Киу, ты маленькая девочка, но я знаю, что ты любишь старого Ихо-сан и сделаешь все очень осмотрительно.
Если, когда вернешься, госпожа Каиуура будет спрашивать, где ты была, скажешь, что ходила за кимоно к своей подруге.
— Хорошо, господин, я исполню твое поручение.
— А когда ты вернешься обратно, я подарю тебе красивый пояс. Возьми вот этот пакет. Это то, что нужно передать Лю. Спрячь его как можно дальше, чтобы никто, никто не видел. А теперь можешь идти.
И опять ночь…
Снова поезд летит на север к Мукдену и дальше, а древний Сеул — столица рабов — тонет во мраке ночи среди степей рабской Кореи.
5. Факелы
— …Сообщи Нао, что приказание его исполню: отряд будет на шестое солнце в Белой Церкви — там его можно захватить ночью в плен или перебить весь.
— А как тебе дать сигнал… — басистый тихий голос из тьмы.
— Ракетой. Я буду поджидать… Я встречу и проведу.
— Дело!.. — бас крякнул.
Ухо от переборки отклеилось. Беззвучно, ощупью тень в окно, а там в тайгу…
— Ну-у… чо-чо… — выехал с постоялого двора за отрядом Цой. А тайгой, впереди него, догонял отряд младший Ким.
Высоко в утреннее тихое небо черными столбами из тайги смоляной дым. — Лётом идет корейский отряд на пожарище.
Вот уже и совсем близко — сквозь лес видны белые фанзы-уруги… Доносятся крики и выстрелы.
Бегом, раскинувшись широким полукругом, подходит корейский отряд. Остановились, залегли и…
Таррр-ах… — разнобойным залпом в кучу синих повязок.
Но одноглазый Лифу не растерялся, — быстро в цепь рассыпает отряд, и ответным огнем заговорила тайга.
А старые сосны еще сильнее задымились — и страшный вой из тайги вместе с дымом в тишь и синеву неба…
— Куарры… туы… — взвыл старший Ким и бросился к соснам, прямо на хунхузов. За ним весь отряд.
Зубами, прикладами дрались корейцы, — как пантеры…
Не выдержал старый хунхуз.
— Спасай опиум… — крикнул он по-китайски своему Сын-Хун-Ли. И хунхузский отряд, отстреливаясь, скатился с пригорка к речке, а там через тракт в тайгу…
Ким не преследовал их. — Отряд бросился спасать деревню и горящих людей.
Жжжжжиии… шшшии… — шипит тело гарью и мясом паленым со смоляных сосен на Кима… Он к крайнему дереву.
— Братка мой… — стоном с горящего дерева…
Сняли всех. Только старый Тиу умер раньше всех, а другие умирали.
На улице, в фанзах стонали и тихо плакали кореянки девушки, всхлипывали, изнасилованные хунхузами.
Маленькая Лие держала младшего Кима за руку и не могла поднять глаз — она молчала.
Младший Ким все понял.
Так!
— Ты что смеешься, собака… — прикладом по голове еще.
Цой свалился с телеги, но быстро вскочил и…
Тахх. — В упор в младшего Кима.
— А-а-а… — Ким пошатнулся, но сдержался… К нему бросился партизан, а старый Ким уже связывал Цоя.
— Готово… — привязать его к сосне… — скомандовал партизанам.
— Ничего, братку. Пуля прошла под ключицу… Ничего… — и он помог Кима уложить на телегу.
Тут же с белыми закушенными губами уже стояла маленькая Лие — невеста младшего Кима. Впрыгнула на телегу и к раненому Киму. Маленькой ладонью на жесткую щетинистую голову Кима, а глазами впилась в рану…
— Что с ним делать? — подошел Ким к телеге.
— Он японский шпион, брат… Я знаю… Я слышал — он сговорился с русским попом… нас предать…
— Где… когда… — Ким насторожился, наклонившись к младшему Киму.
Но в это время верховой въехал в деревню и прямо к нему.
— Лю… ты вернулся. Что привез…
— Вот… от Ихо-Сана Пэ-и послал тебе пакет…
Начальнику корейского партизанского отряда, старшему брату Киму.
… Немедленно ликвидировать явку на Никольск к Цой. Цой — предатель. У нас есть точные проверенные сведения: — посланный морем второй отряд схвачен японцами в Посьете по доносу Цой. Нами было послано вам сообщение об этом в начале июня и, вероятно, донесение перехвачено. Цой имеет в Никольске связь с японским военным атташе.
К исполнению:
1. — Уничтожить явку в Никольске.
2. — Уничтожить предателя Цоя.
3. — Явку установить в урочище Полтавка.
4. — Посылаем морем третью партию в двадцать пять человек в середине июля. Высадка будет в бухте Чень-Ювай.
5. — Передать благодарность нашему брату Штерну.
Корейский Ревком, г. Сеул.
— Ты прав, братка. — И он еще ближе наклонился к младшему Киму. — Цой предатель: вот пишет старый Ихо-Сан. Надо скорей идти к Белой… А потом в Анучино.
Оставив небольшую заставу, на утро отряд спускался в долину.
На пригорке одиноко горела сосна, а на ней Цой. Визг его долго раздавался по лесу… А дым тихо уходил черными клубами в небо.
Корейские партизаны шли и оглядывались.
— Ну, мала-мала молись… собака.
Отец Павел белками глаз повел по сторонам. Стал на колени. Не выдержал — грубо изругался…
Чак!.. — в упор выстрелили два партизана из винтовок попу в голову. Череп сорвало: на траву — слизью мозга и крови…
И все.
— Товарищ Штерн… докладывает об экспедиции начальник корейского партизанского отряда, старший Ким. А сбоку от пояса у него блестит серебряная цепь, снятая с поповского креста: он ее прицепил к кольту, взятому у убитого хунхуза.
— Хороший шнур!.. — кто-то в штабе шутит.
А в это время маленькая Лие в анучинском лазарете ухаживает за младшим Кимом.
Доктор Малевский посмотрел и сказал:
— Не опасно!..
Глазенки маленькой Лие запели.
Глава 20-ая
ПО ВСЕМУ ФРОНТУ
1. Одновременно
На Тетюхэ.
И Ольгинская история повторилась в Тетюхэ. Только там было в марте, а здесь — в июле… Вся и разница.
Четвертые сутки уже не спит гарнизон белых в Тетюхэ — карательный отряд, посланный Розановым.
Пустил их Серов мирно, ни одного выстрела…
А потом:
— Нет! Это чорт знает, что. Разве можно так воевать?.. Не знаешь, откуда в тебя стреляют… Где тебя ждет глупая смерть…
— И от кого?.. От бандита… — поддакивает, чеканя зубами, адъютант штаба карательного отряда.
— Э-э. Все равно — от кого… Факт — смерть… Глупая, как всякая смерть… Не на поле брани, а откуда-то из кустов… Из-за забора… Из-под пенька, из-за камня… через окно… Чорт знает еще, откуда… — и полковник возмущенно вскидывает кулаки.
Громко стуча каблуками, он ходит по комнате.
— Как парии — сидим без огня по ночам… Вот уже второй день без горячей пищи — на консервах… Я на германском фронте за все четыре года один день не ел супа… Вы понимаете — за четыре года… На мировой войне… А здесь… — машет рукою, ходит. И опять: — треть отряда уже перебита и… никого не видали — нет неприятеля…
— Да, здесь, господин полковник, и бабы-то ихние хуже всяких «неприятелей», то и гляди, чем-нибудь отравят…
— Ну, бабы, как бабы — верные бабы… Вон немки в начале войны какие нам свиньи подкладывали… Патриотизм у них тоже… Свой, должно быть…
— Сопочный… — хихикнул адъютант…
Стемнело.
Входит в штаб офицер.
— Господин полковник, разведка возвратилась: двое убитых, одного принесли раненого… Никого оцепить не удалось… Стреляют отовсюду… Вот слышите… — опять…
Чеок… чеок…
— Это по южной разведке — там еще опаснее — скалы… совсем нельзя проходить…
— Ать, чорт… Трое выбыло из строя… Опять…
В темноте.
— Нужно пополнение, господин полковник.
— Адъютант, пишите!
В темноте вынимает полевую книжку…
… — Командующему Приморским военным округом генералу Розанову… — диктует полковник.
— Темно… ничего не видать… Нельзя ли огонь зажечь… — робко, сам колеблясь, спрашивает адъютант…
— Зажигайте!
Зажгли.
— Ну, написали?
— Да.
— …нужна помощь. Третьи сутки ведем операцию окружения партизан… Успеш…
— Дзань… дзаннь… дзаннь… — в окно три пульки.
— Ай, — схватывается за плечо адъютант.
Без звука падает офицер, только что пришедший с разведки.
Полковник прихлопывает лампу, разбивая ее сапогом. Тьма.
— Будь ты проклят!.. Вот стрелки… — полковник взволнованно кричит в соседнюю дверь: — Санитара… — Потом:
— Нет, я больше не хочу… сидеть в этой проклятой клетке и ждать, пока эти собаки тебя не подстрелят, как куропатку…
— Нет… — К адъютанту на полу: — вы еще живы, адъютант?
— О-ох… — стонет адъютант под лавкой.
— А вы, поручик… — нет ответа… Чорт… Должно быть, убит… — Волнуясь, торопясь: — Нет, я не могу… Я сейчас сам схожу на радио… Надо скорее… Ординарец…
— Есть, — из тьмы.
Уходят.
А на утро пароход Чи-Фу, продырявленный меткими пулями стрелков отряда Сергеева, утекает в густом дыму своих котлов; а на нем — и весь уцелевший «карательный отряд» полковника.
Удирает во Владивосток.
На Сучане.
— Почему на этой шахте нам ожидать подхода других отрядов. Ведь, кажется, полковник Враштель говорил — внизу, у ст. Фанза?.. — один офицер другому.
— Здесь в приказе ясно сказано…
— Ну, ясно, так остаемся… Составь!.. — командует он отряду.
Отряд располагается у шахты № 3, как раз под средней штольней в выемке, под обрывом…
А ночью…
У-у-ухх… — и зашаталась глыба, и ухнула, и завалила отряд.
Карательный отряд, посланный Розановым на Сучан, погиб. Ловко сделали шахтеры из отряда Грача, направленные туда по специальной директиве Штерна.
— Есть, товарищ Штерн!.. — несется забористое Грача по телефону из Фроловки в Анучино.
— Есть, съедят-те мухи!..
2. Под Прохорами
Есть и другой Иван, Иван Шевченко, Славянский..
Ночью Снегуровский у телефона слушает приказ Штерна:
— Ваш левый фланг сосредоточьте у деревни Прохоры: туда будет двинут колчаковский броневик из Спасска на помощь Ипполитовке. Встретьте, не пропустите…
— Есть, товарищ Штерн.
И скачет на левый фланг ординарец с эстафетой к Ивану Шевченко, временно командующему левым флангом Яковлевского фронта.
— Есть! — говорит весело Шевченко, — ребята — Полищук… Кобзарь… Приготовьте подрывные снаряды, живо…
И чуть рассвет — отряд уже лежит в седловиной сопочке. А Иван Шевченко сбежал на будку к мосту и возится — минирует мост с подрывной командой. Готово.
Охрана моста давно снята, еще когда было темно. Теперь все «благополучно».
Залегли. Ждут броневик.
— …Господин полковник, срочное распоряжение генерала Розанова выйти броневиком на ст. Мучная.
Полковник Стрепалов думает:
«Да. У меня сказано было во вчерашней шифровке — выйти девятнадцатого… а сегодня».
— Семнадцатое.
— Раньше на два дня…
— Наверное во изменение приказа…
Трын… трррын…
— Алло! Начальник гарнизона… Кто спрашивает?
— Майор Ватанабэ…
— A-а! Господин майор… Чем могу служить?.. — и лицо Стрепалова в благоугодной улыбке у телефона.
— Я… броневик… хотцу… Ипполитовка… распоряжение… Владивосток… Штаб.
— А-а-а… — значит, правильно… И у меня распоряжение Владивостока на Мучную.
— Да… Я посылаю… Уже…
— Я сейчас же, господин майор… Вместе…
— Хоротцо!..
Из-за цементных сопок по равнине выползли две черных ленты, вот ближе… Дымок застилает, окутывает насыпь дороги… Еще ближе — все теперь уже ясно видно… Броневики.
Впереди — японский… на передней площадке часовой, японец.
Солнце на красном околыше фуражки и на штыке горит… Ясно, далеко видно.
Вот вкатывается броневик на мост.
И — взрыв.
Гулом оглашаются горы и дымом заволакивается на миг мост.
Высоко над дымом взлетает часовой, японец, и, лягушкой перевернувшись в воздухе, падает вниз, за мост прямо в реку.
Бух… и даже пузырей нет.
Из бойниц броневика открывается пулеметный огонь…
— В атаку!.. На броневик… — кричит Борисову, начальнику отряда, Шевченко, а сам…
Броневик белогвардейцев спешит на выручку — пролетел будку… Остановился — затрещал пулеметами… Ухнула трехдюймовка…
Но сзади ничего не замечает…
А там — балластный поезд идет в Мучную… Машинист увидел броневики — застопоривает паровоз и только хотел дать свисток, как к нему в будку с наганом в кожаной тужурке кто-то:
— Я Шевченко!.. — Долой с паровоза… Живо…
Кубарем валятся кочегар и машинист на насыпь.
А Шевченко на регулятор — пар во всю и полный ход — на броневик…
А сам соскакивает.
Тарр-рах… Что-то ухнуло… Громыхнуло, загремело, сталкиваясь, ползут друг на друга вагоны. Смяло белогвардейский броневик. Свалило с рельс броневую площадку. И вся эта куч а на японский броневик— и вдребезги — только обломки и груды мусора.
У-ух… — взрыв котла одного из паровозов. И пламя — огромный костер…
— Назад… Отставить атаку… — хрипло надрываясь, кричит Шевченко, подбегая к цепи, уже близко надвинувшейся к горящим броневикам.
— Довольно и этого!.. — кричит он Борисову.
— Есть…
У Ипполитовки.
В ту же ночь, под утро.
— Это Спасскому району на закуску — не велено трогать.
— Почему? — Зарецкий скрипит зубами, с завистью посматривая, как уходит из-под носа эшелон колчаковцев в сторону Мучной.
— Таков общий план: — и Харитонов плотнее закутывается своей шинелькой, крепко прижимаясь, влипая в полотно, — вот наша цель… — рукою на станцию Ипполитовку.
— Знаю!.. Да и это жаль — упустили…
— Ничего, наше от нас не уйдет…
И засвистела трава, и захрустел валежник, и запели пули…
— А-а-а-а-а-а!.. — атака цепью к станции, водокачке — к теплушкам…
А там — в рукопашную в самых вагонах, на нарах, штыками друг в друга…
Только хруст…
На водокачке засело трое японцев… — никак не подойти…
Но нашлись смельчаки: двое партизанов туда, во внутрь по лестнице наверх штыками подковырнули и вниз…
Шлеп — мешками три японца на гравий…
А Зарецкий:
— Урра!!. — и цепь на станцию повел…
Взята станция.
А к вечеру этого дня сводка в кабинете у Таро:
«Ипполитовка: — 73 японца („весь гарнизон станции“ — пометка рукою Таро) — 28 колчаковцев».
Мнет, кусает губы Таро — надо скорее идти на доклад к О-ой.
3. Секрет успеха
Штаб Розанова работает энергично. Не столько штаб, сколько сам Розанов:
— Раздавить партизанов! Истребить…
Энергично работает и адъютант Розанова Либкнехт. Отправка приказов генерала исполняется со всей точностью и аккуратностью.
— Приказ полковнику Стрепалову отправлен? — спрашивает Розанов.
— Так точно, ваше превосходительство. Выйти 19-го с броневиками.
— Хорошо. Пошлите приказ Эвецкому. Временно остановиться на станции Мучной.
Либкнехт смотрит в свою книжку, что-то соображает. Потом пишет приказ Эвецкому:
«Немедленно двинуться из Мучной на Черниговку, Лунзу и Мещанку.
Главнокомандующий генерал Розанов».
Ст. Мучная.
В тот же день быстро из эшелона сгружен отряд. Пехоты немного — это резерв и полковник Эвецкий оставляет его на всякий случай на Мучной.