Но как он доберется сюда, как узнает? Вряд ли эти бандиты позволят ему лежать тут лишние часы…
И вдруг совсем близко внятный шепот:
— Мистер Сандорский! Мужайтесь еще немножко…
Что это? Или ему почудилось? Галлюцинация? Нет, нет!
Но кругом — никого.
— Мак-Ван-Смит, вы?
Опять тот же голос невидимого человека:
— Я. Тише! Я сейчас освобожу вас.
Только теперь Сандорский замечает, что нижняя груда огромных тюков, лежащих в углу кладовки, дрогнула. Через секунду из одного тюка высовывается рука с ножом, режет рогожу, еще секунда — Мак-Ван-Смит освобождает Сандорского от веревок.
— Каким образом, учитель, вы попали сюда? Это чудо! Как вы узнали? — сыплет Сандорский вопросами, не в силах сдерживать обуревающего его восторга.
— Очень просто. Я знал, что эти тюки привезут к Клоделю и что я смогу здесь узнать, где вы находитесь. Но теперь нам нужно скорее выбраться отсюда, пока эти негодяи не вернулись.
— Да, но двери заперты, и, чтобы выбраться, нам нужно пройти их комнату.
— Я знаю тут ход вверх. Это вход через кладбищенский колодец. Мы за ночь пророем боковую стену в коридор и уйдем до их прихода. Нам нужно спешить, ибо эти негодяи замышляют большое дело против О-Ой и самого императора.
— Великолепно! Но у нас ведь нет лопат! Голыми руками…
— Для дедукции нет ничего невозможного.
— Что вы хотите этим сказать?
— А то, — улыбаясь, отвечает Мак-Ван-Смит, — что, отправляясь на кладбище, не мешает быть немного могильщиком.
И Мак-Ван-Смит вытаскивает из кармана небольшую складную лопату.
4. Человек на рельсах
Золото огней паровоза в черный мешок ночи.
…Угу-гу-гу-у… у-у… — рвется, прыгает черный зверь, мечет искры по снежным полям.
Метлой дыма звездам в глаза:…угу-гу-гу-у…у.
В ленте вагонов — вагон № 2538. Вагон второго класса. Вагон начальника санитарного поезда № 22 — доктора Светлова.
В маленьком купе очень уютно, особенно когда поезд не стоит на разъездах, а несется во всю мочь.
— Утром будем в Имане, — говорит Светлов своей жене. — Если только нас пропустят.
— А там что? — спрашивает его жена, веселая блондинка в одежде сестры милосердия.
— Там… — неопределенно тянет Светлов. — Там партизаны.
Тук тук-тук. Кто-то стучит в дверь купе. Только теперь Светлов замечает, что поезд остановился и вокруг вагонов какая-то суета.
— Что случилось?
В дверях помощник Светлова, ординатор Струг.
— Николай Николаич! На рельсах человек. Машинист еле затормозил.
— Человек? Любопытно! Живой?
— Не совсем, но еще дышит.
— Паровоз налетел на него?
— Нет. Но он был уже без сознания, когда его подняли. У него рана на голове.
— Крестьянин? Военный?
— Нельзя сказать, но одет хорошо. В штатском.
— Где он?
— Его переносят в перевязочную.
— Хорошо. Дайте распоряжение двинуться дальше. Я сейчас приду в перевязочную.
— Боюсь, что он уже не придет в себя, — качает головой Светлов, осмотрев незнакомца.
— Интересно, кто он такой? — произносит его помощник. — Я думаю, мы имеем некоторое право полюбопытствовать, что у него в карманах.
— Пожалуй, — соглашается Светлов. — Осмотрите карманы.
Но карманы незнакомца оказываются пустыми. Зато из-за подкладки его пиджака помощник Светлова вытаскивает несколько сложенных бумажек.
— Разворачивайте, что там?
1.
ПРИМОРСКИЙ
Революционный Комитет
2 февраля 1920 г, № 294.
УДОСТОВЕРЕНИЕ.
Предъявитель сего т. Евдокимов, командируется Военсоветом Владивостокского Ревкома в г. Хабаровск для установления связи с местными организациями.
Председатель Ревкома Штерн.
За секретаря Сибирский.
Печать.
2.
ШТАБ
Японского Командования
15 января 1920 г. № 182.
УДОСТОВЕРЕНИЕ.
Предъявитель сего Николай Николаевич ПАНОВ является сотрудником Штаба Японского Командования и пользуется правом неприкосновенности на основании договора, заключенного с Приморским правительством.
Начальник Штаба — полковник Таро.
Управделами…
Печать.
3.
ПАСПОРТ РУССКОГО ПОДДАННОГО НА ИМЯ ДВОРЯНИНА ПЕТРА ПАВЛОВИЧА ПОЛИКАШИНА.
4.
ДАМСКИЕ ВЕЩИ И ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ТУАЛЕТА.
Токио. Улица Цветов, дом 32.
5. Сыщик попался
Штаб на станции «Иман».
Снегуровский читает: «Нет совершенно медицинского персонала. Среди врачей саботаж по отношению к красным. Присылайте хоть кого-нибудь… Штаб фронта, комполка Ярошенко».
— Что мне делать? — вслух думает Снегуровский.
— Право, не представляю. Во Владивостоке никого, кто поехал бы… — говорит его начальник штаба Хохлов.
— Товарищ командующий! — спрашивает вошедший в комнату ординарец. — Вы сейчас пойдете осматривать составы или потом?
— Ах, да! — вспоминает что-то Снегуровский. — Ведь у нас же имеется санитарный поезд № 22. Доктор Светлов — вот кого нужно послать.
— Но ведь он здесь налаживает лазарет…
— Вот и хорошо… Значит, свой парень — ужился с партизанами… — И Снегуровский к ординарцу: — Товарищ, позовите ко мне начальника санитарного поезда.
Через некоторое время в сопровождении ординарца появляется доктор Светлов.
— Вам придется отправиться в Розенгардовку и Бекин, — встречает его Снегуровский. — Там много раненых, и совершенно нет медицинского персонала.
— А здесь как, товарищ командующий? — Он еще не привык к слову «товарищ» и, говоря его, улыбается.
— Там нужнее! Вы тут единственный доктор, и некого больше послать…
Доктор Светлов чувствует, что партизаны тоже умеют командовать, и он беспрекословно, по-военному, подчиняется.
— Слушаюсь! — произносит он четко. — Когда прикажете отправиться?
— Завтра утром!
— Слушаюсь! Может быть, вы пожелаете осмотреть поезд?
— Да, это не лишнее, — соглашается Снегуровский. В это время в штаб входит только-что приехавший из Владивостока Буцков, командированный Военным Советом для инструктирования армии. Снегуровский решает и его взять с собой.
За вечерним чаем в вагоне начальника поезда обсуждение новейших событий Владивостокского фронта. Буцков рассказывает о Владивостоке.
Светлов, вначале несколько стесняющийся Снегуровского, — заядлого партизана и командира, — и его штабных — типичных партизанов, отчаянных и немного грубых, — под конец разряжается обычной своей жизнерадостностью и непринужденностью.
— Кроме нашего поезда, тут ведь проезжал еще один, — рассказывает он Снегуровскому.
— Какой?
— А № 8-ой.
— Кто начальник поезда?
— Не начальник, а начальница, — поправляет Светлов.
— Сама баронесса Глинская, фон-Штарк. Вы, вероятно, слышали. Прекрасная организаторша.
— А где она сейчас?
— Насколько я знаю, они направились в сторону Хабаровска.
— Так вот куда, — сквозь зубы произносит Снегуровский. Он что-то задумался.
— Николай Николаич, вас спрашивает какой-то человек, — докладывает вошедший санитар.
— Он партизан?
— Не говорит. Хорошо одет.
— Хорошо! Я сейчас выйду.
Светлов выходит в коридор вагона. Навстречу ему молодой человек с открытым смелым лицом.
— Простите, что побеспокоил вас. Я разыскиваю своего двоюродного брата, и мне передавали, что он подобран вашим поездом. Скажите, он еще жив?
— Нет, он скончался в тот же день.
— Это ужасно! Могу я его еще увидеть?
— Нет. Сегодня утром его похоронили.
Молодой человек заметно волнуется.
— И… и… он ничего не оставил?.. В карманах…
— Пустые, за исключением нескольких документов.
— Надеюсь, вы мне их передадите?
— Да, если вы объясните, кто был ваш брат.
Молодой человек мнется:
— Кем был мой брат? Ну, обыкновенный служащий… исполнял различные поручения…
— Чем же вы объясните нахождение в его карманах документов с разными фамилиями?
— Как? Несколько? — с живейшим интересом восклицает молодой человек. — Покажите, пожалуйста.
— Нет, уж я вам ничего не покажу, — строго отвечает Светлов. — А вот вас попрошу сказать, кто вы такой?
— Вы, меня?
— Да, да, предъявите ваши документы.
Нехотя вытаскивает молодой человек бумажник и с досадой бросает:
— Ну, уж так и быть, я вам скажу. Я — Сандорский, сыщик. А этот незнакомец — преступник, за которым я следил.
— Хорошо, вы сыщик, но кем вы посланы?
— Японским командованием, — с достоинством отвечает Сандорский.
— О, это меняет дело; нам придется вас задержать, пока я выясню некоторые детали. Кстати, здесь и командующий фронтом — я ему сообщу о вас…
И уже бесцеремонно, проходя мимо сыщика, Светлов запирает дверь коридора и возвращается в купе.
Снегуровский и Буцков с удивлением выслушивают сообщение доктора Светлова.
— Задержать его обязательно! — говорит Буцков. — А то теперь шпион на шпионе. Нельзя выпускать из рук такую нить.
— Да, задержите! А вы там доложите о нем в Военсовете, — решает Снегуровский. А потом к Светлову: — Покажите-ка, доктор, бумажки, найденные у незнакомца.
— Пожалуйста, возьмите их. Они мне не нужны. И Светлов передает Снегуровскому найденные у незнакомца бумажки.
— Разные документы… Ну, это дело известное, — говорит Снегуровский, рассматривая их. — Типичный шпион. Но вот, что могло бы значить это объявление? Не может быть, чтобы оно было вырезано с целью покупки дамских вещей. И затем этот план каких-то улиц…
Буцков близко наклонился к плану. Вдруг хватает Снегуровского за руку.
— Бьюсь об заклад, что это план одного из кварталов Токио, а этот квадратик — дворец императора. Интересно, почему в него вставлен крестик.
— Да, это становится интересным, — замечает Светлов.
— Тут, по-видимому, что-то кроется.
— Скажите, чтобы привели сюда этого шпиона- сыщика, — распоряжается Снегуровский.
— Он тут.
— Впустите.
Входит Сандорский.
— Не объясните ли вы нам, за каким преступником вы гонитесь? — спрашивает его Снегуровский.
— Я не могу разбалтывать доверенную мне тайну.
— Как хотите. Если вам так приятно пребывание у нас, мы вас немного задержим, пока выясним это дело.
— Я требую, чтобы вы отпустили меня немедленно, — возмущенным голосом заявляет Сандорский. — Вы ответите перед японским командованием…
— Ха-ха-ха! — смеются присутствующие. — Мы дадим вам уютное место подумать о наших отношениях… с японским командованием.
Глава 5-ая
ПОГОНЯ
1. Лётом
— …и Вредного тоже…
— А, чорт! Ну, дальше! — И командир отдельной бригады Снегуровский встал из-за стола и подошел к карте. — Ну?..
— …Он сам виноват — не дождался нас, повел наступление один. Ну, и Калмыков его растрепал. А потом поодиночке перебил и остальных — Иванова и Шевчука с его тунгусским полком.
— И его?
— Да, теперь он как волк за ним по пятам идет, боится близко подойти — только зубами щелкает.
— А Балашов?
— Он хотел с вами договориться насчет объединения командования. А сейчас занят переорганизацией партизанских отрядов в Хабаровске.
— Как с японцами у него?
— Разговаривают по обыкновению…
— A-а, сволочи — дали Калмыкову уйти…
Командир бригады смотрит на карту.
— А что Мелавин говорит?.. Наша разведка что сообщает? Где сейчас Калмыков?
— Станицу Видную проходит. Мелавин, согласно вашего плана, разомкнул кольцо и движется флангами. Ждет дальнейших распоряжений. Калмыков все время держится берегом Уссури, идет по станицам.
— Что пленные говорят?
— Думает пробраться в Китай…
— Но где? — командир полка Ярошенко не выдержал.
Адъютант бригадного, посланный определить положение фронта, улыбнулся.
— Трудно сказать…
— Чего там говорить? Мы его должны остановить скорее. Немедленно. Иначе он наши слабые гарнизоны расщелкает, а потом уйдет на китайскую сторону — лови.
Комбриг подумал.
— Товарищ Ярошенко, берите свой полк, грузите — и сейчас же на фронт.
— Есть, товарищ Снегуровский!
Кругом марш — и вышел.
— Товарищ бригадный, вас начальник района вызывает, — из соседней комнаты штаба телеграфист.
…Тар-та-та-та. Тар-та-та-та-та-а… Как фронт?.. — идет по ленте.
…Скверно. Выезжаю ночью сам. Сговорись с Андреевым — пусть вышлет в мое распоряжение кавалерийский полк.
…Сговорюсь. Силы Калмыкова? Как он двигается?…Дикая дивизия. Идет все время рекой. Боюсь, что свернет на китайскую сторону. Партизанские части растрепаны. Разведка скверная. Высылай авиа-отряд.
…Хорошо. Я к твоей бригаде прикомандирую группу Найденова…
…Позови его к аппарату — я с ним лично договорюсь…Идет. Информируй чаше с фронта. Я тебе посылаю еще коммунистический отряд и полк Борисова. Калмыкова надо захватить живым.
По лицу комбрига тень. Он думает: «Живым? этого зверя! Ну, нет…». А телеграфисту передал:
…Там будет видно. Ну, пока. Жду Найденова…
Пока.
Не отрываясь от карты, вот уже час как сидит комбриг.
Изучает ее. Его адъютант Семенов делает пометки в блокноте, согласно указаний комбрига. Начальник его штаба разрабатывает дислокацию переброски войск на фронт.
В штабе холодно, и за окном февральская пурга.
Большая станция Иман, Уссурийской железной дороги, вся в снегу. Имано-Вакская долина лежит глубоко, закопавшись в сугробы.
«…Как-то подтянем фураж из сопок? Больно глубок снег, — думает комбриг, отвернувшись от карты к окну, ледяной корой обращенному в долину. — Как-то наши ребята выдержат такой мороз? Полураздеты… разуты. Ну… да ничего — недаром они партизаны… не привыкать…».
Станция Иман. Кабинет дежурного по станции.
— Ду-у…ду… ду-у-у, — гудит фонопор. Дежурный вызывает станцию Евгеньевку.
— Ду-уу… ду, — оттуда.
— Товарищ бригадный! можете говорить.
Снегуровский берет трубку фонопора.
— Кто у аппарата?
— …Я, начальник авиа-группы. Командируюсь в ваше распоряжение. Жду приказаний.
— Товарищ Найденов! Нужно немедленно переброситься вам с аппаратами на фронт. Место — станция Розенгардовка. Как можете скоро?
— …Придется разобрать аппараты. Погрузить… Завтра к вечеру будем на месте…
— Долго. Нельзя так. Можно ли перелететь к фронту всеми аппаратами сразу?
— …Лётом? Всей группой?
— Да.
— …Слушаюсь!
2. На аэро
Снегуровский уже на фронте и принял общее командование.
— Вот, товарищ Найденов, вам карта. А вот и задание: Калмыков с отрядом вышел из Хабаровска 5 февраля и двигается сейчас по долине реки Уссури, вверх, на нас… Идет то нашей стороной, то китайской.
Снегуровский остановился и пытливо взглянул на летчика.
— Товарищ, дело серьезное. Я уверен, что Калмыков теперь свернет в Китай и пойдет сопками. Нам нужно там где-нибудь его перехватить. Ваша задача разыскать его и определить направление. В вашем распоряжении только один сегодняшний день.
— Товарищ комфронта, вы летали когда-нибудь?
— Нет, никогда.
— Может-быть, вы полетели бы сами в первую разведку.
— Хорошо. Я согласен.
— Тогда я сейчас распоряжусь приготовить мой аппарат; я буду управлять сам.
— Очень хорошо.
Тррух… тррух… тух… жжижииии… тыррр-рырр… тыр… жжижжж, — заработал пропеллер.
Чуть вздрогнул аэроплан. Рванулся.
Ураган снежной пыли вокруг заволакивает, как туманом, на миг весь аппарат.
Плавно, чуть колыхаясь, аэроплан начинает забирать высоту. Снегуровский не почувствовал, как оторвались от земли.