Настоящие мужики детей не бросают - Романов Владислав Иванович 21 стр.


Двое пассажиров, видя, сколь профессионально работает фотограф, изъявили желание сами сфотографироваться и готовы были заплатить деньги. Смирнов сделал их фотопортреты, записал адреса клиентов, от денег не отказывался, но взять их был готов, когда сделает работу. Так удалось скоротать время до самого Серпухова.

Он приехал в городок в половине пятого, уже стемнело. На небольшой привокзальной площади горели фонари и стояла большая нарядная елка с игрушками и мигающими фонариками. Термометр показывал минус двадцать. Сан Саныч взял частника, на «жигуленке» за десять минут лихо добрался до детского дома, застал на месте директора Василия Ильича Севастьянова, тихого, седого старичка с октябрятским значком Ленина на лацкане потертого пиджачка и юбилейной медалью «Сто лет со дня рождения В. И. Ленина» на груди. Сан Саныч показал ему прежнее удостоверение «Известий», которое весьма впечатлило старичка, и особенно «Никон», который он рассматривал с необыкновенным трепетом, поскольку где-то о нем слышал.

Усевшись в старое мягкое кресло, Смирнов рассказал Василию Ильичу всю свою злополучную историю. Тот слушал, раскрыв рот, изредка вздыхал, сочувственно покачивал головой, а когда Сан Саныч дошел до места, когда к Петру Казимировичу на «вольво» и с греческим коньяком «Метакса» примчался вальяжный мужчина и протянул визитку, где стояло имя Льва Валентиновича Белова, хозяин кабинета Севастьянов неожиданно покраснел, всплеснул руками и подскочил с кресла, точно гвоздь впился ему в одно место.

— Но откуда у моего заместителя «вольво»? — развел руками директор. — «Жигули», купленные четыре года назад, он подарил сыну, а сам ездил на старой «Волге», оставшейся от покойного отца. Потом и она сломалась, стоит в гараже, а Лев Валентинович ездит на работу, как все, на городском транспорте. Откуда же «вольво», позвольте вас спросить?

Смирнов пожал плечами.

— Нет, я не у вас, — заулыбался Севастьянов, — я риторически спрашиваю, потому что все могу понять, но «вольво»? Что это такое?! Знак роскоши, верно? Нет, некоторые причастные к криминальному миру ездят на этих игрушках, но чтобы мы, работники идеологического фронта, раскатывали на подобных лимузинах, этого никогда не будет! Говорю вам это совершенно официально! Кроме того, я никогда не видел у Белова этой машины! И что он делал в Анине? Кто его туда посылал? Я этого не делал! Мы вообще не ездим в командировки! У нас нет на это денег! В Москву ездим, но за свой счет! Вот так! И никаких «вольво» не имеем! Так и запишите! Вот и он мог конечно же приезжать, но на электричке!

Директора детдома так зацепила эта «вольво», что он позабыл о сути рассказа Сан Саныча.

— А мальчика Лев Валентинович привозил? Смирнова Сашу?

Севастьянов нахмурился:

— Какого мальчика?

Сан Саныч напомнил, что человек, выдававший себя за Белова, забрал из Анинского детского дома мальчика, якобы для того, чтобы разместить здесь, поскольку в Серпухове есть места и можно легко обойти все формальности.

— Ну это глупость! Мест у нас нет, и формальности точно такие же, как и в Анине! Никакого мальчика никто не привозил, иначе бы я об этом знал, а с фамилией Смирнова у нас есть две девочки, мальчиков же нет! Так и запишите! — Он помолчал, почесал нос, а потом добавил: — И вообще все это странно: «вольво», коньяк, Лев Валентинович! Зачем ему пить коньяк? Мы, русские люди, зимой нам холодно, иногда надо подлечиться, но для этих случаев есть водка! И опять же «вольво»! Зачем Белову ездить в Анино? Что там такое? Магазины медом вымазаны? Не понимаю!

Директор еще долго бормотал себе под нос, снова вспоминая «вольво», потом позвонил секретарше и попросил для гостя приготовить один стакан чаю с пряником, но Сан Саныч, поблагодарив, отказался, попросил лишь позвонить Белову домой, чтобы тот его принял минут на двадцать, требовалось уточнить некоторые детали, что и было исполнено. Белов, может быть, и не собирался принимать «товарища из Москвы», но директор детского дома Севастьянов сказал, что надо серьезно разобраться в той жалобе, которая поступила на заместителя, и тот согласился. Севастьянов, обрисовав, как лучше к заму добраться, вышел в приемную, чтобы проводить корреспондента «Известий», и попутно отругал и секретаршу за ее невнимание к звонкам трудящихся, запомнив эту деталь в рассказе Смирнова.

— Заезжайте к нам почаще! — пожимая руку Сан Саныча, заулыбался Севастьянов. — У нас в январе начнутся елки, вот хорошо бы сделать репортаж по телевидению не с главной елки страны, а с обыкновенной, простой детдомовской! А дети у нас хорошие! И стихи читают, и песенки поют, хоть на «вольво» и не ездят! Давайте-ка такой репортаж организуем! Это важно!

Смирнов кивнул, не став разубеждать директора. Но, будучи у него в кабинете и слушая бред отжившего свое чиновника, Сан Саныч уже догадался, что у Могилевского был вовсе не Белов, а кто-то другой, авантюрист, мошенник, проходимец, выдававший себя за Белова. Почему только Петр Казимирович, человек опытный и не впадающий в маразм, как Севастьянов, не сумел этого распознать? Сомнения в нем зародились, но он даже не попытался на следующий день проверить, кто заезжал к нему. Легкомысленность это или игра в нее?

Найдя нужный дом и позвонив в указанную квартиру, Сан Саныч увидел на ее пороге сухопарого, высокого человека с узким лицом и глубоко посаженными глазами, строгого, замкнутого, внимательного, и фотограф окончательно убедился: его провели и настоящий Белов никогда в Анине не появлялся.

Лев Валентинович, поздоровавшись, пригласил гостя на кухню, где ему разрешалось курить, и на первый же вопрос о поездке в Анинский детский дом и тем более о мальчике, которого якобы забрал, сразу же ответил отрицательно. Он готов был привести массу свидетелей в пользу этого довода, ибо ездил в тот день к шефам-строителям, забирал от них новогодние подарки для ребят, потом вернулся, обсуждал с директором, что кому подарить, ибо подарки шефы купили разные и важно было не обидеть ту или иную группу.

— Лев Валентинович, но кто-то ведь воспользовался вашей визиткой, предъявил ее, кто это мог быть? — спросил Сан Саныч.

— Да кто угодно! — усмехнулся Белов. — Я раздаю их всем, кто ко мне заходит, а в день бывает подчас десятка два посетителей, по самым разным вопросам. Кто-то обронил, кто-то передал, любые случайности возможны!

— Но у Могилевского был конкретный человек, Лев Валентинович, Петр Казимирович достаточно хорошо описал мне его внешность, вот послушайте внимательно, — Смирнов пересказал ему те черты и детали самозванца, которые обрисовал директор Анинского детского дома. — Припомните, может быть, кто-то из таких личностей появлялся в вашем кабинете?

Белов задумался. Отодвинув в сторону сигареты, которыми, как оказалось, он не накуривается, замдиректора вытащил трубку, набил ее голландским табаком «Амфора», прикурил. Ароматный запах заполнил кухню.

— Да, похожий тип являлся! — неожиданно вспомнил Лев Валентинович. — Я про себя его обозвал Чичиковым, как писал Гоголь, человек приятный во всех отношениях. Вот таким же был и тот заезжий гость. Он, видимо, по кругу объезжал все подмосковные детские дома. Скользкий персонаж, с приклеенной улыбочкой, с греческим коньяком, точно, и с коробкой конфет. Коньяк до сих пор у меня стоит!

Хозяин поднялся, достал из буфета бутылку «Метаксы», стал открывать.

— Давайте-ка тяпнем! — предложил он.

— Может быть, не стоит?

— Нет уж! Я думал на Новый год оставить, а коли он из таких подлых рук получен, то давайте вместе испробуем, вам для сбора доказательств и вкус пригодится, — усмехнулся Белов, вытащил для закуски колбасу, сыр и котлеты, достал рюмки, наполнил их коньяком. — За то, чтобы ваши поиски увенчались успехом!

Смирнов поблагодарил хозяина, пригубил коньяк. Он оказался душистым и сладким.

— Смотри-ка, ничего! — с удивлением отозвался Лев Валентинович. — Хотя дамская вещица!

— А зачем тот тип к вам приезжал?

— А, вот тут-то и собака зарыта! — обрадовавшись этому вопросу и разжигая трубку, загорелся хозяин. — Я кое-что читал про это, но сам столкнулся впервые! Этот типус, приятный во всех отношениях, подобно Чичикову, и приезжал с необычным предложением! Он просил детей на продажу!

— Как это? — оторопел Сан Саныч.

— А так! Мол, у него есть много клиентов в Америке, Франции, Голландии, где готовы взять наших сирот на воспитание. Там им создадут все условия, они попадут в рай, хватит им здесь мучиться! Вот вкратце такой пассаж-призыв, а дальше этот товарищ намекнул, что все это к тому же и не бескорыстно и я могу получить определенную сумму комиссионных в долларах, которая мне не помешает. Я мило выслушал заезжего купца, сказал, что у нас такого товара нет, и он отправился восвояси. Не исключаю, что кое-кто в других детских домах и клюнул на эту удочку, Чичиков, собственно, на это и рассчитывал. Причем он брался сам оформить все документы в Москве, в правительстве, а значит, имел крепкие связи в этих кругах. Мне важно было только подобрать двоих мальчиков и двоих девочек определенных возрастов, можно и не очень здоровых, но так, чтобы потом никто не подал никаких исков, и конечно же уговорить детей поехать на постоянное место жительства в другую страну. Вроде несложная работа, да и дело благое, там, что душой кривить, и бытовые условия лучше, и возможностей для развития личности больше, но что-то противится в душе этому, и я отказался, хотя, наверное, дал маху, есть у нас сейчас один ребенок, который нуждается в серьезном лечении, а здесь мы его угробим!

Он умолк, попыхивая трубкой, а у Сан Саныча внутри все похолодело: ведь если этот новоявленный Чичиков занимается переправкой, продажей детей за границу — а то, что он похитил Сашу, сомнений уже не было, — то судьба сына в опасности, надо бить тревогу, заявлять в милицию, чтобы розыском этого вора занялись специалисты. А тут у самого Смирнова большие сложности. Придется дожидаться жену, чтобы она подала заявление, а до ее приезда собрать как можно больше информации.

— А он же как-то представлялся, имя, фамилия? — спросил Сан Саныч.

Белов снова наполнил рюмки, кивнул гостю, предлагая выпить. Фотограф тут же махнул, закусил сыром.

— Да, представлялся, — задумался Белов. — Но фамилию этого бизнесмена я не запомнил, прошел месяц, наверное, а то и больше, каждый день у нас то понос, то золотуха, как говорится, голова идет кругом. Визитки он тоже не давал, а вот имя я запомнил, он сунул мне коньяк, предложил попробовать, однако я отказался, но он вдруг сказал: «Называйте меня Юра», я стал называть его Юра, вот единственное, что запомнилось от его посещения.

— А фамилию не запомнили?

— К сожалению, нет.

— И больше ничего такого не отложилось от того посещения?

— Увы. Запомнилось вот это его необычное предложение, дорогой коньяк, а я к четырем еще спешил на городскую комиссию по социальным вопросам, там решался один наш больной вопрос, поэтому я вынужден был прервать встречу, попрощаться и отбыть… — Лев Валентинович подмигнул гостю и снова наполнил рюмки, добавив: — Бог любит троицу!

Они выпили. Часы показывали половину седьмого. Около восьми была электричка в Москву, на которую Сан Саныч без труда успевал. От дома Белова до вокзала пешком двадцать минут, как подсказал хозяин, так времени полно.

— Выпейте горяченького чайку на дорожку, съешьте бутерброд, домой не раньше полуночи попадете! — предложил хозяин, поставил чайник на плиту. — Хотите еще коньяку?

— Нет, спасибо.

Белов убрал «Метаксу» в буфет. За все это время жена ни разу на кухню не вошла, и Сан Саныч испытал неловкость, что создает такие неудобства семье.

— Кстати, несмотря на мой первоначальный отказ, этот Юра, а ему на вид лет сорок — сорок пять, обещал мне позвонить на тот самый случай, если вдруг я передумаю, но пока еще не звонил, — вспомнил Лев Валентинович.

— Если он позвонит, то я прошу вас, поговорите с ним миролюбиво, пообещайте все что угодно, узнайте его телефон, фамилию, адрес, название фирмы, я думаю, все это заинтересует следственные органы, ибо факт похищения моего сына, — голос Смирнова дрогнул, он выдержал паузу, — я думаю, установлен.

— Могу вам лишь посочувствовать, — вздохнул Белов. — Я конечно же выспрошу у него все, что он мне скажет.

Сан Саныч оставил телефоны бывшей супруги и Нины, записал домашний Льва Валентиновича, выпил чаю с бутербродом и не спеша отправился на вокзал. Мороз усилился, но было тихо, безветренно, и фотограф с радостью прогулялся по серпуховским улочкам. Каждая поездка приносила что-то новое, но с каждым поворотом в его поисках встреча с сыном отодвигалась на все более отдаленное время. Теперь он вообще не знал, где Сашка, в Москве или уже под чужим именем вывезен за пределы России. После тех потрясений, что мальчик испытал после смерти старушки, с ним нянчившейся, он наверняка согласится уехать куда угодно. И этого больше всего боялся Смирнов. А поскольку его сын попал в руки такого авантюриста и мошенника, то стоит опасаться за все, и за его судьбу тоже.

Вагон был полупустой, и его трясло еще больше, чем когда он несся в Серпухов. Через две скамьи впереди сидела молодая девушка в песцовой шубке, нежная, миловидная, с изящным носиком. Она читала книгу и, заметив пристальный взгляд Сан Саныча, оторвала от книги глаза и с удивлением взглянула на него: мол, как можно со столь длинным носом смотреть на такую красотку, как я, и на что-то еще надеяться?! Фотограф отвел взгляд и усмехнулся: он и не собирался строить ей куры, ему совсем не до того.

На одной из остановок в вагон вошли трое пьяных парней и подсели к незнакомке. Она перепугалась, тотчас подскочила и пересела к Сан Санычу, взглянув на него уже умоляюще. Фотограф даже усмехнулся, ибо парни и словом ее задеть не успели. Но бегство красавицы их раззадорило, они стали оборачиваться, недовольные тем, что их покинула такая красотка.

— Мадемуазель, вернитесь, мы хотим с вами поговорить! — нетвердым голосом выкрикнул один из них.

Она сделала страшные глаза, оцепенев от испуга, и не двинулась с места.

Не дождавшись ее реакции, кричавший поднялся и под хохот остальных подошел к девушке.

— Мадемуазель, если вы не вернетесь к нам добровольно, вас придется депортировать насильно, — глумливо выговорил он, и компания снова захохотала.

— Оставь девушку в покое! — спокойно проговорил Сан Саныч, и лицо парня перекосила злоба.

— Чего ты там провякал, свинячий хвост? Хочешь, чтобы мы сделали тебе бо-бо?

Смирнов поднялся, резким движением вонзил палец в живот парня, найдя ту самую болевую точку, и тот рухнул на пол. Его собутыльники оцепенели, увидев, с какой легкостью был нейтрализован самый крепкий их приятель.

— Заберете его, и я вам советую перейти в следующий вагон, если не хотите новых неприятностей! — громко проговорил фотограф, и веселая компания, до этого помиравшая от хохота, взяв под руки смелого дружка, тотчас убралась.

Девушка с восхищением посмотрела на своего спасителя. Сан Саныч сел на место.

— Спасибо вам, — пробормотала она.

— Я помню, каким презрением вы окатили меня из-за того, что я осмелился задержать на вашем красивом личике свой взгляд, — не выдержав, проговорил Сан Саныч. — Я знаю, что так делать не следует, но я профессиональный фотограф и просто размышлял, что следовало чуть затенить, а что высветить поярче, чтобы создать ваш портрет, это возникает помимо моих желаний, так что не сердитесь. И хочу дать вам один совет: высокомерие еще никого не делало счастливым, и вам ничего хорошего не принесет, но навредить сможет, а потому постарайтесь избавиться от него! Всего хорошего!

Он взял сумку и пересел на две скамьи назад. Девушка покраснела, словно получив пощечину, но, помедлив, достала книгу и снова погрузилась в чтение.

Сан Саныч поехал на квартиру Александры, решив, что надоедать Нине не стоит. Добравшись и приняв горячий душ, он наскоро перекусил, сделав яичницу из пяти яиц с ветчиной, потом заварил себе кофе, налил рюмочку ликера и, помедлив, позвонил Нине, рассказал ей обо всем, что произошло в Серпухове. Подробности этой поездки ее тоже огорчили.

— А вы откуда звоните? — поинтересовалась она.

— Я на прежней квартире, где вы были. Не хотел вас беспокоить в столь поздний час.

Назад Дальше