Вечером его вывели на прогулку; сопровождали его двое – один с саблей, второй с винтовкой, которую он держал все время наизготовку. Тем не менее, когда его отпустили в кусты на пять минут, Владимир ухитрился спрятать под куртку кусок палки; как оружие, она ни на что не годится, зато подойдет для подкопа. После ужина он с ее помощью обследовал пол его камеры; результат был неутешителен: везде камень, сарай стоит на сплошной скале. Остается только крыша. Первые две ночи возле его темницы кто-то дежурил, были слышны шаги, иногда разговор, а вот сейчас, кажись, никого нет. Он целый час прислушивался, затем разобрал свою кровать: лежащий в углу на камнях деревянный щит, покрытый циновкой, и в придачу толстое верблюжье одеяло, заменяющее матрас. Камни он сложил в углу пирамидкой, и крыша стала ему вполне доступной. Он вытащил несколько тонких планок и уцепился за одну из досок, ему показалось, что она почти не закреплена. Расшатав и сдвинув ее в сторону, поручик ткнул палкой, та легко вышла наружу, оставив отверстие, через которое он увидел ночное небо. Ему на голову посыпалась земля вперемешку с золой, но он не обращал на это внимание – впереди была свобода. Для этого нужно только расширить отверстие. Он принялся двигать палкой по сторонам, и вдруг сонный голос добродушно произнес.
– Если ты, чужеземец, желаешь просто полюбоваться звездами, то так уж и быть, смотри. Но если ты решишь что-нибудь высунуть в эту дыру, предупреждаю – это опасно. У меня сабля, а мои руки чешутся пустить ее в ход. Обидно будет нам обоим, когда ты лишишься своей головы, мне не с кем будет поговорить. – Оказалось, сторож устроился на крыше его тюрьмы, и, судя по тону, ему очень хочется общения хоть с кем, пусть даже с пленником. Сказано было на арабском, Владимир, конечно, прикинулся непонимающим, и они перешли на французский. У его стража запас французских слов не очень большой; кое-как он повторил насчет сабли, и теперь они ведут беседы о погоде и о здоровье, изредка вставляя арабские слова, и обе стороны довольны, поскольку хорошо понимают друг друга. Зачастую к сараю приходят друзья сторожа, они обсуждают новости, но больше всего разговор идет о некоем наследстве. Его никак не могут поделить; наслушавшись об этом деле, поручик, кажется, уже представляет его простое решение. Но он будет пока молчать. Время шло, уже заканчивалась вторая неделя, как он покинул Федалу, и только теперь появился человек от Перколе.
– Мой хозяин желает узнать, не решил ли ты, чужеземец, сообщить ему что-нибудь новенькое, – спросил у поручика невысокий, уже начавший полнеть мужчина, очевидно, кто-то из обитателей крепости, – завтра я еду в Федалу и отвезу ему твои слова.
Владимир ответил отказом. Утром гонец зашел еще раз, повторил свой вопрос и удалился неудовлетворенным. Вечером этого же дня у его темницы появился новый тип: высокий чернобородый мужчина лет сорока; посланник Перколе провел в его доме две ночи, и теперь обсуждаются новости, почерпнутые, очевидно, из этого визита. Оказывается, человек, которого они стерегут в настоящее время, украл у большого начальника двоих рабов, принадлежащих Дабаз Хану, теперь его самого, скорее всего, отдадут, взамен тех, тому же хану. А почему нам самим не продать чужеземца? За него хорошо заплатят, потому что он, как сказал мой кузен, большая шишка. И тут же обсуждается подробный план осуществления своего замысла, причем с мельчайшими деталями; заговорщикам неизвестно, что их будущая жертва владеет арабским языком. Теперь Макаров в затруднении: завтра у сторожа, с которым он уже почти подружился, день рождения. Именно этой ночью заговорщики решили усыпить его во время застолья. Гостей будет много, и настоящего преступника выявить будет практически невозможно. Как быть? Сообщить имениннику о коварных замыслах его приятелей? Но в итоге проиграет только он сам: возникнет скандал, те двое, естественно станут все отрицать, кого-то из караула заменят, а он останется взаперти, пока за ним не пришлет Перколе. Самое главное – его тайна насчет языка, перестанет быть таковой, а это настоящий провал. Но сейчас, пользуясь неведением этих двоих, что их замысел раскрыт, стоит попытаться повернуть ситуацию в свою пользу. И это вполне возможно, ибо его противники не блещут особо стратегией.
Итак, с вечера на крыше гостей было много, и посему довольно шумно, но ближе к полуночи все стихло, и ему предложили выбраться в проделанную им же дыру. «Только вещи свои забери, мы отвезем тебя к французам». Владимир подчинился; на крыше мирно храпел его сторож. Крадучись в тени деревьев, они выбрались на окраину села, где стояли три оседланные лошади.
– Мы тебя свяжем для вида, вдруг кто-нибудь нас встретит. Скажем, что везем тебя в Федалу, так как ты надумал сообщить что-то хозяину замка, – успокаивали похитители свою жертву.
– Хорошо. Но только не сильно туго, чтобы не было больно, – попросил поручик, а сам изо всех сил растопырил локти, что в темноте прошло не замеченным. Когда его связывали, ему показалось, что в кустах неподалеку мелькнули две неясные фигуры. «Очевидно, сообщники этих воришек, подумал он. Это уже хуже, с четырьмя так просто не справиться. Ладно, там увидим». Судя по тому, что выбравшись на большую дорогу, их маленький отряд двинулся на восток, стало ясно: ни в какую Федалу его не повезут, ведь на востоке владения Абаз-Хана. Все по их замыслу. Впереди едет чернобородый, чувствуется – он в этом деле главный, второй его слушается во всем. На их пути часто встречаются небольшие группы всадников, а также и пешие, но они не обращают друг на друга никакого внимания. Только приветствие, и все; каждый занят своим делом. Уже совсем рассвело, когда они подъехали к мосту. Здесь возникла маленькая заминка. Чернобородый, въехавший уже на его середину, вдруг подал им знак остановиться.
– Атар, давай переедем на ту сторону на нижнем мосту! Так будет лучше. – Крикнул он.
Поскольку кричал он довольно громко, а Владимир уже раньше увидел мелькавшие в кустах на том берегу две лисьи шапки, то подумалось: это сигнал для сообщников, которые, скорее всего, играют роль подстраховки от всякой неожиданности. Теперь они двинулись на запад, и, судя по тому, как перелетали над кустами на той стороне стайки яркоперых пчелоедов, можно легко догадаться: птицу вспугивают те двое, и они движутся в том же направлении. Так они ехали, наверное, более двух часов, пока чернобородый вдруг остановился, прижал палец к губам, и они развернулись в обратном направлении, только теперь их лошади ступали не по каменистой дороге, а ближе к обрыву, где трава и мягкий грунт совершенно заглушали звук копыт. Возможно, это не сообщники, подумал Макаров, а тогда кто? конкуренты? Но ему от этого не легче. Они снова миновали тот первый мост и продолжали путь на восток; что-то следует предпринять, иначе скоро они окажутся во владениях хана. Он заговорил с едущим сзади арабом о деле по наследованию имущества покойного родственника; тяжущимся сторонам уже известен предварительный приговор кади, хотя сам суд состоится после окончания священного месяца. Судья решил вопрос довольно просто: разделил наследство по возрасту. Старший получал дом, средний – лошадь, а самой младшей наследнице доставалась корова; причем средний – это племянник Атара, за которого тот теперь так переживает. «Послушай, Атар, а твой племянник, не может, случаем жениться на своей родственнице? – Атар, отвечает, что такое возможно, поскольку они родня довольно дальняя. «Тогда слушай, как следует поступить, – и поручик приглашает араба ехать рядом. Поскольку по приказу чернобородого следует вести себя тихонько; тот согласился, шептаться, двигаясь гуськом, сложно. – Пусть он женится, а вместе им – 26 и 18, выходит 44 года, что намного больше, чем у главного вашего соперника; вместе – ведь муж и жена это одно целое – значит, им положен дом, все-таки это семья. А поскольку каждому выпадает по одному объекту, то они могут претендовать еще и на … «На корову? – с грустью уточнил Атар. – «Нет, пусть просят лошадь, а от коровы, тот третий, откажется сам, зачем она ему, если у него нет дома?» – «А ведь верно! Теперь у моего племяша дом и лошадь, – восхищается араб – ну зачем Ибраму корова!? Пусть отдаст молодым! – Он настолько доволен подсказанным ему решением, что совершенно не замечает: руки у его пленника уже свободны, и одну он даже положил ему на плечо. « Да, пусть скажут Ибраму на суде, что двери их дома всегда открыты для него, а если у них будет еще и корова, то его всегда угостят парным молоком, и судья согласится со столь мудрым решением» – завершает поручик свою речь и хватает левой рукой окончательно опешившего араба за шею, крепко прижимает к себе, а правой вытаскивает болтающийся на поясе кинжал. Он приставляет лезвие к подбородку.
– Только пикнешь, зарежу! – угрожающе прошептал ему на ухо, тот открывает рот, оттуда вначале слышится шипение, которое переходит в тихий, едва слышимый писк. И впрямь, пищит, как комар, думает Владимир и добавляет, – снимай потихоньку винтовку и отдай ее мне. Будешь жить, я тебе обещаю. И еще на свадьбе у племянника спляшешь.
Тот уже взялся за ремень, но вдруг перестал пищать, а на его лице появилось радостное выражение. Макаров поднял голову, чернобородый целился в него из винтовки.
– Брось кинжал! – прозвучала строгая команда. Владимир швырнул его в противника и скользнул вниз между лошадьми. Прогремел выстрел, следом второй, но он уже мчался зигзагами к огромному камню, лежащему посреди дороги. Вслед стреляли, но к счастью мимо, наконец, он укрылся за камнем, который едва достигал ему до подбородка, затем осторожно выглянул. Рядом с ним медленно проходил конь чернобородого; сам всадник сидел, откинувшись назад, бессильно опустив руки, на левой стороне халата расплылось алое пятно. «Кто это его? – мелькнуло в голове и исчезло; следом шел Атар, он уже перезарядил карабин и держал его наизготовку со злобным выражением на лице. Владимир посмотрел по сторонам: вокруг нет ничего, кроме мелких камней. Тут он вспомнил про рогатку, достал ее и зарядил, но не камешком, а пакетиком перца, надкусив его на уголке. Теперь ему ничего не оставалось, как только обратиться к ангелу-хранителю. Араб подошел к камню, затем присел и понятно, что он двинулся вокруг, но с какой стороны он выйдет? Справа, как и шел, или же развернется? Если Владимир не угадает, то он погиб. Что бы он сделал на месте противника? Конечно же, развернулся. Значит, он выйдет слева. Поручик сидит на корточках, растянув пращу, и в этот момент ему показалось: что-то неуловимое взгляду пронеслось над ним и прикоснулось к его правому плечу. Он круто развернулся на каблуках, и в это же миг из-за камня показалась голова и прижатый к плечу приклад; при виде рогатки Атар презрительно осклабился и начал поворачивать ствол карабина в сторону противника, но Владимир уже разжал пальцы. Пакетик хлопнулся в переносицу, взорвавшись сизым облачком на его лице. Араб вскрикнул и от неожиданности нажал на курок; пуля ударила где-то совсем рядом, обдав голову каменной крошкой, он кувыркнулся назад и ушел от второго выстрела. Его противник уже поднялся и пошел вокруг камня, тряся головой, глаза его были закрыты. Но слух у араба изумительный, и хотя поручик тотчас сбросил ботинки, ствол винтовки постоянно смотрит в его сторону. Поручик бросил горсть камней по направлению к обрыву, араб выстрелил на звук и шагнул в том направлении. Владимир снова бросил ему под ноги, тот снова шагнул к самому краю, прислушиваясь. «Эй! – крикнул поручик, араб резко повернулся, вскинул винтовку и выстрелил на звук. Но одна его нога уже потеряла опору, отдача от выстрела толкнула в плечо, он накренился и со страшным криком исчез в бездне. «Бедняга! Но видит Бог, я этого не хотел. Я лишь дожидался, пока он выпалит весь магазин», подумал Макаров. Но, что же дальше? Лошади ушли одна за другой, они уже скрылись за ближним поворотом, следует их догнать. Он уже собирался идти вслед за ними, когда навстречу показался всадник в лисьей шапке, рядом с ним одна из лошадей. Соперники-конкуренты!? Возможно, что это один из тех, который застрелил чернобородого, значит, где-то еще один. Что же делать, от этих рогаткой не отобьешься? Одна винтовка уехала с мертвым, вторая в пропасти. Он вернулся, поднял валяющийся на дороге кинжал, спрятал сзади за пояс. Хорошо, что они хоть появляются по одному. Решил подождать здесь, у камня, может еще пригодится. Всадник приближается, поручику его лицо кажется знакомыми, вдобавок он приветливо улыбается. Да, мне теперь только галлюцинаций не хватало! Но незнакомец машет рукой. Владимир всмотрелся: не может быть! О, провидение! Он спасен! да ведь это Абдулрашид, сын его друга, старого араба Можея!
Через некоторое время подъехал и Азалот.
– Мы уже давно кружим у вашей деревушки, все не могли подступиться. Днем народу вокруг слишком много вертелось, а ночью собаки поднимали невообразимый лай, стоило нам приблизиться на тридцать метров. И из домов тотчас выбегали вооруженные люди. Эти двое подвернулись очень даже кстати, они нам сильно помогли.
– Жаль их, погибли ни за что, – с горечью заметил поручик.
– Нет, погиб только один, который сидел на лошади и целился в вас. Вот его я и подстрелил с того берега, а второй спешился, и из-за кустов я его не видел, – говорит Абдулрашид. – Когда же он сорвался с обрыва, то упал сразу на дерево, там ветки спружинили и довольно деликатно опустили его в воду. Где он промыл глаза и дал стрекача в лес. А как вы отбились от его винтовки?
– Кайенский перец, – Владимир показал рогатку. – Пакетик попал ему в переносицу, и он ничего не видел, но слышал меня прекрасно, стрелял на слух так, что приблизиться было невозможно. Я ожидал, пока он отстреляет обойму. Бросал камешки в сторону.
– Надо же! Ни за что не поверил бы! Перец против пули! – рассмеялся Азалот. – А нам отец сообщил о том, что вы в Федале, но как вас ночью оттуда вывезли, мы не видели. Уже через того человека, что за доктором приезжал, мы вычислили хижину в горах, но снова опоздали. Вас уже там не было. Мы двинулись по следу лошадей, все-таки их было около десятка, и навоза они на дороге оставляли предостаточно. По этому следу и добрались до той деревни.
Но ничего, теперь домой! Мы вас выведем нашей тропой до Рабата, а сами обратно. У нас здесь еще дела.
В Рабате возле башни Хасана Макаров встретился с секретарем консульства Эвансом; прогуливаясь среди толпящихся туристов, он сделал подробный отчет о своей поездке.
– Не знаю, как это назвать, везением или нет, месье Эванс, но Армоньена-младшего среди пленных не оказалось, но совершенно неожиданно удалось освободить французских офицеров: майора Мельвилля и военного летчика Фрэнка Менью. Хотя операцию пока нельзя считать завершенной, так как неизвестно, где спрятался вместе с ними Мефистофель. Есть только предположения, но нет ничего конкретного.
– Ладно, – сказал Эванс, – продолжением операции займутся другие люди, вы должны немедленно уехать в Фес, здесь вы уже достаточно засветились. Вам ожидает автомобиль.
В Фес Владимир приехал ночью; несмотря на поздний час, Пешков ожидал его в гостинице.
– Нам предстоит кое-что обсудить, пока вы не умчитесь дальше, – Зиновий сразу дал ему понять, что здесь он ненадолго, – вас завтра ждет Танжер, поэтому прихватим эту ночь для дела. Билет у вас на ночной экспресс, значит, прекрасно выспитесь в спальном вагоне, Чтобы не терять времени, ужин нам подадут в номер, а пока рассказывайте обо всем по порядку.
Рассказ Макарова растянулся почти на целый час, майора интересовали подробности. Сам поручик не считал их очень важными, но сейчас они раскрылись ему несколько в ином свете. И несколько по-другому выглядели теперь действия Перколе.
– Я могу предположить, что Историку были заранее понятны многие ваши ходы, – заметил Пешков. – Начнем с вашей встречи с Арсеном на площади. Вы верно заметили, что там был еще один чистильщик обуви – агент Перколе. Возможно, им было известно, что в Ткауренсе ваша связь осуществлялась через чистильщика. В данном случае вас спасла низкая квалификация их агента, он ничего не понял насчет коз и поэтому не доложил Перколе об Арсене. Ваш прием с рогаткой великолепен, хотя повторный выстрел скорее ошибка; вторую записку могли подобрать и все бы открылось. Но считаю, что вы все-таки в конечном результате переиграли немецкого резидента. Великолепно ушел от погони Арсен, как ни старался Перколе он не смог его схватить ни на площади, ни затем, с офицерами. Хотя можно предположить, что ни ваш помощник, ни пленники не слишком интересовали Историка. Посудите сами, какая разница для Германии, где будут находиться пехотный майор и пилот подбитого самолета – в плену у арабов или в рядах французской армии? Никакой! То же относится и к Арсену: одним больше у нас агентом или одним меньше, не имеет значения. Ему был нужен вы – русский офицер, бывший белогвардеец, имеющий все основания искренне ненавидеть Россию. С учетом предстоящей войны с Советским Союзом такие агенты для Германии чрезвычайно востребованы. И он бы вас не выпустил, если бы сперва у конвоя не захромала лошадь, и не появись затем сыновья Можея. Но это уже прошедшие дела, вернемся к настоящим. Взгляните на эту радиограмму, она получена два часа назад.