– Мне кажется, – отвечал доктор – что задавая этот вопрос, вы ищите не столько моего мнения, сколько подтверждения вашего же собственного довода. А что, если мой ответ вас разочаруют своим несоответствием с тем, что вы сами хотите услышать?
Это замечание смутило меня, наверно от того, что я понимал его правдивость. Доктор видел меня насквозь, и впервые я ощутил себя эмоционально и мысленно «обнажённым» перед этим человеком. Дабы скрыть своё смущение, я перешёл в «наступление»
– Вы полагаете, что я не способен принять альтернативную точку зрения? Вы держите меня за узколобого кретина?
– Я думаю, вы уходите слишком далеко в этих, эмоционально-окрашенных, терминах. – спокойно отвечал доктор – Вы абсолютно нормальный человек, переживший потерю и связанную с этим травму. С точки зрения психологии, мне понятно ваше стремление найти этакий «якорь надежды», чтобы держаться за него. Однако это путь в никуда! Поймите, если вы уверуете во что-то, будь то загробная жизнь или ещё что, это во-первых не вернёт вашу супругу, а во-вторых – отсрочит восстановление.
В его словах сквозил ледяной, уродливый здравый смысл, ставший мне столь чуждым, словно бы это я был «существом из зазеркалья» оказавшимся в рациональном мире людей.
– Но всё-же, Кристенсон, скажите, что вы думаете по этому поводу?
Доктор вздохнул и пожав плечами, ответил.
– С одной стороны, я не имею никаких сведений, которые позволяли бы мне судить о существовании феномена, о котором вы говорите. – произнося эти слова, его голос звучал несколько неуверено, он отвёл взгляд от бумаг и записей, которые мы разбирали, говоря о наших видениях – С другой стороны, Олег, я слишком большой скептик, чтобы хоть что-то отрицать!
Я счёл этот ответ демонстрацией попытки «усидеть на двух стульях», маскируя свою трусость сделать вывод, который мог бы нанести ущерб его репутации в научных кругах. Я пытался отнестись к этому с пониманием, однако испытывал раздражение от того, что все эти наши беседы и выяснения, откровения и обнаружения – сводились к тому, что мы обсуждали что-то эфемерное, фабулистическое, и практически не имеющее право на существование, поскольку всё остальное человечество предпочло наложить своё «табу» на эту тему.
Следующей ночью я не мог уснуть. Наверно впервые за последние месяцы я столкнулся с этой проблемой. Сколь долго я не лежал с закрытыми глазами, сон не пробивался ко мне сквозь пелену темноты. Я вставал с постели и пытался утомить сознание чтением скучнейших научных трудов по узким медицинским дисциплинам, где лишь каждое пятое слово было мне понятным.
Тогда я оделся и вышел на улицу. К своему удивлению я обнаружил свеже-выпавший снег. Я не заметил, чтобы снаружи был снегопад, однако повсюду лежала белая пелена из мокрого снега, прилипавшего к ногам и охотно собирающегося в плотные комки. Воздух стал заметно холоднее, но я решил не возвращаться в дом за дополнительной одеждой. Намереваясь прогуляться в прилегающем к имению Кристенсона парке, я пошёл меж деревьев, ветви которых сильно прогнулись под налипшим на них снегом. То тут, то там я сбивал комья снега с ветвей, позволяя тем выпрямляться – возвращая себе привычное расположение в пространстве.
Под ногами, как ни странно, я не ощущал холода, разве что намокли штанинины над самыми ботинками, ветра почти не было и я ощущал себя более чем комфортно. Вопреки ожидаемому чувству усталости, за которым я охотился в этом лесу, моей «добычей» стал энтузиазм – столь необычно было испытать эти предвестники зимы в незнакомом мне месте. Эта мысль, тем не менее, напомнила мне о Инне. Когда над нашим городом висело жаркое, летнее солнце, она ещё была жива, а я делал так много – чтобы не замечать как наша жизнь шла под откос. Сейчас, оказавшись наедине с этими ощущениями первого снега, в ещё не успевшим достаточно остыть воздухе, я поймал себя на мысли, что больше всего мне бы хотелось оказаться на пороге дома моих родителей, где прошло моё детство. Невзирая на серость, грязь и шум большого города, на тысячи неприветливых, угрюмых лиц, которые встречаешь повсюду – я бы отыскал одно единственное лицо, и услышал бы один-единственный голос, сделав всё возможное, чтобы предотвратить случившееся. Но разумеется, это было невозможно. Пространство и время не считались с моими желаниями и не давали права на «работу над ошибками» Свежевыпавший снег, здесь, в шведском Шиксаль, в тот-же миг стал метафорой того, как под этой нежной массой я похоронил свою жизнь.
Занятый этими размышлениями, я сам того не заметил, как оказался возле одной из местных рек. Она была совсем не широкой, но вода в ней текла резво, то и дело унося в своём течении крупные горбыли древесных обломков.
Возле берега снег, из-за непростой кривизны ландшафта, лёг неравномерно, лишь частично скрыв чёрные камни. Я двигался против течения, глядя на воду, при такой температуре, снег не имел власти над этой субстанцией. Я ещё какое-то время двигался вдоль берега, глядя как на противоположной стороне над водой зависали ветви деревьев. Казалось, что из этих тёмных зарослей на меня могло смотреть множество глаз обитателей этой безмолвной ночи. Но вскоре моё внимание привлёк иной объект, я увидел впереди мост, соединяющий два берега. Это было сооружение из прошлого, всеми своими чертами демонстрируя принадлежность к ушедшей в прошлое эпохе. Мост был сложен из камня, имея надёжное основание на каждом берегу, напоминающее башенки, он протягивался над рекой довольно широким, каменным полотном с высокими оградами, что должно было предотвращать падения неосторожных прохожих в медленно-текущую воду. Там, где мост впивался в скалистый берег, в силу своей конструкции, образовывал арочные своды, тени которых навсегда укрывали эту часть берега от глаз прохожих.
Подобные конструкции не были бы причиной для столь искреннего любования, если бы не факт даты их возведения. Я не преставал задаваться вопросом, как велись эти работы тогда, при отсутствии грузоподъёмных технологий, когда вся тяжёлая работа выполнялась человеческими руками. Разумеется я никогда не был специалистом в этих областях, и вполне вероятно, я мог много не понимать в принципах подобных работ, тем не менее, мне казалось, что для своего времени подобные сооружения были свидетельством незаурядных способностей людей – обречённых жить в темноте религиозного мракобесия.
Другим обстоятельством, которое удивило меня, стало состояние моста. Дело в том, что все подобные конструкции у нас в стране, неминуемо становятся жертвами уличных форм искусства, покрываясь многослойными пластами безвкусных граффити. Здесь же, при отсутствии видеокамер, нарядов полиции, регулярно патрулирующих злачные места, да и собственно – злачных мест, сооружения оставались нетронутыми вездесущей рукой «постмодерна»
Я приблизился к основанию моста. Чтобы пройти по нему, мне следовало подняться по пристроенной лестнице, ступени которой делали три поворота на пути своего восхождения наверх. Однако я не спешил подниматься, стоя здесь, где даже мысли мои заглушал звук вечно-текущей воды, я всматривался в темноту арки, образованной основанием моста и берегом. Мне казалось, будто это портал, открывшийся передо мной, из которого веяло холодом, и от которого нельзя было так просто оторвать взгляд.
Я не смогу сказать, как долго я стоял там, завороженный простотой этой картины, созерцая нечто и ничто одновременно. Я понять не мог, что притягивало мой взгляд, словно магнит, чьё поле оказалось едва способно зацепить металлическую стружку на отдалении. Этого явно было недостаточно, чтобы заставить меня пройти туда, вступить под своды этой теневой арки, однако и отпускать – не отпускало. В какой-то момент я начал пристальней всматриваться, словно отыскивал признаки чего-то живого, что могло обрести форму и медленно, боязливо покидая своё укрытие – выползти под этот тусклый свет луны. Наверно это и есть подлый трюк воображения, ведь стоит позволить ему сорваться с «повода» здравого смысла и оно утаскивает тебя так далеко, где легче лёгкого потерять собственное «я»
Когда моего плеча коснулось нечто, я едва не лишился дыхания. То был вовсе не испуг, не эффект неожиданности заставший меня врасплох на грани вновь обретших возбуждение нервов. Прикосновение было лёгким, как дуновение ветерка, но в отличие от потока воздуха, эта сила не обтекала мою плоть, напротив – она находила путь сквозь меня, пробираясь через одежду, кожу, мышцы и кости – дотрагиваясь до той моей сути, что ещё совсем недавно пребывала в состоянии скорее мёртвом, чем живом.
Незнакомец, если я так могу его назвать, стоял позади меня. Он был высоким, даже для самых смелых человеческих мерок. Весь его вид лишь отражал понимание о антропоморфности, имея четыре конечности, голову – посаженную на удлинённой шеи, все атрибуты человека и столь мало человеческого в своём облике.
Он был что тень, отброшенная существом, вид которого, явись он мне в тот момент, неминуемо лишил бы меня рассудка. Его руки, если эти когтистые верхние конечности можно было так назвать, поднялись к моей голове. Когти на пальцах были столь длинны, что существо, при желании, могло легко выпотрошить меня. Я удивился, как орудуя этой своей лапой, создание не оторвало мне руку – прикоснувшись к моему плечу ранее.
Немного отведя свои руки в стороны от моей головы, тварь наклонилась, приближая своё, лишённое всяких выразительных черт, лицо ко мне. Тёмное пятно на том месте, где должно было находиться лицо, приобрело очертания, напоминавшие человеческие, однако эти черты принадлежали самой обобщённой концепции человека, и оттого казались особенно чуждыми мне. Разрез в материи тени пересёк так называемое лицо от края до края, и распахнулся беззубой пастью. Я тут же уловил сильнейший запах речной тины, застоявшейся, цветущей воды и затхлости. Это разом напомнило мне о всех моих впечатлениях, которые когда-либо я пережил, оказываясь вблизи рек, озёр, водоёмов со стоячей водой. В моём сознании всплыли все истории о утопленниках, людях – исчезнувших вблизи рек, о русалках, обитающих за кряжистыми горбылями и поджидающими своих незадачливых жертв.
Когда тварь начала говорить, всё моё внимание словно обратилось в узел, я всецело принадлежал ему.
– Назови себя! – голос создания не имел ни одной характеристики, которую я мог бы описать, как и отсутствие эмоции, из-за чего становилось по-настоящему жутко.
Я, тем не менее, не был лишён дара речи, отвечая, я словно слышал свой голос со стороны. Я назвал ему своё имя, затем кто я и как здесь оказался. Это заняло некоторое время, но казалось, что с появлением этого создание, время – как таковое – утратило свою силу и свой непрерывный ток.
– Ты знаешь кто я? – спросило создание, и на этот раз я отделался односложным, коротким ответом.
– Я жил здесь издавна, ещё с тех самых пор, когда другой, деревянный мост соединял эти два берега. И до этого, когда между берегами, разделёнными куда как более бурной рекой, протянулся подвесной мост. И до этого, когда никакого моста здесь не было и в помине, а люди жили племенами, совершая свои глупые ритуалы
– Кто ты такой? – спросил я, понимая, что создание вовсе не лишило меня способности руководить своими действиями.
– Меня называли по-разному, в зависимости от того, какие причудливые верования были свойствены жившим здесь людям. Мне приписывали самые различные черты – в то время, пока я был лишён оных. Но в одном твои собратья были правы – ни стрела, ни меч, ни пуля ни святая вода, ничего не в силах причинить мне вред. Слишком многие пытались убить меня, но я пережил их всех, поспособствовав тому, чтобы последние мгновения их несчастных жизней были окрашены в незабываемо-красные тона их крови.
– Что ты хочешь от меня? – таким был мой следующий вопрос, который заставил чудище вновь пригнуться ко мне. Всякий раз, делая это, оно пыталось увидеть во мне что-то такое, чему я не мог подобрать объяснения.
– Обычно, узрев меня, твои собратья испытывают другую эмоцию. – констатировало чудище, наконец отринув от меня, позволяя впервые за затянувшуюся паузу вздохнуть чем-то иным, нежели ароматом застоявшейся воды – Ты другой! То, что ты чувствуешь – мне не приелось!
Сколь долго я не смотрел на незнакомца, мне не удавалось определить – что именно я ощущал. То не было страхом или отвращением, вместо этого создавалось впечатление, будто чудище, непостижимым образом, опустошило меня.
– Кто ты такой? – я задал другой вопрос, не получив ответа на предыдущий – Что ты здесь делаешь?
– Меня называли по разному, на протяжении отрезков времени, что вы зовёте веками. Вам удобно отсчитывать ваши жизни этими смешными мерилами. Я же живу ровно столько, сколько существует эта земля.
В этот момент, я посмотрел туда, где ноги чудища соприкасались с поверхностью земли. К своему изумлению я обнаружил, что даже на свежем снегу не оставалось прогалин от стоп монстра. Чудище попросту не стояло на поверхности, а словно вырастало из земли – образовывая с ней непрерывную связь.
– Здесь, в Скандинавии, они называли меня «чудом», из века в век приписывая мне сумасбродные свойства.
Мой взгляд, очевидно, в тот момент, выражал полнейшее недоумение.
– Они говорили, что я живу под мостами, в страхе от лучей солнца, которые, прикоснувшись ко мне, обращают меня в безжизненный камень. Поселив меня, в своих поверьях, под мост, они приписали мне страхи, за которые сами же были в ответе, будто это я алчу их никчёмные ценности, поджидая торговцев, проезжавших в своих повозках. Якобы это я вершу насилие над их женщинами, утягивая тех за длину волос под мостовые арки. Туда же я уносил, согласно их байкам, их бестолковых детей, чтобы те ослепли и служили мне тысячу лет, опять таки – не надуманная ли цифра. Им невдомёк, что я столь часто появлялся среди них, в кабаках, во время громких попоек, слушая всю ту ахинею, что они несут. Но кое в чём они были правы. Я никогда не появлялся перед человеком просто так, без весомого на то основания.
– Весомого основания…. – повторил я, взвешивая слова чудища, пробуя их на вкус, пытаясь понять, что же он такого в них вкладывал.
– Если ты спросишь любителей баек про троллей, они дадут тебе чёткие инструкции, что нужно делать при моём появлении. – отвечало чудище – Они скажут, что перво-наперво, нельзя пожимать предложенной руки. Нельзя, ни при каких обстоятельствах, называть троллю своего имени. И не менее важное – не стоит показывать троллю своего страха.
Все эти, перечисленные одно за другим, правила, теперь имели не так уж много смысла для меня. Тролль был здесь, передо мной. Он уже знал моё имя и прикоснулся к моей руке, а что касается моего страха – он почуял нечто, что удивило его самого. Мне оставалось только ожидать участи, которую уготовило это существо. И хотя здравый смысл подсказывал бы любому на моём месте, что лучшим в данной ситуации решением было – бежать куда-подальше, я не испытывал стремления спастись, вместо пресловутого инстинкта самосохранения я испытывал нездоровое любопытство к происходящему.
– Я выбираю тех, чей дух слаб и кому настало время раствориться в действительности. – сказав это, тролль в очередной раз втянул воздух с мерзким шипением, при этом его туловище раздувалось, могло показаться, что вместе с ночным воздухом, чудовище втягивало сущность моих жизненных сил.
– Ты убьёшь меня? – наконец спросил я, уже привыкнув, глядя троллю в импровизированное лицо
– Этот термин существует лишь у вас, людей. Вы, преследуемые примитивными инстинктами, от которых так и не смогли отказаться за тысячелетия своего существования, проливаете кровь друг друга, обрекая ближнего на муки, физические страдания, во имя удовлетворения самых низменных своих потребностей.
Эта тирада показалась мне несколько затянутой, от неё веяло философией и излишним нравоучением. Однако я не решался перебить тролля, полагая, что его слова станут последним, что я слышал в своей жизни.
– Ты, человек с гордым именем, – тролль едва-заметно усмехнулся – удивляешь меня тем, что не страшишься своей участи. Однако это вовсе не пламя отваги, что согревает твоё сердце, нет-нет! Ты гоним другой эмоцией, и ради избавления от неё, ты готов поскорей спрыгнуть в могилу!