На следующем листе он проставил даты, когда следы действующих лиц потерялись.
Графиня Панетти — 16 февраля.
Последним ее видел шофер «Клариджа», когда она садилась в шоколадный «крайслер» своего зятя.
Кринкер —?
Мегрэ колебался, написать ли против него воскресенье, 17 февраля. Ведь никаких доказательств, что именно он был в числе тех троих, кто выходил из такси на улице Тюренн.
А если так, то тогда его след теряется в один день со старой дамой.
Альфред Мосс — вторник, 12 марта.
Он первым около полудня покинул гостиницу «Босежур».
Левин — вторник, 12 марта.
Через полчаса после Мосса, как только усадил Глорию в такси.
Глория и ребенок — дата та же.
Спустя два часа их видели в толпе на перекрестке в районе Монмартра.
А теперь было воскресенье, 17 марта. С 12 числа не поступило ничего достойного упоминания. Только розыск и все.
Луч солнца остановился на его лице. Прищурившись, Мегрэ сделал еще несколько рисунков, потом подошел к окну и стал разглядывать тянувшийся по Сене караван барж, толпы разнаряженных людей на мосту Сен-Мишель.
Мадам Мегрэ, должно быть, прилегла, как обычно она делала по воскресеньям, но теперь заснуть ей вряд ли удастся.
— Жанвье! Не заказать ли нам пива?
Жанвье позвонил в «Брассери Дофин», и хозяин привычно спросил:
— И бутербродов?
Приглушенно зазвонил телефон, и Мегрэ понял, что дотошный судья Доссен тоже сидит в кабинете и, как комиссар, на свежую голову пытается разложить все по полочкам.
— По-прежнему никаких сведений об автомашине?
Было забавно думать, как в это прекрасное, пахнущее весной воскресение, бравые сельские жандармы, покинув мессы и маленькие кафе, охотятся за «крайслером» шоколадного цвета.
— Можно полюбопытствовать, шеф? — спросил Люка между телефонными звонками ненадолго заглянувший к Мегрэ.
Он внимательно изучил работу комиссара и покачал головой.
— Почему вы мне ничего не сказали? Я тоже нарисовал таблицу, только более полную.
— Но без этих славных рисунков! — усмехнулся Мегрэ. — О чем можно больше узнать по телефону? О машине? О Моссе?
— Кстати, о машине. Огромное количество шоколадного цвета. К сожалению, когда начинаешь уточнять, многие оказываются не шоколадными, а каштановыми, и вообще — «ситроенами» или «пежо». Проверяется все подряд. Уже звонят из пригородов и вот-вот начнут трезвонить за сотню лье от Парижа.
К этому часу, благодаря радио, в дело включилась вся Франция. Оставалось только ждать, и это было не так уж неприятно. Рассыльный из пивной принес огромный поднос, уставленный кружками, с грудой бутербродов, и у него явно был шанс повторить свой поход.
Открыв окно навстречу солнечному теплу, все принялись было пить и есть, но тут появился щурящийся, словно попавший из темноты на свет, Моэрс.
В отделе его знали плохо, так как теоретически ему тут нечего было делать. И все-таки он спустился с верхотуры, где был вынужден в одиночестве находиться в своих лабораториях.
— Прошу прощения, что помешал.
— Кружечку пива? Тут еще осталось.
— Нет. Спасибо. Вчера перед сном мне пришла в голову идея. Поскольку все думали, что синий костюм безоговорочно принадлежит Стювелю, то и изучали лишь пятна крови. А так как костюм все еще у меня наверху, я сегодня с утра исследовал его на пыль.
Это была такая деталька, о которой в данном случае действительно никто не подумал. Моэрс изучал каждый отворот одежды, долго выбивал его, чтобы вытрясти малейшую пыль в пакет из плотной бумаги.
— Нашел что-нибудь?
— Древесные опилки, очень мелкие, но в значительном количестве. Я бы даже сказал древесная пыль.
— Как на пилораме?
— Нет. Такая пыль образуется при более тонкой работе.
— Столярной, например?
— Возможно. Я не очень уверен в этом. На мой взгляд, они еще тоньше, и я завтра посоветуюсь с заведующим лабораторией, прежде чем делать окончательный вывод.
Не дослушав до конца, Жанвье схватил адресную книгу и принялся изучать все адреса на улице Тюренн.
Там было множество самых разнообразных ремесленников, подчас даже весьма необычных, но, как назло, почти все они имели дело с металлами или картонажем.
— Я просто мимоходом зашел сказать вам об этом. Даже не знаю, может ли это пригодиться.
Мегрэ тоже не знал. В подобных расследованиях никогда нельзя предвидеть, что может понадобиться. Во всяком случае это подкрепляло утверждение Франца Стювеля, что у него нет синего костюма.
Однако почему в таком случае у него синее пальто, так плохо сочетающееся с коричневой парой?
Телефон!
— Откуда?
— Ланьи.
— Похоже, мы приближаемся к цели, — выдохнул он, положив трубку. — Звонили из жандармерии Ланьи. Месяц назад их там переполошила история с машиной, упавшей в Марну.
— Вот уже месяц, как она упала в Марну?
— Насколько я понял, это так. Бригадир, с кем я сейчас разговаривал, объясняя, нагородил такого, что я окончательно запутался. К тому же, он все время называл имена, которые мне ничего не говорят. Короче, примерно месяц назад…
— Он назвал тебе точную дату?
— 15 февраля.
Довольный проделанной ранее работой, Мегрэ справился в своей таблице.
15 февраля. — Графиня Панетти и Глория выехали из «Клариджа» в семь часов вечера на машине Кринкера.
— Так я и думал. Вот увидите, все это окажется весьма серьезным. Та старуха живет одиноко в доме прямо у воды и сдает напрокат рыбацкие лодки. Пятнадцатого вечером, как и обычно, отправилась в кабачок. Она заявляет, что, возвращаясь к себе, слышала громкий всплеск в темноте. Она уверена, что произвести его могла только упавшая в Марну машина.
Был как раз паводок. Узкий съезд с главной дороги оканчивается у воды, и от покрывшей его грязи он очень скользок.
— Старуха сразу же сообщила об этом в жандармерию?
— Лишь на следующий день она проговорилась в кафе. Потом Пошли разговоры. Наконец слухи дошли до одного из жандармов. Тот допросил ее.
Жандарм отправился было на место происшествия, но река разлилась, к тому же течение такое сильное, что переправа была нарушена на две недели. Уровень воды только-только опустился до нормы. Кроме того, я думаю, до этого они не принимали дела всерьез. Но вечером, как только получили наше сообщение о розысках автомобиля шоколадного цвета, им позвонил человек, живущий как раз около места пересечения шоссе и съезда с него. Он заявляет, что видел в прошлом месяце, как в темноте машина такого цвета разворачивалась около его дома. Он торгует горючим, всегда рад услужить клиенту, в доме почти не сидит, вот и в тот час он был на улице.
— Во сколько?
— Около десяти вечера.
Чтобы добраться с Елисейских полей до Ланьи, не нужно и двух часов, но Кринкер, очевидно, сделал крюк.
— Жандармерия запросила кран из фирмы «Мосты и Шоссе».
— Вчера?
— Вчера во второй половине дня. Собралось много народу. Уже вечером за что-то зацепились, но темнота помешала продолжить работы.
— Машину вытащили?
— Утром. Это «крайслер» шоколадного цвета, номерные знаки принадлежат Приморским Альпам. Но это еще не все. Внутри труп.
— Мужчины?
— Женщины. Она ужасно разложилась. Одежда изорвана течением. Волосы длинные и седые.
— Графиня?
— Не знаю. Тело все еще на берегу, укрыто брезентом. Спрашивают, что им делать. Я сказал — перезвоню.
— Ты хочешь позвонить доктору Полю?
Тот сам подошел к телефону.
— Вы не очень заняты? Какие у вас планы на сегодняшний день? А не очень обеспокоит, если я подъеду и мы вместе съездим в Ланьи? Со всеми вашими принадлежностями, конечно. Нет. Ничего хорошего там нет. Старая женщина, которая почти месяц провела в Марне.
Мегрэ посмотрел вокруг и заметил, как Лапуант, покраснев, отвернулся. Молодой человек явно горел желанием сопровождать патрона.
— У тебя нет сегодня никакого свидания?
— О, нет, господин комиссар!
— Водить умеешь?
— Вот уже два года как у меня есть права.
— Пойди найди синий «пежо» и жди меня в нем. Да проверь, есть ли бензин?
А разочарованному Жанвье сказал:
— Возьмешь другую машину и поедешь тем же путем, но помедленнее, опрашивая по дороге владельцев гаражей, торговцев вином, всех, кого считаешь нужным. Возможно, кто-нибудь еще заметил машину шоколадного цвета. Встретимся в Ланьи.
Он допил оставшееся пиво, а несколько минут спустя комиссар и доктор Поль со своей весело топорщившейся во все стороны бородкой уже располагались в машине, ведомой гордым Лапуантом.
— Ехать самым коротким путем?
— Желательно, молодой человек.
Это был один из первых погожих дней, и дорогу запрудили автомобили, набитые семьями парижан с корзинами для пикников.
Доктор Поль рассказывал случаи, связанные с аутопсией, и в его устах они приобретали забавный характер — прямо как анекдоты про евреев или сумасшедших.
В Ланьи им пришлось сперва навести справки, а выехав из городка, долго кружить, прежде чем добрались до излучины реки, где вокруг крана собралось по меньшей мере человек сто. У жандармов был такой вид, словно они весь день мерзли на ветру. И только лейтенант, казалось, почувствовал облегчение, заметив комиссара.
Шоколадного цвета машина, облепленная илом и водорослями, стояла, накренившись, на склоне; из нее еще сочилась вода. Кузов был деформирован, одно из стекол разбито, от обеих фар остались лишь отражатели, однако, как ни странно, одна дверца слушалась, и именно через нее вытащили труп.
Укрытый брезентом, он представлял собой небольшую бесформенную массу, к которой зеваки не смели приблизиться без замирания сердца.
— Приступайте к работе, доктор.
— Прямо здесь?
Что ж, доктор Поль охотно принялся бы за дело. Постоянно с сигаретой в зубах, он порой делал вскрытие в самых невероятных местах, в перерывах стаскивая резиновые перчатки, чтобы перекусить.
— Лейтенант, вы можете перевезти тело в жандармерию?
— Мои люди возьмутся за это. Посторонние, расступитесь! И дети! Кто разрешил детям приближаться сюда?
Мегрэ осматривал машину, когда какая-то старуха потянула его за рукав и гордо сказала:
— Это я ее нашла.
— Вы вдова Хебарт?
— Хюбарт, месье. Мой дом вон за теми ясенями.
— Расскажите мне все, что вы видели.
— Точнее говоря, я ничего не видела, но слышала. Я шла дорогой, которой суда перетаскивают волоком. Вот этой самой, где мы стоим.
— Вы много выпили?
— Всего лишь два или три маленьких стаканчика.
— Где вы находились?
— Метрах в пятидесяти отсюда, ближе к моему дому. Я слышала, как со стороны шоссе приближалась машина. Я еще себе сказала: опять эти браконьеры. Для влюбленных было еще слишком холодно. Ведь ходили еще в пальто, к тому же шел дождь. Все, что я увидела повернувшись, это был свет фар!
Понимаете, я даже и представить себе не могла, чем все закончится. Я продолжала идти, и мне показалось, что машина остановилась.
— Это потому, что вы больше не слышали шума мотора?
— Да.
— Вы повернулись спиной к дороге?
— Да. Потом я снова услышала, как он заработал, и подумала, что машина разворачивается. Сразу после этого раздался громкий всплеск, и когда я оглянулась, ее уже не было.
— Криков не слышали?
— Нет.
— Вы не возвратились на то место?
— А нужно было? Что бы я смогла сделать в одиночку? Это меня так взволновало! Я подумала, что бедняги утонули, и поторопилась к себе, чтоб хлебнуть хороший глоток и прийти в себя.
— Вы не останавливались у кромки воды?
— Нет, месье.
— После всплеска вы ничего больше не слышали?
— Сначала вроде бы различила шаги, но потом решила, что это кролик, которого испугал шум.
— Это все?
— А вам мало? Если бы меня послушали, вместо того чтоб считать старой дурой, даму давно бы вытащили из воды. Вы ее видели?
Не без отвращения Мегрэ представил, как одна старуха рассматривает другую, только разложившуюся.
Отдавала ли себе отчет вдова Хюбарт в том, что лишь чудом сама не оказалась на том свете, ведь полюбопытствуй, поверни назад, она вероятнее всего последовала бы за той, другой старухой, в Марну?
— Журналисты не собираются приехать?
Именно их ждала она, чтобы непременно увидеть свой портрет в газете.
Лапуант, весь заляпанный грязью, вылез из «крайслера», который обследовал.
— Ничего не нашел, — сказал он. — Инструменты все на месте, в багажнике, вместе с запасным колесом. Никаких вещей, кроме дамской сумочки. Да еще застрявшая под сиденьем женская туфля, а в ящиках на передней панели эта пара перчаток и электрический фонарик.
Насколько можно было судить, перчатки из кожи американской дикой свиньи принадлежали мужчине.
— Съезди-ка на вокзал. Кто-то ведь должен был уезжать отсюда в тот вечер. По крайней мере, такси-то хоть в этом городе есть? Встретимся в жандармерии.
Мегрэ предпочел остаться во дворе и, покуривая трубку, ждал, пока расположившийся в гараже доктор Поль закончит свою работу.
Часть восьмая
— Вы разочарованы, господин Мегрэ?
Молодой Лапуант очень хотел бы сказать ему «патрон», как Люка, Торранс и большинство из их команды, но все чаще чувствовал себя новичком; ему казалось, что это своего рода привилегия и ее еще надо заслужить, точно так же, как и нашивки.
Они доставили доктора Поля к себе и вернулись на набережную Орфевр, в Париж, который показался им еще блистательнее после часов шлепанья по грязи в темноте Ланьи. С моста Сен-Мишель Мегрэ мог видеть освещенные окна своего кабинета.
— Я не разочарован. Я и не ждал, что вокзальные вспомнят пассажиров, которые месяц назад компостировали билеты.
— Я все пытался догадаться: о чем вы думали?
Он ответил совсем просто:
— О чемодане.
— Клянусь вам, он был в мастерской, когда я в первый раз туда пришел.
— Я в этом не сомневаюсь.
— И совсем не тот, что нашел Люка во второй половине дня в полуподвале.
— И в этом я тоже не сомневаюсь. Поставь машину во двор и поднимайся.
По оживлению, царившему среди его людей, чувствовалось, что появилось новенькое, а Люка, заслышав, что Мегрэ вошел, быстро распахнул дверь кабинета.
— Сведения о Моссе, патрон. Девушка и ее отец только ушли. Они хотели говорить с вами лично, но, прождав почти два часа, открылись мне. Дочь — симпатична… лет шестнадцати-семнадцати, пухленькая, розовощекая, взгляд открытый. Ее отец — скульптор и, если я правильно понял, когда-то завоевал премию в Риме. У него есть еще одна дочь, немного постарше, и жена. Они живут на бульваре Пастера, там же мастерят игрушки. Я, может быть, ошибаюсь, но сдается, мадемуазель сопровождала отца, чтобы помешать тому нализаться по дороге. Он, чувствуется, большой любитель. Носит широкополую шляпу и галстук, повязанный бантом. Это у них под именем Пеетерса жил последние месяцы Мосс.
— Он все еще там?
— Если бы так, я давно бы послал туда инспекторов, а еще лучше — поехал сам. Он ушел 12 марта.
— Иначе говоря, в день, когда Левин, Глория и ребенок исчезли из виду.
— Он не предупредил, что уезжает. Как обычно, утром ушел, и с тех лор ни слуху ни духу. Я подумал, что вы предпочтете сами их допросить. Да! Вот еще что. Филипп Лиотард уже дважды звонил.
— Что ему надо?
— Поговорить с вами. Он просил, если вернетесь до одиннадцати часов вечера, позвонить ему в «Пивную у Негра».
Это заведение было известно Мегрэ. Оно располагалось на бульваре Бон-Нувель.
— Дайте мне «Пивную у Негра».
Ответила кассирша. Она послала за адвокатом.
— Это вы, комиссар? Догадываюсь, что вы перегружены работой. Вы его нашли?
— Кого?
— Мосса. После полудня я ходил в кино и все понял. Вам не кажется, что конфиденциальная беседа с глазу на глаз была бы для нас обоюдовыгодной и взаимополезной?
Это просто счастливое совпадение. Совсем недавно, сидя в машине, Мегрэ размышлял о чемодане. И вот, пока он разговаривал с Лиотардом, в кабинет вошел именно маленький Лапуант.