— Собачимся, говоришь?! — вскипел Климов. — А я вчера такого же, как твой, с перерезанным горлом видел. Еще тепленький лежал! Ручонки так сжаты, что ногти кожу на ладонях разрезали! Представь, какой страх его душа испытала! Я-то видел этот ужас на его личике! Третий малец, между прочим, и маньяк абсолютно на тебя похож! — Он помахал перед его носом фотороботом. — Такая вот арифметика, гражданин Смирнов!
— У меня есть фотография настоящего убийцы, — помолчав, проговорил Сан Саныч.
— Чего?!
Они помчались на квартиру Морозова, где у Смирнова остались негативы. Денис с утра должен был уйти на работу, второй ключ у Сан Саныча, но с замком почему-то пришлось повозиться, дверь открылась лишь с третьего раза, да и то, когда за дело взялся капитан.
— Кто-то ее вскрывал отмычкой, — присмотревшись к замку, доложил он. — Вот, видишь царапины! И причем свежие!
Они вошли, фотограф ринулся на кухню, где на веревке были развешаны негативы, но ни одного из них не оказалось. Смирнов бросился в комнату, открыл шкаф, где у него стояла сумка, открыл ее, засунул руку вниз и простонал с облегчением. Вытащил «Никон», поцеловал его.
— Я уж думал, сперли! Почти штуку баксов стоит, а я без него как без рук!
— Возможно, и негативы где-то в другом месте? — раздумывая, промычал капитан.
Они поискали в других местах, Сан Саныч позвонил Денису на работу, спросил, убирал ли он из кухни негативы, но тот, обрадовавшись возвращению друга, поклялся, что к ним даже не прикасался.
— Значит, сперли, — мрачно сообщил Смирнов. — Мы нашли следы взлома и отмычки.
Морозов тотчас примчался, проверил шкафы, полки и заветные места, где хранил доллары на черный день, но из ценных вещей и денег ничего не пропало.
— Он видел, что ты его снимал? — поинтересовался оперативник.
— Я его не снимал, я охотился за детскими восторгами.
— Но он мог предположить, что попадет в кадр?
Сан Саныч кивнул.
— Подожди! Он есть! — вдруг вспомнил фотограф. — На тех фотографиях, что я принес Саше!
— Звони и поехали! — бросил сыщик. — Только не говори, что я с тобой!
Он позвонил Нине. Она обрадовалась его звонку, сразу же попросила приехать.
— Пошли! — положив трубку, передал капитану Сан Саныч.
— Почему о фотографиях ничего не сказал?!
— Она попросила приехать, чего еще надо? Там и скажу!
Климов нахмурился, двинулся следом. Всю дорогу в машине он молчал.
— Выходит, этот маньяк меня выследил? — усмехнулся фотограф. — Залез в квартиру, взял негативы и ушел. Смелый!
— Дошлый, сукин сын! Знает, что мы за ним гоняемся!
Они подъехали к дому Нины. Капитан выключил мотор, повернулся к Сан Санычу:
— Я подниматься не буду, сходи сам.
— Может, все-таки зайдешь?
— Конечно зайду! — уверенно сказал оперативник. — Завтра, когда ты уедешь!
— На кой черт тогда я стараюсь?! — возмутился Смирнов.
— Ты не ершись! С себя помогаешь снять обвинение! Двигай! Одна нога здесь, другая там!
Сан Саныч поднялся на третий этаж, с силой вдавил кнопку звонка, помня, что она западает. Нина открыла дверь, взглянула на фотографа и ужаснулась:
— Что ж они сделали с вами, сволочи?!
— Ничего, до свадьбы заживет, мы, помню, хотели пойти на выставку? Я не опоздал?
— Проходите! Вы прямо оттуда?
— Да.
Ее глаза увлажнились, она даже сделала движение в его сторону, точно хотела обнять, но выскочил Саша и кинулся на шею. Сан Саныч не мог сдержать слез. Он заулыбался, похлопал сына по спине:
— Все хорошо, мужики не плачут, а шрамы их только украшают! Пьем чай и отправляемся гулять!
Нина пошла на кухню, а Смирнов, держа сына на руках, подошел к серванту. За стеклом уже красовалась та самая фотография, где на заднем плане, припав к забору, стоял маньяк. Это был лучший снимок из всех: Сашка так хохотал, чуть запрокинув голову, что его радость невольно заражала и смотрящего. На этом снимке Сан Саныч специально смазал стоящего за забором зеваку, и его лицо скрывала прозрачная дымка. Но на другом снимке маньяк смотрелся отчетливо, фотограф это помнил. И он его нашел.
— Саша, я сейчас вернусь, я, кажется, шапочку в подъезде обронил, — пробормотал он.
Потерю своей вязаной шапочки он обнаружил еще в камере, но теперь надо было придумать какую-то причину, чтобы отдать фотографию. Сан Саныч сбежал вниз, завернул за угол дома, где остановился Климов, чтобы не светиться под окнами Нины.
— Вот! — Смирнов, ввалившись в салон, протянул сыщику фотографию. — За забором!
Стоявший за ним мужчина лет тридцати — сорока, точный возраст установить не взялся бы никто, имел отдаленное сходство с фотороботом и Сан Санычем одновременно. Смирнов даже больше походил на фоторобот, созданный в угрозыске. Ибо ростом маньяк был повыше, сутулее, подбородок прорисовывался острее, с легкой характерной ямочкой, и в глазах плавал острый холодок, заметный даже на фотоснимке. И на голове не шапочка, а старая бобровая шапка, Кравец был прав, отмечая эту деталь. Неподалеку от убийцы стоял тот самый мальчик, которому через день перережут горло.
«Значит, между ними была какая-то связь, мальчик был выбран не случайно! — отметил про себя Климов. — Надо проверить, покопаться!»
Смирнов же впервые обратил внимание на то, что правая рука подозреваемого перебинтована. Марля сильно загрязнилась, значит, поранил он руку давно и рана почему-то не заживала. Фотограф всмотрелся и увидел красные пятнышки на коже по краю бинта. «Экзема или еще что-то!» — догадался Сан Саныч.
— Обратите внимание на повязку, — подсказал он Климову. — У парня какое-то раздражение на коже, он мог обращаться к врачу.
— Ишь ты какой глазастый! — поддел его оперативник. — Но почему ты думаешь, что это и есть маньяк? Или хочешь от себя отвести подозрение?!
— Ваше дело решать, капитан. Но, во-первых, он все-таки похож на ваш фоторобот, кстати, на нем было темно-синее пальто, во-вторых, когда он вот так жадно следил за детьми, я бросил на него случайный взгляд, и, скажу честно, меня прохватил озноб. Так бывает, когда неожиданно сталкиваешься с сумасшедшими или преступниками. Тут меня чутье не подводит!
— Ба, да у нас еще и чутье есть, оказывается! — усмехнулся Климов и сунул фотографию в карман. — Ну хорошо, поехали обратно?
— Куда обратно?! — испугался Сан Саныч.
— В камеру.
— Но мы же…
— Что — мы?
— Ну мы же договорились, что ты меня отпускаешь… — промямлил Смирнов.
— На каких условиях?
— Что я уеду… — помедлив, с трудом выговорил фотограф.
— Когда?
— Сегодня…
— Но ты не хочешь отсюда выматываться? Верно?
Сан Саныч помолчал. Он действительно не хотел выматываться. Да и как вообще можно уезжать, когда свершилось такое событие, когда ему повезло и он нашел Сашку, встретил Нину, как?! А капитану точно нравилось устраивать ему эту пытку.
— Послушай, капитан…
— Нет, это ты меня послушай! — резко перебил его Климов. — Это ты послушай! Я люблю эту женщину! Я открыл ее, нашел, влюбился, она моя, черт возьми! Да-да, мой милый! А ты что думал? Пришел, увидел, победил?! Нет, хрен тебе с маслом, сукин сын! Железный болт в задницу! Это ее ребенок, понял?! Это теперь наш ребенок, сучара! Раньше надо было думать! А то прохлопал парня, а теперь решил на все готовенькое! Тут ему и взрослый сын, и жена, и квартира! Это моя жизнь, понял?! Моя! Это ты вторгся в мою жизнь! И я тебе говорю: пошел туда-то и туда! Не лезь, иначе я тебе голову оторву! Все понятно?
Смирнов кивнул. Капитан шумно вздохнул, закурил, глядя за окно. Несколько секунд они молчали.
— Ну что, едем в камеру или ты сегодня сваливаешь? — Сыщик с ненавистью взглянул на соперника.
— Хорошо, я уеду, — помолчав, согласился фотограф.
— Значит, так! Разговор мужской, о нем никому! Сваливаешь, и тебя нет! Навсегда! Все понятно?!
Сан Саныч утвердительно покивал головой, думая о своем. Пока он даже и представить себе такого не мог.
— А ежели нарушишь договор, собачий охвосток, останешься в Москве, я же об этом тотчас узнаю, сам понимаешь, у меня для этого есть все возможности, так вот я тебя найду, засажу в кутузку, повешу на тебя все четыре детских, убийства, и ты у меня пойдешь под вышку, сукин сын! Если не знаешь, то рассказываю: делается это элементарно! Вник?
— Вник.
— Тогда по рукам!
Он протянул ему руку, и Смирнов, помедлив, пожал ее.
— Ну все, выметайся! Иди попрощайся с моей дамой, моим сыном и на паровозик, — улыбнулся оперативник. — У Асеевой особо не задерживайся, не травмируй психику парня, я потом объясню им, что ты не маньяк, а просто мошенник. Находил с помощью дружков таких мамаш с приемными детьми, втирался к ним в доверие, чтобы потом обокрасть, но я тебя раскусил, и ты сбежал. Таким образом и сам реабилитируюсь!
— Если так сделаешь, я им напишу письмо, где изложу весь наш разговор. Или еще лучше, позвоню. И уверяю тебя: твоей ноги у Нины больше не будет!
— Ты мне угрожаешь?
— Да, я тебе угрожаю! — обозлившись, вскипел Сан Саныч. — По-честному так по-честному! Хорошо, я уеду. Но сам найду причину! Сам скажу Нине Платоновне, что меня вызывают на работу, больна тетка, двоюродная племянница, не важно, и больше не появлюсь в твоей гребаной жизни, но в дерьме себя валять не дам! Вник?
— Вник, — помолчав, усмехнулся сыщик, докурил сигарету, выбросил ее за окно. — Ладно, договорились, маньяк из Нижней Курьи! Но смотри, не подведи меня. Прощай!
— Прощай!
Капитан уехал, а Сан Саныч вернулся к Нине. На кухонном столе его ждала горячая гречневая каша и зажаренный кусок свинины, политый кетчупом.
— Что так долго?! — недовольно проговорил Саша.
— Все обыскал, не нашел. Видимо, кто-то подобрал…
— У меня есть для вас шапочка, Сан Саныч! Она, правда, зеленая, но зато теплая, так что не беспокойтесь! — улыбнулась Нина. — Садитесь, ешьте!
Он сел, начал медленно есть, преодолевая боль, а Нина с Сашей с сочувствием смотрели на него. Не выдержав, он отложил нож с вилкой.
— А вы как же? Я ем, а вы…
— Мы уже поели! Ешьте, ешьте!
Смирнов съел всю кашу и даже проглотил кусок мяса, поблагодарив хозяйку. Они перешли пить чай в гостиную, он сел в глубокое кресло, и его неожиданно потянуло в сон. Он блаженно вытянулся, на мгновение закрыл глаза и неожиданно для всех заснул. Сказались бессонная ночь и напряженное утро.
Проснулся Сан Саныч через два часа. Напротив, на тахте, сидела одна Нина и смотрела на него.
— Я, кажется, задремал? — смутился он. — Прошу прощения!..
Он взглянул на часы и ужаснулся: стрелки показывали половину третьего.
— Боже, я проспал два часа!
— Ничего страшного.
— Мы же собирались на выставку! — спохватился Сан Саныч.
— Сходим в другой раз, — проговорила Асеева. — Сашка, глядючи на вас, тоже притомился, и я его уложила. А вы, наверное, устали? Лягте, отдохните.
— Нет-нет, я уже взбодрился!
— Может быть, чаю?
— Нет, спасибо, я…
Он собрался уже выговорить: «я должен ехать», но почему-то не сказал: язык не повернулся. Несмотря на приветливые интонации Нины, в ее взгляде ощущались напряженность и настороженность. Вчера их не было, а сегодня чувствовался и внутренний холодок.
— Мне, наверное, пора наведаться к своему приятелю, а то он уже потерял меня! Да и переодеться бы не мешало. Я, наверное, дурно пахну, там такая вонь в этих камерах, и все ей пропитывается…
— Это была ошибка, с вашим арестом…
— Да, они приняли меня за маньяка. Я действительно немного похож на него. Внешне… — Он усмехнулся, развел руками, поднялся. — Я все же пойду, не буду дожидаться, когда Саша проснется. Скажите ему, что у меня возникли неотложные дела.
Он вышел в прихожую, увидел над своим пальто новую зеленую шапочку.
— Но мне как-то неловко…
— Берите! У меня еще одна такая, а потом я шапочки не ношу!
— Спасибо, — Сан Саныч надел, взглянул на себя в зеркало и ужаснулся своему виду. — Вот уж разукрасили меня! Можно я вам позвоню?
— Почему можно? — улыбнулась Асеева, протянула ему визитку. — Нужно! Здесь и рабочий и домашний. Я полагаю, что вы нужны Саше, и я бы хотела, чтобы вы часто бывали у нас!
— Еще раз огромное спасибо… За все!
Он помедлил, пожал Нине руку и вышел за порог. Выйдя во двор, бросил последний взгляд на окна третьего этажа и вдруг заметил в одном из них Нину: она смотрела на него. Он радостно выбросил вверх руку. Она, заметив этот жест, тоже помахала ему в ответ.
6
«Я бы хотела, чтобы вы часто бывали у нас» — так говорят всегда, когда кого-то не хотят больше видеть. Сан Саныч, несмотря на свою провинциальность, в таких делах разбирался. А вот вчерашний вечер оставался за ним, он видел глаза Нины, ее неподдельный интерес к нему. В какой-то момент ему даже показалось, что между ними возможны не только дружеские отношения. Но ворвались омоновцы, их разлучили, и проведенная в одиночестве ночь многое переменила в ее настроении. Если б Климов его продержал в следственном изоляторе несколько дней, он бы выиграл даже больше и, скорее всего, переломил ситуацию в свою пользу. Женщины всегда на стороне сильных и удачливых. Вот ныне и появился холодок. Хотя и Климов вряд ли теперь завоюет ее сердце. Вчера сыщик опозорился дважды: первый — когда, заявившись пьяным и размахивая пистолетом, упал от ничтожного удара, а второй раз — вызвав омоновцев и самовольно вломившись в дом, чем сильно напугал ее и Сашу. Такое не прощают. Хотя капитан настырный и будет очень стараться. Странно только, что между ними вообще вспыхнула симпатия. Сан Саныч как-то подметил, что чаще всего и быстрее сходятся люди, противоположные друг другу, и долгое время пребывают в иллюзии, что нашли свою половинку, а родственные натуры всячески избегают сближения. И как ни странно, они с Ниной во многом похожи. Самодостаточные экземпляры.
Размышляя обо всем этом, Смирнов проехал свою остановку метро, рядом с которой жил Морозов. Тот после утреннего вызова из-за проникновения маньяка в квартиру снова отбыл на работу и сменится лишь завтра в девять утра. Сан Саныч не спеша уложил вещи: его поезд уходил в половине седьмого. Подсчитал деньги: на билет хватало, даже оставалась еще сотня. На крайний случай. Он написал Денису записку, поблагодарил за гостеприимство, сварил два яйца, взял хлеба и сделал в дорогу несколько бутербродов с колбасой. Дома он быстро сообразит халтурку: в новогодние праздники в детсадах и в школах проводятся веселые елки, а родители любят, когда их детей увековечивают на таких торжествах. Тысяч пять, а то и шесть он без труда в несколько дней заработает, пока набежит зарплата, да и верная Люся не даст ему пропасть: обогреет, накормит, обласкает, а если понадобится, то и родит ему пятерых сыновей. Так однажды она ему заявила в порыве откровения. И ведь сделает. А может быть, это и есть судьба? Он уедет, Саша с Ниной его постепенно забудут, а Климов восстановит утраченное доверие и попытается стать отцом.
Дойдя до этого места в своих размышлениях, Смирнов запнулся, поморщился. Трудно сказать, как сыщик ловит преступников, но вот отец из него, да и муж уж точно никакой. Так бывает, это врожденное.
С женой, Александрой, он познакомился у себя в фотоателье. Та пришла, чтобы сделать две фотографии на пропуск, она устраивалась на работу в горпищекомбинат, в цех сладостей, потому что с детства любила зефир, карамель и прочие детские радости. Ей тогда исполнилось девятнадцать, ему тридцать два, но выглядела она взрослее. Легко расчесала свои рыжие вьющиеся волосы, уселась на стул, на который ей указал Смирнов, оголив коленки, и почему-то заулыбалась. Он взглянул на нее в объектив и обомлел: такой редкой красоты еще в жизни не видел. Так изящны и легки были все линии: округлость щек, вырез ноздрей, затейливый изгиб припухлых губ, глаз и бровей, а стоило незнакомке улыбнуться, как все линии оживали, и лицо становилось еще прекраснее. И точно яркий свет исходил из ее души, неожиданно его обогревший.