— Ориентировку в другие районы области дали? — спросил он.
— Отписали сразу, — ответил Бодулин.
— А по месту рождения и прежнего проживания?
— Разумеется. Но ниоткуда нет ответа, — махнул рукой прокурор.
Бегло ознакомившись с материалами дела, я решил начать с заявительницы, чтобы самому убедиться в истинности события.
Через час передо мной сидела молодая, щуплая, курносая, большеглазая женщина.
Ее узенькие плечи то и дело вздрагивали. Нечесаные волосы вздымались от легкого сквозняка. Я подождал, пока она выплачется, а затем попросил:
— Опишите внешность мужчин, с которыми ушел муж.
Стефа медленно подняла голову и сдвинула плечами. Я поймал ее взгляд. Глаза были серые, потускневшие, неискренние. Мой взгляд, по-видимому, не понравился ей, она отвернулась и буркнула:
— Я же говорила. Не запомнила в темноте.
«Темнит», — подумал я и решил проверить ее показания. Вечером мы поехали к ней домой. Во дворе было пусто. С левой стороны от дороги стояла времянка, напротив — огромный, в шесть комнат, кирпичный дом. Стефы дома не оказалось. Нашли ее у соседки. Предложили показать место, где стояли те мужчины. Она указала. Это место было у забора и хорошо освещалось уличным фонарем.
Стало ясно. Никаких мужчин не было. Если бы они приходили, то их приметы она бы запомнила.
«Стефа — убийца», — чуть было не сделал я окончательный вывод. Однако спешить не следовало.
«Если она убила его, то куда зарыла труп? И могла ли вообще такая щупленькая женщина вынести его из дома сама?
Вряд ли. Но это не значит, что она не могла его убить. Возможно, здесь замешан другой человек, сообщник. Кто же он? Знакомый, родственник, чужой? Местный исключается. Трудно поверить. За короткое время жизни в Макаровском вряд ли она могла найти таких людей.
А может, ей помогала дочь? Нет. Ребенок не посмеет. Юная душа на это не способна».
Не придя ни к какому выводу, я решил на следующий день поговорить со старшей дочерью Оленко — Валентиной.
Но перед этим, вечером, вызвал к себе ее классного руководителя, чтобы разузнать о Валентине как можно больше.
— Скажите, заметили ли вы какие-либо изменения в поведении Валентины после исчезновения ее отчима? — спросил я.
Александра Ивановна смутилась, на ее щеках появился румянец. Я понимал ее состояние. Она первый раз у следователя. Это бывает с каждым.
— Да. В тот день Валя в школу опоздала, явилась на последний урок, — ответила учительница. — На мой вопрос, что случилось, почему так поздно? — ответила: «Мама заболела». А на следующий день сказала, что к ним вечером пришли три дяди и увели отчима. Тут какая-то загадка, не правда ли?
Я промолчал.
— В последнее время Валя уроков не учила, на занятиях была невнимательна.
— А с матерью говорили? — поинтересовался я.
— Конечно. Вызывали в школу. Она заявила, что дочери сейчас не до учебы.
— А какие были отношения у Валентины с отчимом?
— Отчимом? Не подумала бы! Мы все считали его родным отцом, — удивилась учительница. — В школе он бывал. Интересовался учебой девочки. На наш взгляд, он был неплохим человеком и отцом.
Когда Александра Ивановна ушла, я пригласил к себе Смагу.
— Что нового?
— Обошли все дворы и опросили соседей Оленко. Они указали на существенное обстоятельство. В конце августа они видели во дворе Оленко неизвестного мужчину, причем тот приходил, когда дома была одна Стефа.
— Может, любовник? — предположил я.
— Вопрос резонный, но пока это только предположения. По словам соседей, он был значительно старше Стефы, невысокий, коренастый, рыжеволосый. Одет в костюм серого цвета. Судя по поведению, Стефа и тот мужчина давно знакомы. Увидев его, Стефа хотела спрятаться в дом, но мужчина схватил ее за руку, и в дом они зашли вместе. Находился он там более двух часов. Вышел из дома один, Стефа не провожала.
— А что оперативники? У них новости есть?
— Пока нет, — хмуро произнес Смага. — Я лично считаю — этот тип приезжий.
Прошел еще один день напряженной работы.
Все уже разошлись, а я и Смага сидели над планом. Начальная стадия следствия — основа основ. Малейшее упущение или незначительная ошибка могли повлиять на исход дела. Поэтому мы продумывали новые версии, анализировали крупицы добытых улик, предполагали, по-деловому спорили.
Когда вышли на улицу, уже совсем стемнело. Со всех сторон веяло осенней прохладой. Всходила луна. Она казалась огромным шаром, скачущим по горизонту. Ее красноватый свет бродил по крышам домов, отражался от укатанной грунтовой дороги, отсвечивал дорожкой в лужах недавно прошедшего дождя.
Шли молча. Каждый думал о своем. Завтра предстоит трудный день.
В кабинет Валя зашла в сопровождении Александры Ивановны. Я пригласил их сесть. Валя села около меня, учительница — напротив. Чтобы расположить Валю к себе, я не сразу начал допрос, а спросил, как она учится в школе, трудно ли ей заниматься, есть ли нужные книги, помогает ли матери по хозяйству. Валя вела себя замкнуто, на вопросы отвечала не сразу, долго думала. В процессе беседы я изучал ее. Это была худенькая, хрупкая девочка, с болезненным желтоватым лицом, с серыми глазами, полными слез. Тени под глазами говорили о проведенных без сна ночах. Мне стало жаль ее. И я все тянул и тянул с вопросами, касающимися дела. Когда она немного успокоилась, спросил:
— Где же твой папа?
Спросил спокойно и вежливо.
Валя опустила голову и тихо промолвила:
— Пришли дяди и увели его, мама тоже видела…
Потом она замолчала, нахмурилась и на заданные мной другие вопросы отвечала одно и то же.
Когда я предложил ей рассказать подробно, кто они, эти дяди, во что одеты — она начала плакать.
Так я в этот день ничего вразумительного от нее и не добился.
…Поселок Макаровское сравнительно небольшой. Как правило, слухи в таких местах разносятся с небывалой быстротой. Стоит появиться какой-то новости, в течение двух-трех часов о ней узнают во всех домах. Об исчезновении Сергея Оленко жители поселка узнали в тот же день. И начались суды-пересуды. Одни говорили, что его арестовали за связи с бандеровцами, другие, что он бросил Стефу, которая в последнее время часто придиралась к нему, и уехал к себе на родину.
Об этих слухах нам вечером и рассказал участковый уполномоченный. Между прочим, и сама Стефа говорила соседям, что ее пропавший муж не был идеалом, выпивал, а выпив, часто ее поколачивал. Она, мол, это скрывала, боялась, чтобы не бросил. Что ей делать потом с тремя детками?
Как и подобало, Стефа заметно убивалась по мужу, плакала, жаловалась на свою горькую судьбу. Ей сочувствовали. Ведь она осталась одна с детьми в недостроенном доме.
Люди говорили и о темном прошлом Сергея Оленко. Пора было начинать проверку личности исчезнувшего.
Начальник милиции настаивал на задержании Стефы, уверяя, что она непременно заговорит, но я был против.
Обвинить человека в тяжком преступлении — для этого нужны веские улики, а следствие ими пока не располагало. Все же решили установить за Стефой и ее домом наблюдение.
Новое событие, которое произошло в этот день, укрепило нашу уверенность в том, что произошло убийство.
Неожиданно приехали родственники Стефы. Явившись к нам, рассказали, что они приехали на похороны Сергея, а тут узнают — никаких похорон и покойника нет. Набросились на Стефу, что, мол, за шутки такие, ехали издалека, растратились, а она в ответ:
— Страшно и горько мне. Вот и вызвала. Иначе бы не приехали.
Родственники положили мне на стол телеграмму. Я прочитал: «Приезжайте хоронить Сергея».
На телеграмме стоит дата — 2 сентября.
— Забавно, забавно. Еще не нашли труп, а Стефа уже на похороны вызвала, — развел руками прокурор. — Выходит, точно знает, что его нет в живых.
— Как видно, так. Стефа почему-то уверена — труп будет найден, — подчеркнул Смага.
— Значит, труп где-то рядом. Надо искать, — высказался начальник милиции.
Начали поиски: перекопали огород на усадьбе Оленко, прочесали посадки, осмотрели заброшенные ямы, колодцы. Но не нашли. Вечером собрались все вместе в кабинете прокурора.
— Я считаю, труп Оленко нужно искать в подвале Стефы, — внес предложение следователь. — Если она совершила убийство, то труп Сергея вынести не смогла. Что ей оставалось делать? Прятать!
— А если и в самом деле Сергея убили те мужчины? — перебил его Смага. — Куда они могли спрятать труп?
— Спрятать легко, — вмешался участковый уполномоченный старший лейтенант Небосклон. — Вокруг пустырь, овраги, выборки, сбросили туда труп и ищи-свищи. Там такие ямищи — дна не видать.
— Чего мы торгуемся? Стефа знает, где он, — перебил начальник милиции. — Нужно немедленно задержать ее, и она все расскажет.
— А улики? Они у вас есть? — вспыхнул Смага.
— Разумеется. Подтасовка с телеграммой, неискренность в показаниях, — продолжал свое начальник милиции. — Ясное дело. Да и дочка темнит.
— Ну, это еще бабушка надвое гадала — либо дождик, либо снег, — махнул рукой Смага.
Спорили долго. Под конец пришли к единому мнению: спешить с задержанием Стефы не следует, поскольку уверенности в ее виновности нет.
Решено было увеличить количество поисковых групп, привлечь к этому как можно больше дружинников, комсомольцев. Договорились также об осмотре подвала, пристроек на усадьбе Стефы.
А утром произошло событие, которое заставило по-иному взглянуть на исчезновение Оленко.
Дежурному райотдела милиции позвонили и сказали, что возле посадки, в трех километрах от поселка, нашли кепку и шарф. По приметам, они принадлежали потерпевшему.
На место сразу пустили в дело служебно-розыскную собаку.
— След! Сокол, ищи, — скомандовал старшина-кинолог.
Сокол кинулся к вещам, понюхал их, заскулил и, касаясь мордой травы, кинулся в лесопосадку. Проводник еле поспевал за ним. Сокол пересек посадку, вывел на дорогу, идущую в сторону города Кривого Рога, покрутился на месте, опять заскулил и присел.
— Уехал, — сделал вывод старшина, — попробуем еще раз.
Но Сокол дальше не пошел.
Осмотрели место происшествия. Вокруг обнаружили множество следов обуви, но все они были оставлены на траве и для идентификации оказались непригодными. Там же нашли окурки двух сигарет. Шарф, кепку и окурки сложили в целлофановый мешочек и опечатали.
Вещи предъявили на опознание Стефе.
— Шарф и кепка моего Сергея, — вскрикнула она и бросилась к ним.
Схватив в руки кепку, Стефа прижала ее к груди, начала целовать, приговаривая:
— Мой дорогой Сереженька! Что же они с тобой сделали, изверги проклятые. Родной мой!
Кому принадлежали окурки, установить не удалось. Стефа категорически заявила, что Сергей никогда не курил.
После обнаружения вещей потерпевшего мнения участников следственной группы разделились. Одни считали, что Стефа рассказала правду, убийство совершили трое мужчин. Я, Смага и начальник милиции остались на прежних позициях. В убийстве мы подозревали Стефу.
Поиски продолжались. Все неопознанные трупы в области фотографировались, и нам немедленно доставлялись их фотокарточки.
Неопознанные трупы по городу Кривому Рогу мы осматривали с участием Стефы.
Опознание трупов — вещь довольно неприятная. Вначале мы надеялись, что это в какой-то мере повлияет на Стефу и она дрогнет. Не тут-то было.
Заходя в мрачную покойницкую, Стефа вздрагивала, бледнела, однако признаваться не спешила.
— Нет, нет. Не он, — с трудом проговаривала сквозь стиснутые зубы.
Время шло, а мы все топтались на месте.
Я решил посетить школу, в которой училась Валя. Побывал в ее классе, в учительской, поговорил с учителями и уже хотел было уходить, как вдруг ко мне подошла сторож школы Любовь Петровна, женщина лет сорока, очень полная, с маленькими мышиными глазками.
— Вы следователь? Я должна вам кое-что сообщить, — нерешительно сказала она. — Идемте в сторожку.
Закрыв за собой дверь, она выглянула в окно, проверила — не подслушивают ли нас, а уж потом заговорила:
— Когда это было, я не запомнила, кажется, на той неделе. Утром рано приходила сюда Стефа, приводила дочку. Я хорошо запомнила: у нее в руке была красноватого цвета авоська, а в ней что-то завернутое в белое. Видать, тяжелое. Она зашла в школьный туалет. Через несколько минут вышла. В руках авоськи уже не было. Тут-то я и смекнула, может?..
Последние слова Любовь Петровна сказала совсем тихо, еле слышно.
О сообщении сторожа я рассказал прокурору. Было принято решение — за ночь очистить туалет.
Всю ночь работали ассенизаторы, а под утро на самом дне выгребной ямы нашли связанные телефонным шнуром топор без топорища и столовый нож.
Эта находка нас не обрадовала, так как авоськи, о которой сообщила Любовь Петровна, в туалете не оказалось.
Что касается извлеченных из ямы ножа и топора, то говорить об их принадлежности к нашему делу было еще рано.
Пришли ответы из Ровенской и Волынской областей — прежнего местожительства Оленко и его родственников. Из них явствовало, что он в тех местах в последнее время не появлялся. Ответы из других областей не поступили.
Дело, по существу, оставалось в тупике.
Надежда была на результаты осмотра построек на усадьбе Оленко.
Туда я выехал со Смагой. Пригласили понятых и зашли во двор.
Увидев нас, Стефа кинулась навстречу.
— Нашли уже?
— Нет, — ответил Смага.
— Вы же знаете, где он, подскажите! — вырвалось у меня.
— Как вам не стыдно такое говорить? А еще представители власти… Вам-то положено разобраться.
— Да, да, покажите! — поддержал меня Смага.
Стефа побледнела. У нее задрожали губы и перекосилось лицо.
— Подумайте! Как я могла поднять руки на отца троих детей! Соображать надо! Следователи…
— Осмотрим ваши хоромы, — перебил ее Смага. — Может, прояснится.
Стефа выбежала вперед, стала в дверях, раскинув руки.
— Не пущу в дом. Пусть присылают других следователей. Вам я не доверяю! — крикнула.
Но потом, убедившись в нашей настойчивости, отступила.
— Извините, погорячилась. Не выдержали нервы…
Мы зашли в дом. Сразу бросилась в глаза свежая побелка в коридоре.
Я достал лупу и начал рассматривать одну из досок потолка, искоса наблюдая за хозяйкой. Она не на шутку встревожилась, заерзала на диване и уставилась на меня полным горечи взглядом. «Здесь, именно здесь разгадка», — решил я.
Подошел Смага и, будто прочитав мои мысли, обратился к Стефе:
— Побелили? По какому случаю?
— К праздникам готовлюсь, — как-то неуверенно, дрожащим голосом ответила она. — Октябрьские вот-вот…
— Праздники? Да ведь сейчас только сентябрь! — вмешался я.
Стефа промолчала.
— Ай, ай, как неаккуратно стены побелили, а потолок оставили как был? — не успокаивался Смага.
Стефа продолжала молчать, кусая губы.
Когда мы начали осмотр потолка, она побледнела и тяжело опустилась на диван, но глаз с нас не спускала.
Потолок был деревянный. Доски пригнаны плотно, промаслены олифой. Когда я передвинулся ближе к входной двери, то обнаружил мелкие точечные брызги буроватого цвета.
«Кровь?» — застучало в висках.
Я обмакнул спичку в перекись водорода и нанес жидкость на бурое пятнышко. Оно вспенилось: «Кровь!»
Показал Смаге. Он согласился со мной. Да, это была кровь. Но чья? Показал брызги крови понятым и Стефе. Она вскочила.
— Кровь, говорите?
— Похоже на кровь.
— Эх вы, специалисты! Петушиную кровь не можете отличить от… — стала стыдить нас Стефа. — С петухом оказия произошла, — продолжала она. — Я ему голову отрезала, а он без нее стал летать. Понимаете?
Мы уже не спешили. Найдем брызги, сделаем отметки карандашом, сфотографируем, сделаем соскобы. В одном месте я обнаружил даже частичку мозгового вещества.
Кровь имелась также и на иконе, в зорчатом окладе, очень старой, висевшей в углу. Ее пришлось снять, чтобы сделать соскобы крови. Осматривая икону, я вынул из щели рассохшихся досок клочок бумаги, сложенный вчетверо. Развернув, начал читать: