– Не надо меня во всем обвинять. Это сделал Тит, как ты и хотел. Видишь, мое оружие в ножнах, а у моего сына его нет.
Тигеллин посмотрел на Флавиев, затем подошел к покойнику и, взяв из его руки орудие убийства, отправился к Титу проверить, как кинжал входит в ножны. После проверки Офоний спросил, обращаясь к охране:
– Кто-то видел, что у Тита, когда он сюда заходил, не было кинжала?
Преторианцы пожали плечами.
– Умно. Очень умно. – обратился к Флавию-Старшему префект.
– Не ищи заговоров там, где их нет.
– Кого Фений будет всегда любить? Кому ты должен это передать? – спросил Тигеллин у Тита.
– Даже не знаю, о чем это он.
– Допустим, что сейчас вам поверю, но не сомневайтесь, рано или поздно я узнаю правду, и тогда вы лично мной будете осуждены все вместе на смерть. Теперь идите домой, завтра император вас будет ждать на торжественном обеде во дворце. – и, повернувшись к охране, приказал: – Уберите здесь все. – затем вышел, а за ним последовала часть преторианцев.
Флавий-Младший еще некоторое время приходил в себя от всего происшедшего. Если бы не его отец, возможно, он бы спас Фения и узнал бы, прав ли был Сенека, обвинив его друга в смерти матери. Хотя и так понятно, Руф не мог бы убить своего шурина или свою будущую тещу. Как теперь он посмотрит в глаза сестры, ведь из-за него она лишилась любимого.
– Не переживай ты так. – сказал сыну Веспасиан, когда они уже отходили от домуса Руфа. – Я сделал то, что должен был сделать каждый глава семьи, защищая своих детей. Если бы Тигеллин узнал, что Домицилла влюблена в Руфа, нас бы всех посчитали участниками заговора против императора. А последствия этого тебе и так понятны.
– Я бы и сам смог, а ты мне не доверяешь.
– Нет, этого ты бы не смог. И я тебя ни в коем случае ни в чем не виню и, будь уверен, что тебе полностью доверяю. Однако он был твоим другом и уж я-то знаю, что убить друга это практически невозможно. Для меня же он был никем.
– Отец! Сейчас мне необходимо зайти к Сенеке, он недалеко отсюда живет. Я уверен, что он мне скажет всю правду.
Флавий-Старший вздохнул, но последовал за сыном к вилле Сенеки, которая находилась в двух кварталах отсюда. Когда Флавии подошли к цели и постучали в ворота, к ним вышел центурион и сообщил, что Сенека арестован. Если кто-то хочет его видеть, должен иметь разрешения либо императора, либо префекта преторианцев.
По дороге домой, Тит сказал отцу:
– Теперь ты видишь, что я не смогу ничего узнать у Сенеки, фактически он уже покойник. Но есть еще одно, Нерон сказал, что некоторых заговорщиков он арестовал, а некоторых нет. Надо нескольких из них посетить.
Придя на свою виллу и войдя в атрий, они обнаружили заплаканную Домициллу, которая явно их ожидала:
– Где вы были всю ночь, куда вы ходили, что вы сказали Руфу?
– Иди быстро спать. – приказал Веспасиан. – Или мы должны перед тобой во всем отчитываться, ты что, великой хозяйкой себя возомнила?
– Тит, любимый братик! Скажи правду, с Фением все нормально, что он сказал про меня, передавал ли мне что?
Тит, ничего не отвечая, прошел в свою кубикулу, закрылся и лег на кровать. Разные мысли лезли в голову. Вина перед сестрой камнем легла на сердце. «Я мог спасти ее возлюбленного и своего друга. Ну и что, что там было больше двадцати преторианцев, вместе с Руфом и отцом мы если и погибли бы, то с чистой совестью в бою, как и подобает истинным римлянам. А теперь необходимо с этим жить всю жизнь. Чтобы мать сказала, осудила бы она меня или оправдала?»
Уже рассвет, а грусть его только увеличивалась. К завтраку Тит не вышел, а все лежал и думал. Наконец, поднялся и, надев белую тогу, вышел в атрий, где рабы слонялись без дела. Не обращая внимания ни на какие вопросы и разговоры, он вышел на улицу и отправился к вилле одного из участников заговора. Вероятность того, что там уже давно никого нет, либо он был уже арестован, либо убежал подальше от города, была большой. Но чаще всего уважаемые себя люди не убегали, а дожидались либо суда, либо как было заведено, кончали жизнь самоубийством.
Вилла патриция находилась на Палатине. Хотя это было излюбленным местом для резиденций императоров и общественных зданий, тем не менее здесь жило большинство чиновников и сенаторов. В отличии от виллы Сенеки, здесь не было охраны. Флавий прошел за хозяином в перистиль, и они сели на скамью.
– Так чего же ты хочешь, мой друг? – начал разговор Лукан.
Лукан Марк Анней являлся римским писателем, написавшим великую поэму «Гражданская война» (Bellum Civile). Он с Титом родился в один год, но выглядел немного старше, возможно из-за бороды. Вид у него уставший и при его положении, довольно спокойный.
– Я вижу, что ты в отличии от твоего дяди Сенеки, хорошо устроился. – сказал Флавий.
– Ничего страшного с ним не произошло, его лишь хорошо охраняют. Нас император помиловал и защитил за такое важное сообщение.
– Да брось, ты же знаешь, как Нерон «любит» тебя и твоего дядю.
– Неправда, мы с божественным лучшие друзья!
Тит насупился и внимательно посмотрел по сторонам. Такие слова в адрес императора могли означать только одно. Лукан был талантливый писатель и Нерон сначала симпатизировал ему, затем же стал завидовать, а со временем и люто возненавидел. Поэтому его имя в списке заговорщиков было вполне очевидным.
– Тигеллин! – воскликнул Флавий. – Тебя не учили, что подслушивать очень плохо. Выходи, хватит прятаться. Я знаю, что ты здесь!
И действительно, из-за угла появился Офоний с преторианцами:
– Это тебе Лукан дал знать, что я здесь? – и он посмотрел презрительным взглядом на Марка Аннея.
Тот мертвенно побледнев, начал оправдываться:
– Господин, ты же видел, я ничего не говорил и не показывал, клянусь честью своей семьи…
– Молчать! Я вопрос задал Титу, а не тебе. И не клянись честью своей семьи, она себя опорочила и запятнала. Твой дядя Сенека, например, уже очистил себя от этой грязи.
– Как? – ужаснулся Марк Аней.
– Этой ночью он, по моей просьбе, покончил с жизнью. – совершенно спокойно оповестил Тигеллин. – Тебя же я не прошу, а тебе приказываю, иначе сам тебя удушу.
Лукан онемел от страха, и не смог произнести больше ни слова.
– Как ты узнал, что я здесь? – не успокоившись, спросил Офоний у Флавия.
– По словам Лукана. Он с императором лучшие друзья, да это просто смешно. Божественный его не переносит и правильно делает. – ответил Тит. – Теперь ты ответь на вопрос. Ты меня ждал здесь или кого-то другого?
– Конечно, тебя! Я был у Сенеки, когда ты приходил и слышал твой разговор с центурионом. Понятно, что если не смог поговорить с ним, ты отправишься к его родственнику и соучастнику. Я оказался прав. Жаль, что он своим разговором выдал мое присутствие, и я не узнал, что ты хотел. Но может, ты мне все же скажешь о цели своего визита?
– Спросить, почему нельзя попасть к Сенеке. А ты что думал, что я пришел пригласить принять участие в новом заговоре против тебя? – и Тит рассмеялся.
– Учти, Нерон про все узнает, и тогда…
– Что узнает, что? Я не сделал ничего плохого против императора, наоборот, выполнил его приказ и буду всегда исполнять приказы и никогда, ты слышишь, никогда не пойду против него!
– Строишь из себя сильно преданного? Строй и дальше. Это твой единственный способ продлить свою никчемную жизнь. А теперь уходи отсюда или ты хочешь увидеть смерть Лукана? – с насмешкой спросил Тигеллин.
– Знаешь, возможно ты окажешься в такой же ситуации, когда, убивая себя, вокруг будешь слышать лишь смех. – сказав это, Флавий зашагал к выходу.
– Но перед этим я обязательно посмеюсь над тобой. – сказал, уходящему, префект.
Идти к остальным участникам было уже бесполезно, и Тит поспешил домой.
Глава III
Огромное количество гостей, приглашенных во дворец на пир, было явлением вполне естественным. Нерон только и рад, чтобы, чем больше людей видело его роскошный дворец, тем лучше. Перед дворцом рабы встречали всех прибывших и сопровождали их в главную триклинию – построенную в форме круга. Внутри стоял длинный стол буквой «П». Веспасиан и Тит зашли в зал, когда большая часть уже возлежала за столом и громко разговаривала. Среди гостей находились, кроме сенаторов, префекты, консулы, квесторы, легаты57 и вся элита империи. За главным столом расположились Гелий и Тигеллин и о чем-то яростно спорили. Тит поприветствовал нескольких сенаторов и сел за боковой стол возле своего дяди, поближе к столу императора:
– Приветствую тебя, Флавий-Младший перед младшим, то есть передо мной.
– Опять ты за свои шутки взялся. – сурово сказал Сабин. – Не можешь просто сказать, приветствую тебя великий из великих!
– Боюсь, что тогда Нерон увидит в тебе конкурента.
Они вместе рассмеялись. Клементина недовольно на них посмотрела.
– Я хочу поблагодарить тебя за одолженные монеты и пообещать, что скоро все верну. – продолжил Тит.
– Не ты у меня одалживал и не тебе мне отдавать. Это дело только мое и твоего отца.
– Ты так заявляешь, будто я малолетний ребенок, и не понимаю, о чем говорю. – возмутился племянник.
И они замолчали, когда к ним подошли рабы и стали класть на стол салат, редис, грибы, устрицы, ракообразные, сардины, яйца и ставить кувшины с вином из Кампании58 и Греции. Вокруг стола выстроились акробаты, шуты, жонглеры, музыканты и танцовщицы.
– Нет, ты не маленький. Но не лезь не в свои дела.
– Не лезть? Да ты отца морально убиваешь, ты же даешь ему под проценты. Уже целое состояние набежало.
– Послушай меня, если тебе что-то не нравится…
Вдруг резко заиграла музыка, и все разговоры в зале утихли. Гости поднялись, приветствуя входящих в триклинию императора и императрицу. Нерон радостно обвел глазами всех гостей и произнес:
– Дорогие мои, любимые! Я рад приветствовать вас в моем скромном жилище и надеюсь, что вы по достоинству оцените мой труд по насыщению вас.
Все громко засмеялись и захлопали, выкрикивая хвалу императору.
– Так же хочу с вами поделиться несчастьем, которое свалилось на мою наивную натуру. Недавно был раскрыт заговор с целью убийства вашего любимого повелителя.
В зале послышалось оханье и вскрикивание от ужаса.
– Виновники уже все арестованы, а некоторые из них наказаны. Главный зачинщик Пизон, глупец, который возомнил себя кандидатом на трон, покончил жизнь самоубийством. При этом он оставил завещание, где просит меня помиловать его жену Сатрию Галлу. Скажите мне, как я могу помиловать женщину, супруг которой пытался убить императора? Понятно, что она была с ним заодно. А теперь приведите ее сюда. – обратился он к преторианцам.
В зал ввели женщину, которая, несмотря на страдания, держалась гордо и достойно.
– Смотрите, смотрите на нее, даже сейчас у нее нет и капли раскаяния. Так какой вы дадите мне совет, что мне сделать с этой предательницей?
Все начали кричать и показывать вниз большим пальцем.
– Благодарю, дорогие мои, что вы меня поддержали. – со слезами на глазах оповестил Нерон. – Казнить ее на открытии игр, там и я буду присутствовать. – приказал он преторианцем.
Сатрия не выдержала и произнесла:
– Напрасно радуешься, рыжебородый, все сидящие здесь не твои друзья, они сами каждый день замышляют заговор против тебя и будь уверен, рано или поздно, он обязательно осуществится!
Перепугавшись, гости затихли и посмотрели на императора, пораженного сказанным. Придя в себя, он подошел к ней и сказал:
– Прежде чем казнят, тебя отдадут для утех заключенным, нищим и больным. Посмотрим, что ты тогда заговоришь. Увести! – затем, повернувшись к гостям, произнес: – Видите, что я должен терпеть ради вашей безопасности. А теперь начинаем трапезу, я вижу – все заждались. Но перед этим приказываю открыть крышу.
Многие, кто еще этого не видел, восхитились и поразились, когда крыша постепенно начала открываться, и все смогли насладиться видом голубого неба. После чего Нерон возлег в окружении супруги, Офония и Гелия, а присутствующие принялись за еду и питье.
Главная смена блюд состояла обычно из семи кушаний, в том числе рыбы, мяса и птицы. В качестве гарнира к ним подавались овощи с разнообразными соусами. Постепенно напиваясь, гости стали чувствовать себя свободнее и раскованнее, у них развязывались языки и все чаще слышны уже ругательства в сторону друг друга. Тигеллин пытался внимательно следить за каждым и, по возможности слышать, кто что говорит. Затем все начали просить императора спеть или прочитать свои стихи, Нерон сначала отбивался, а затем согласился и выйдя на середину зала, начал петь. Пел отвратительно, но все так восхищенно на него смотрели, что создавалось впечатление – перед ними стоит гениальный певец. После окончания выступления, гости долго аплодировали и громко восхищались его талантом. Император вновь возлег за столом, и трапеза продолжилась.
Наконец, когда уже гости насытились, рабы унесли все столы целиком и на их места принесли новые, на которых разместились всевозможные фрукты, орехи и медовое печенье. Застолье продолжалось до поздней ночи и многие уже не контролировали себя. Сам Нерон до такой степени опьянел, что перевернув стол, начал целоваться сразу с несколькими супругами сенаторов. Офоний все еще пытался всех контролировать, но поняв, что не осиливает это, сам пошел развлекаться. Гелий же, напившись, попытался встать, но свалился на пол и уснул. В этот вечер только Тит и Поппея были трезвыми. Последняя, видя своего супруга как всегда пьяного и развратного, чувствуя свою силу, не выдержала и закричала:
– Посмотрите на него! И это наш император? При собственной супруге, которая является самой красивой женщиной в империи, он развлекается с другими. Да я для любого мужчины предел мечтаний и сейчас всем докажу это. – При этих словах она схватила ближайшего, им оказался Сабин Флавий, и поцеловала его.
Нерон, увидев это, пришел в ярость. Раскинув своих женщин в стороны, направился к императрице. Приблизившись и отшвырнув Сабина, пристально посмотрел на разъяренную супругу, замахнулся и со всей силой ударил ее кулаками в лицо. А когда она упала, он с еще большей злобой и жестокостью стал бить Поппею ногами в живот и лицо. Тит, увидев это, подбежал и попытался остановить императора словами:
– Владыка, не надо, это же твоя супруга и она беременная!
Услышав это, Нерон тут же остановился. Многие в триклинии затихли, перестали играть музыканты, гости внимательно наблюдали за этой сценой. Император посмотрел на друга и сказал:
– Что я сделал, Тит? – похоже было, что император мгновенно протрезвел. – Почему ты меня раньше не остановил?
– Прости, повелитель, но я не вправе касаться тебя.
– Преторианцы! – закричал Нерон. – Уведите мою супругу и приведите к ней эскулапов. Быстро!
Те подняли без сознания Поппею и унесли. Император посмотрел на Тигеллина, который и дальше во всю веселился, на Гелия, который видел уже глубокий сон, посмотрел на Веспасиана, лежащего на софе похрапывая, затем на Сабина, который так и не поднялся с разбитого стола, и перевел взгляд на Тита, стоящего рядом с ним и готового помочь своему цезарю.
– О, Тит! В эту трудную минуту только ты один со мной. Всем другим я безразличен, им главное пьянство и развлечение. Их не волнуют мои проблемы. – сказал Нерон. – Если бы не ты, я мог убить императрицу. Ты же знаешь, после матери я не смогу перенести смерть моей любимой Поппеи и ребенка. Тит, помоги мне.
– Не волнуйся, владыка. Давай пойдем к ней и посмотрим, в каком она состоянии.
– Нет, я не могу ей показываться на глаза. А если она не выживет, я буду себя упрекать всю жизнь.
– Ты, кроме того, что император, еще и божественный. Поэтому имеешь право лишать жизни кого хочешь, даже если это твои самые любимые люди и будешь прав. Ты же знаешь, что ты бог!
– Благодарю, Тит, за понимание! – прослезился Нерон. – Я счастлив, что ты считаешь также. – и он крепко обнял Флавия-Младшего. – Порой думаю, может тебя назначить префектом преторианцев, ты всегда был бы рядом со мной, а так тебя вижу очень редко, и ты меня не утешаешь в нужные моменты.
– Тебе не нужны утешители, чтобы ты не делал, это всегда правильно. А теперь идем проведаем Поппею.
Они зашли в покои императрицы, возле которой находилось около десяти лекарей. Увидев императора, они поклонились и один из них сказал:
– Наш владыка! Божественная в очень плохом состоянии. Мы уже боремся за ее жизнь, жизнь вашего ребенка окончена.