— Вот именно! — кивнул Зайдельбах.
Коринну охватило чувство безмерной тоски: значит, смерть Дитера была совершенно бессмысленной…
— И где же находится ваша микропленка? — спросил Горица. — В лаборатории или здесь? — И он огляделся кругом, словно ища тайник.
— В надежном месте, — лаконично ответил ученый.
— Вы нам не доверяете? — не отступался Горица.
Коринна не понимала поведения доктора Зайдельбаха. Если профессор знает, что его изобретение никогда не даст желаемого для Лорхера эффекта, тогда почему, спрашивается, он ведет себя так, будто изобретение все же обладает таким эффектом?
По лицу доктора разлился румянец.
— С доверием нужно обращаться осторожно, — тихо проговорил Зайдельбах, словно оправдываясь. — Я на этом уже споткнулся однажды… Но вы абсолютно правы: при недоверии нужно быть еще более осторожным! Пойдемте со мной!
Зайдельбах вышел в коридор, Коринна и Фред молча последовали за ним. Конец коридора был слабо освещен. С потолка кое-где свисала паутина. Зайдельбах остановился перед дверью и, вынув какой-то замысловатый ключ, открыл ее.
Помещение, в которое они вошли, составляло примерно половину старой лаборатории и казалось пустым. Пол был засыпан соломой.
— Вот здесь я оборудую себе лабораторию, — пояснил профессор и одной ногой сгреб солому в сторону. На полу обозначилась крышка люка. — Никто не знает, какие сокровища здесь хранятся… Замок я сам смастерил.
Зайдельбах наклонился и повернул ключ. Горица поднял тяжелую дверцу люка, под которым находилась узкая камера; в ней был только плоский деревянный ящик. Доктор спустился в камеру, открыл ящик и выжидающе посмотрел наверх.
Коринна и Фред уставились на содержимое ящика, в котором лежали одиннадцать коричневых шаров, похожих на страусиное яйцо. Каждое из них имело красный «поясок» и кольцо с тупой стороны.
— Имеются двадцать таких зарядов, — пояснил профессор, — но Лорхер знает только о четырнадцати. Восемь были использованы на испытаниях, а из остальных двенадцати только один… — Он замолчал, не договорив фразы до конца.
— Шесть штук лежали в сейфе? — спросил Горица.
— Да. После несчастного случая я заменил оставшиеся пять штук. В сейфе лежат муляжи из гипса!
— Паульсен сказал мне, что вы могли открывать сейф только вместе с Лорхером, и у каждого из вас имелся свой ключ…
Зайдельбах махнул рукой:
— Несколько лет назад Лорхер тайно от меня заказал себе дубликат моего ключа. Слесарь, изготовивший ему ключ, рассказал мне об этом — тот же самый слесарь в свое время делал ключи для меня. Помимо этого, имелся еще один ключ, которым воспользовался Хойслер.
— Выходит, что ваш сейф был похож на проходной двор, — пошутил Горица.
— Ослепляющие заряды мы уничтожим! — с уверенностью заявил профессор.
— Это было бы глупо, — не согласился с ним Горица. — Дитер Хойслер был моим другом, и его смерть не должна быть напрасной!
И тут доктор Зайдельбах сказал о том, что человеческую жизнь нельзя оценивать деньгами.
— Подумайте о Гундуле Ховельман: она же находится в положении, — просительно проговорила Коринна.
Горица предложил доктору продать ослепляющее оружие, пусть даже не до конца разработанное. В этот момент он думал о Хонигмане.
Зайдельбах закрыл ящик и вылез наверх. Вдруг он с беспокойством посмотрел на свои часы, которые почему-то остановились. Доктор испуганно спросил, который час: до полночи оставалось три минуты.
— Еще тринадцать минут!.. — вздохнул он; Зайдельбах не ответил на вопрос Горицы о том, что он имеет в виду.
Все трое вернулись в комнату с камином. Каждый думал о своем. Горица думая о том, какую выгоду все- таки можно было бы извлечь из создавшейся ситуации. Заполучить микропленку казалось ему нереальным, если только Коринне удастся выведать у доктора эту тайну.
Зайдельбах, казалось, угадал мысли Фреда и сказал:
— За прототипы без документации вряд ли получишь даже на выпивку! Любой средний химик установит, что это оружие имеет очень ограниченное действие!
Коринна и Фред изумленно переглянулись. Они не сомневались в том, что Зайдельбах сказал им правду, однако вместе с этим чувствовали, что старый профессор умалчивает о чем-то очень важном.
— Сколько времени? — снова спросил доктор.
— Четыре минуты первого, — ответила Коринна.
— Наполним наши бокалы, — как-то торжественно произнес Зайдельбах, — и через шесть минут чокнемся! Есть люди, которые должны быть мужественными, — у них просто нет другого выхода. Правда, я не принадлежу к их числу… Лорхера я не боялся, а вот Крампена боюсь!
— Крампен — хвастун, — презрительно сказала Коринна, — а вообще-то, он трус!
— У Шиллера есть выражение, что страх окрыляет спешащего. Один раз в жизни я захотел быть смелым, но это мне не удалось! А сейчас я боюсь даже собственного куража.
Зайдельбах принес еще бутылку вина и наполнил бокалы, руки его дрожали.
— Я предлагаю вам одну сделку, господин Горица!
— Одну сделку?!
— Да, сделку, которую вчера предложить кое-кому я просто испугался. Это был доктор Шауер, генеральный директор фирмы «Лайсинг-оптик». Так вот он хотел знать, способно ли мое новое стекло защитить от поражения лазерным лучом, абсорбировав ослепляющий эффект. Можете надо мной смеяться, но я ему не сказал, что эту проблему я уже решил: в стекло нужно только добавить специальную кристаллическую субстанцию, во всяком случае, необходим необычный катализатор. Собственно, в этом и заключается весь секрет! То, что я господам из Кобленца, прибывшим на испытания со степными барашками, выдавал за защитную фольгу, и было этим самым стеклом!
— Черт возьми! — громко выругался Горица.
— И в чем же будет состоять ваша сделка? — поинтересовалась Коринна.
— Продайте это стекло, — обратился Зайдельбах к Фреду, — и каждый из нас получит по двадцать пять процентов: вы, Гундула Ховельман, Коринна и я! Сколько сейчас времени?
— Восемь минут первого, — ответила Коринна, которая уже перестала удивляться причудам ученого.
— И что вы за это потребуете от меня? — спросил Горица.
— Ваше мужество! Я покупаю ваше мужество!
Коринна и Фред снова растерянно переглянулись.
— Вы меня не понимаете?.. — Зайдельбах смущенно улыбнулся. — Вы должны похитить бутафорию и мнимую документацию из сейфа, с тем чтобы Лорхер и Крампен никогда не узнали, что я их провел на этом.
Секундная стрелка часов Коринны уже отсчитывала десятую минуту нового дня. Доктор поднял свой бокал, гости последовали его примеру.
— Время истекает! — объявил Зайдельбах. — Ровно в десять минут первого будет достигнут предел!.. Так давайте же выпьем за решение одной проблемы!
Они чокнулись. Стрелки на часах Коринны показывали десять минут первого.
Туман полз по земле. Это была одна из тех ночей, когда нельзя было разглядеть даже собственную вытянутую вперед руку. Какой-то ночной зверек пробежал мимо Ховельмана. Световой круг, падающий на землю от фонарика Ховельмана, колебался в такт его шагов.
Вахтер запнулся за ветку, сорванную с дерева осенней бурей, и тихо выругался. В уголке рта он зажал незажженную трубку. Хотелось спать. Тяжело вздохнув, Ховельман вспомнил о Хойслере, при котором ему иногда удавалось несколько часов поспать даже на дежурстве: тот сам любил обходить посты. При Ромере же об этом нельзя было и мечтать.
Стоило только старику подумать об этом, как он сразу же почувствовал себя как-то неловко, невольно вспомнив о том, что Ромер в последнее время ведет себя как- то необычно и странно: с недоверием поглядывает на него, словно собирается отчитать его за какое-нибудь упущение по службе. Ховельман даже перестал тайно курить свою трубку на дежурстве.
Как только он вошел в старое здание, в нос ему ударил знакомый запах лаборатории. Часы находились в коридоре. С тех пор как Зайдельбах купил в селении домик у вдовы и поселился в нем, Ховельман стал чувствовать себя здесь как-то отчужденно.
«Ничто непостоянно в этом мире, — подумал он, — и каждое изменение вызывает у меня раздражение…» В прошлый раз это длилось довольно долго, пока он наконец не привык к новому постояльцу — Хойслеру. Еще больше времени ушло на то, чтобы он свыкся с мыслью, что тот станет мужем Гундулы. Но теперь Хойслера нет больше на свете, и старику хотелось, чтобы внучка не переживала так тяжело эту утрату. Ховельман никак не мог избавиться от чувства отвращения по отношению к Хойслеру, ведь тот, как он считал, посягнул на зарплату рабочих!
В комнате Хойслера теперь поселилась Коринна — сестра убитого, которая как могла старалась утешить Гундулу. Ховельману не нравилось только то, что она жила под ложной фамилией Крамер.
Войдя в лабораторию, Ховельман включил свет. Стеллажи на среднем окне были пусты — кактусы уже перенесли на новое место.
В углу по-прежнему стоял пресловутый сейф. Теперь, после случившегося, Ховельман не мог смотреть без ненависти и отвращения на это стальное чудовище. После подключения сигнализации к сейфу невозможно стало даже приблизиться: звуки сирены были бы слышны в самом селении и оповестили бы об этом и пожарную команду.
Большая стрелка стенных часов показывала восемь минут первого ночи. Ховельман выключил свет и вышел из лаборатории. Двух минут ему хватило для того, чтобы спуститься вниз по лестнице.
Он направился к новому складу, но вдруг застыл на месте: в здании новой лаборатории блеснула кроваво- красная молния и вслед за этим раздался сильный взрыв. Взрывная волна рванула Ховельмана, словно сильнейший порыв ветра.
Дорожный будильник показывал несколько минут первого ночи. Крампен, не вставая с постели, нащупал бутылку с коньяком.
Комнаты, которые сдавала гостям Марта Фенске, не блистали особым комфортом. Однако гостей из города, приезжавших сюда всего лишь на несколько дней, вполне устраивала эта деревенская простота. Крампен выпил половину неполной бутылки, но сон все не приходил. Отец не принес Крампену счастья, более того, с тех пор как они сблизились, дела у Крампена пошли очень скверно. Только к инциденту с Инной Лорхер не имел никакого отношения. Крампен долго сожалел о том, что он так поступил с Инной. Еще немного — и он мог бы очутиться за это в тюрьме, а адвокат потребовал от него пятидесятитысячный гонорар.
Крампен бросил взгляд на будильник: было десять минут первого. Он погасил свет и, лениво зевнув, повернулся на другой бок.
Уже засыпая, он вдруг услышал телефонный звонок, доносившийся снизу. Потом громко хлопнула дверь и послышались торопливые шаги на лестнице.
— Господин Крампен, проснитесь! — послышался голос Ромера. — Только что звонил господин Лорхер — у него там что-то взорвалось!
Крампен вскочил с кровати. Перед ним стоял бледный Ромер.
— Этого только не хватало! — в сердцах бросил Крампен, понимая, что любой ущерб, нанесенный Лорхеру, отзовется и на нем.
— Вы должны забрать с собой доктора Зайдельбаха! — сообщил Ромер и сломя голову помчался вниз.
Пока Крампен одевался, Ромер на своей машине уже выезжал из ворот.
Через несколько минут Крампен остановил свой «БМВ» перед домом вдовы Ерентрайх, в окнах которого горел свет.
Электрический звонок не работал, и Крампен с силой забарабанил в дверь кулаками. Ему открыла ассистентка доктора Зайдельбаха.
— На фабрике взрыв! Немедленно сообщите об этом доктору! Он должен поехать со мной!
— Мне очень жаль, — проговорила Коринна без тени удивления, — но я не думаю, чтобы доктор…
— Да скажите же вы ему, что произошло, черт бы вас побрал! — перебил он девушку и, оттолкнув ее в сторону, вошел в коридор. Дверь, которая вела в каминную комнату, была чуть приоткрыта. Крампен распахнул ее и от неожиданности замер на пороге: Зайдельбах был не один, напротив него сидел мужчина, которого Крампен много раз видел в селении. Мужчина был атлетического телосложения, с энергичным подбородком. А однажды Крампен видел его возле Коринны Крамер.
На каминном столике стоял керамический сосуд для вина и такие же кружки.
Гость доктора, увидев Крампена, быстро поднялся с места и подошел к нему, а Коринна быстро заперла дверь на ключ. Крампен попятился.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Неужели вы ничего не понимаете?! На фабрике взрыв!
— Это, конечно, ужасно! — прошептал доктор Зайдельбах. — Я сейчас еду.
Коринна собралась было сопровождать профессора, но тот жестом остановил ее и, повернувшись к Крампену, сказал:
— Поехали! Адольф подождет меня!
10. ТУРБУЛЕНТНЫЕ ВИХРИ
Холодный ветер бил дождевыми потоками по кирпичным стенам здания. От взрыва все окна разлетелись вдребезги, засыпав осколками стекла росший неподалеку кустарник. Новая лаборатория представляла собой жалкую картину: пол был усыпан обломками металла, какими-то хромированными деталями, кусками трубок от осциллографов; многочисленные провода измерительных приборов страшно перепутались; новый рентгеновский аппарат валялся в куче щебня.
Эксперты пожарной охраны и страхового агентства, осмотрев здание, пришли к выводу, что пока еще рано говорить о причине взрыва. Эксперты земельной полиции констатировали, что взрыв был довольно сильным.
Доктор Зайдельбах подготовил пробный запуск некоторых приборов. Он вполне допускал, что взрыв мог произойти от утечки горючего газа с последующим его самовозгоранием. Эксперты, однако, не исключали и возможности саботажа или же диверсии.
Зайдельбах, сгорбившись, сидел на табурете, лицо его было бледным.
— Все! Конец! С этим конец!..
Лорхер прислонился к лабораторному столу из бетона: воротник пальто поднят, шляпа сдвинута на затылок, в зубах незажженная сигара.
— Ты несешь чепуху, Герберт!
— Каков ущерб, по предварительным данным? — поинтересовался представитель страхового бюро.
— В добрые полмиллиона, — ответил Лорхер, — а то и больше!
Он был готов вступить в спор с каждым присутствующим, что объяснялось его ужасным состоянием.
Лорхер набросился на Ромера, обвинив его в преступной небрежности и легкомыслии. Ромер же пытался всю вину свалить на Ховельмана, который, как выяснилось, в момент взрыва находился в старой лаборатории. Ромер тут же отправился к Ховельману, чтобы все выяснить. Их разговор состоялся в старом бараке.
Старик сидел напротив Ромера, который тотчас же перешел с обычного, дружеского «ты» на холодное, официальное «вы».
— Я жду от вас объяснения, коллега Ховельман, — начал он. — Скажите, с какой целью вы нажали на контрольные часы по приходе в старую лабораторию на две минуты позже?
Вахтер пожал плечами:
— На одну-две минуты мы никогда не обращаем внимания… Мои собственные часы редко идут правильно, а фирма нас часами не обеспечивает.
— Так, все ясно! Но поскольку не исключен случай саботажа или диверсии, — продолжал Ромер, — придется известить о случившемся помимо полиции еще одну инстанцию, которая отвечает за военную сторону инцидента. — Ромер нервно побарабанил пальцами по столу. — А там обязательно заинтересуются, почему вахтер прибыл в лабораторию на две минуты позже положенного срока?.. Не потому ли, что было бы гораздо опаснее находиться двумя минутами раньше поблизости от места взрыва?.. А так — полная безопасность! — Ромер выжидающе смотрел на Ховельмана.
Старик поднялся и посмотрел на Ромера сверху вниз:
— Что вы хотите этим сказать?
Ромер, словно защищаясь, поднял обе руки.
— Абсолютно ничего! Но вы должны быть готовы ответить на подобные вопросы! Не устраивайте тут спектакля и сядьте! — возбужденно проговорил Ромер.
Вахтер обессиленно плюхнулся на стул.
— Вы хотите мне что-то приписать!.. Я давно заметил, что вы придираетесь ко мне! Что вы имеете против меня?
Лицо Ромера приняло выражение холодной надменности:
— Если здесь кто-то имеет право спрашивать, так это я!
Ховельман решительно встал: