежий и розовый, словно молодой редис.
– Нет, нет и нет! – галантно улыбнулся чех, отбирая сковородку. – Сегодня завтрак готовлю я. Ты позволишь?
– Не то слово. – Даша обрадовалась возможности ничего не делать и поудобнее устроилась на стуле. – Вот за что я иностранных мужчин люблю.
– И за что же? – засмеялся иностранный мужчина.
– За кофе в постель. – Даша сладко зевнула и потянулась. – Не представляю, что нужно для нашего мужика сделать, чтобы он с утра – сам! – предложил завтрак приготовить. Лично у меня такое было, по-моему, один раз в жизни. В одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Восьмого мая.
Иржи кинул на нее заинтересованный взгляд.
– Это что, шутка у вас такая?
– Нет, – Даша зевнула, – это у нас жизнь такая.
Чех ловко, одно за другим, разбил четыре яйца в миску, залил их молоком, добавил муки, соли и со знанием дела принялся взбивать вилкой.
– Почему же вы тогда разошлись?
Даша задумчиво наблюдала за его манипуляциями.
– Почему разошлись? Не знаю... Наверное, он был слишком хорош для повседневной жизни. Женщину это пугает.
– Понятно, – кивнул головой Иржи, но в глазах его было недоумение. – Так какие планы на сегодня?
Приподняв крышку заварного чайника, Даша принюхалась.
– Надо свежий заварить... Планы? Планы у нас простые – для начала я должна переехать к своей подруге. Думаю, это займет пару часов – пока посидим, пока поболтаем... Ну а часика в два-три мы с тобой можем встретиться и поехать осмотреть какую-нибудь достопримечательность. Идет?
– А... не мог бы я сразу поехать с тобой? – осторожно спросил Иржи, выливая омлетный полуфабрикат на сковородку.
Даша приподняла брови и пристально посмотрела на хлопочущего возле плиты мужчину. Он что, собирается провисеть на ее шее все десять дней своего отпуска?
– Ну, не знаю, насколько болтовня двух старых приятельниц будет для тебя интересной. Ты вообще-то русский хорошо знаешь?
Иржи лишь развел руками.
– Увы. Наше поколение его уже не учило.
– Ваше поколение? – моментально насторожилась Даша. – А сколько тебе, кстати, лет?
– Двадцать два.
Молодая женщина от неожиданности крякнула. Вчера у нее не было времени разглядывать неожиданного попутчика, детей крестить она с ним не собиралась, но сейчас, внимательно всматриваясь в его приятное, совсем мальчишеское лицо, Даша вдруг поняла, что чех действительно, как бы это сказать – слегка юноват. Если начать таскать его по всем друзьям, это может быть воспринято весьма двусмысленно: избавилась от старого надоевшего мужа и нашла себе молодого озорного...
– Подожди, подожди, – заволновалась она, – а девушка у тебя есть?
– Нет, – Иржи весело рассмеялся. – Это можно рассматривать как предложение?
– Да ты что! – Даша в ужасе замахала на него руками. – Я тебе почти в матери гожусь. Ты хочешь, чтобы меня на смех подняли?
Иржи поставил перед ней тарелку с дымящимся омлетом и присел рядом.
– Не понимаю, почему ты расстроилась? В молодых мужчинах своя прелесть. – Он лукаво подмигнул.
– О Боже! – охнула Даша и прикрыла уши руками. – Я даже слышать об этом не могу. Если хочешь ездить со мной вместе, постарайся вести себя... достойно. Будешь младшим братом моей подруги.
– Какой подруги? – молодого человека, казалось, забавляло ее смущение.
– Какая разница! Просто чей-то брат и все. Понял? Спросят – так и говори.
– А кто меня будет спрашивать?
– Ты давай меньше дискутируй, а лучше быстрее двигай челюстями. Через полчаса выходим. ~ И, не переставая ворчать, молодая женщина принялась уминать завтрак.
2
Домофоны производили странное впечатление. Во-первых, они не вписывались в интерьер обшарпанных подъездных дверей, а во-вторых, их модификации отличались удивительным разнообразием. Главное, чего Даша никак не могла понять – почему они все такие разные. В Чехии домофоны тоже были, еще со времен советской власти, но их система отличалась лаконичностью и абсолютной универсальностью: кнопки с фамилиями – больше ничего. Коротко и ясно. Никаких тебе цифр, никаких тебе шифров.
Промучившись с выбитой на металле инструкцией, Даша растерянно обернулась к своему спутнику. Увы, чех хоть и представлял собой образец довольно продвинутого современного мужчины, но, как и все иностранцы, на территории нашей страны оказался совершенно бесполезным. Он мог лишь стоять рядом и беспомощно пожимать плечами. Через пятнадцать минут тщетных манипуляций Аню пришлось вызывать голосом.
Две зловредные бабки, по-видимому получающие огромное удовольствие от мучений жильцов и особенно их гостей, тут же высунулись из окон:
– Чего орешь? Сунь палец в нужную кнопку и будет тебе Аня. Как из деревни приехала.
Даша опять склонилась к таинственной панели, не понимая, что еще надо нажать.
– Да не работает она.
Одна из бабок, злодейски усмехнувшись, с треском захлопнула окно.
– Ведьма старая, – вполголоса выругалась Даша и собралась было искать телефон-автомат, как дверь подъезда распахнулась и на пороге возникла Анечка Петрова.
– Рыжая, ты чего раскричалась? На другом конце Москвы слышно. У меня же окна на ту сторону выходят. Ты что, забыла?
Даша облегченно выдохнула.
– Слава тебе, Господи! А я уже просто не знала, куда бежать, кого звать. И почему все так сложно?
– Так это ж ты у нас за легкой жизнью поехала, – засмеялась Петрова. – А мы без трудностей не можем. Ну, проходите.
В Анечкиной квартире почти ничего не изменилось. Хрущевская двушка, как и много лет назад, была обставлена по-спартански скромно. В спальне – раскладной диван и книжные полки; в гостиной – небольшая стенка, стол и компьютер. С трудом верилось, что здесь живет женщина, настолько непритязательной была обстановка.
– А я слышала, что ты вроде на хорошем месте работаешь, – произнесла Даша, осматриваясь, и в голосе ее прозвучало разочарование.
– На хорошем? В каком смысле?
– В материальном.
– А! – Анечка лукаво улыбнулась. – Тебя моя обстановка смущает?
– Ну, не так чтобы очень...
– Я недавно машину купила. И потом хочу поменять эту квартиру на более приличную, так что пока в состоянии накопления. Да мне, честно говоря, и немного надо. Вещи покупать – только лишнюю пыль собирать...
– Ты, я смотрю, совсем не изменилась. А кстати, – Даша замялась, – ты одна живешь?
Аня рассмеялась и погрозила подруге пальцем.
– Одна, одна. Рыжая, как была любопытной, так и осталась. Никого у меня нет, если тебя именно это интересует.