— Последний вопрос, господин поручик. А как военная помощь Японии?.
— Помощь? Вам?
— Да, нам…
— Ровно через 14-ть дней японский десант высадится во Владивостоке.
2. Кто провокатор?
— Где комиссар Лыткин?
— Не знаю, вероятно куда-то ушел.
— Лыткину телеграмма. Срочно. Нужно найти Лыткина.
— Зайдите, посмотрите, может быть, он там.
Красноармеец открывает дверь и останавливается на пороге. В кресле, скорчившись над письменным столом, сидит Лыткин. Стол, стул и платье Лыткина обрызганы кровью. Лыткин мертв.
В записке, оставленной на столе, несвязные слова…
— «Не могу…. провокатор… прощайте»…
Маленький свинцовый шарик врезался в мозг комиссара Лыткина и навсегда вытеснил из него всякие мысли и заботы.
Что произошло?
Неделю тому назад. Ползут темные слухи о неудачах красной армии. Части, отправленные под Иркутск, терпят поражение за поражением. И вдруг — страшная весть: один из полков лыткинской бригады, отправленный по распоряжению военного комиссара П. целиком взят в плен и расстрелян чехами. Как это произошло? Кто виноват? Кто? Кругом паутина предательства. Не остается сомнения, что полковник провокатор. И вот Лыткин не выдержал. Свинцовая пуля. И все.
Красноармеец бросается к товарищам, сообщая о случившемся. На привыкших к боям и смерти красноармейцев весть о самоубийстве Лыткина производит сильное впечатление.
Тотчас же собирается митинг, и помощник комиссара простыми прочувствованными словами об'ясняет красноармейцам причины смерти товарища.
— Самоубийство Лыткина, — говорил докладчик, — это слабость. Нельзя поддаваться слабости… Победят только сильные мыслью, люди, руководимые единой идеей, борющиеся за нее до конца.
На угрюмых лицах красноармейцев сосредоточенная решимость. И если не для всех, то по крайней мере для большинства присутствующих цель их борьбы и лишений ясна: Советская власть.
Помощник комиссара раскрывает только что полученный приказ Лазо:
Немедленно продвигайтесь в туннели. Если поздно — во что бы то ни стало удержите Танхой.
Лазо.
3. Москва молчит
Иркутск. Чехи уже совсем близко. Советские учреждения эвакуируются. Товарищ Яковлев прибыл с фронта, чтобы прибегнуть к последнему средству — снестись с Москвой.
Положение фронта отчаянное. Непонятные неудачи, Чья- то провокация… Отсутствие подкреплений…
Вся надежда на Москву. Там — резервы, оружие, руководители.
Телеграф.
— Вызывайте Москву.
Монотонно стрекочет аппарат:
…Черемхово… Красноярск… Ново-Николаевск…
…Москва… Москва… Москва…
Ответа нет. Где-то за Красноярском сообщение прервано.
Со станции Зима передают:
…Чехи… взят Омск… броневики двигаются на Красноярск…
Перерыв. Продолжения нет.
— Неужели это конец? — проносится в голове Яковлева. — Чем об'яснить такое стечение неудач?..
— Товарищ Яковлев, вам пакет! — и подает конверт вошедший красноармеец.
— Пакет от Лыткина. Что это?
«…Я распоряжением Половникова предал тринадцатый полк своей бригады. Теперь уверен, что это было провокационное распоряжение. Половников — предатель»…
Яковлев сжимает листок. Так вот в чем разгадка. Нужно вызвать Лазо.
Где Лазо?
… Штаб фронта… Лазо? Нет! Где он? Неизвестно! За Карымской взорван мост… Половников выехал в Иркутск…
— Скорее Губчека. Алло! Кто? Берзин? Немедленно приезжайте! Что? Ваш помощник? Ладно.
Через несколько минут вбегает помощник Берзина, Чудновский.
— Белогвардейцы подожгли тюрьму, чтобы освободить своих. Берзин там. Едем!
Серый автомобиль быстро проносится по улицам города. Кое-где советские учреждения спешно укладывают дела и бумаги на грузовики. Проходящие мимо торговцы улыбаются. Обыватель, как всегда, робко жмется в стороне. На одном из узких поворотов улицы, через открытое окно, раздаются несколько выстрелов. Пули ударяются о кузов автомобиля, не причинив вреда едущим. Нужно было бы остановиться — расследовать это дело, но сейчас некогда… дальше…
Автомобиль врезывается в толпу около тюрьмы и через открытые ворота в’езжает во двор.
Автомобиль встречает Берзин. Яковлев бросается к нему.
— Скорее! Арестовать Половникова — он предатель. Вот распоряжение.
4. Капитан на посту
— Кто там еще? — спрашивает французский консул своего секретаря.
— Там, этот Гейцман, — отвечает секретарь, — от большевиков…
— Пустите его!
Входит Гейцман. Посланник морщится точно от неприятного запаха, не торопясь, обрезывает кончик ситары, закуривает ее и, с удовольствием выпустив два изящных кружочка дыма, наконец, обращается к Гейцману.
— Ах, это вы? Ну-ну! Я вас слушаю.
— Вот что, — отрывисто говорит Гейцман. — У нас с чехами недоразумение. Американский консул согласился быть посредником. Желательно также ваше и итальянского консула участие.
— А японский представитель поедет?
— Японский консул уже уехал из Иркутска. Остался резидент, которого мы и пригласим.
Через несколько минут от Центро-Сибири от’езжают два автомобиля к вокзалу. Едут французский, итальянский, американский консулы, японский резидент, Яковлев, Гейцман, Чудновский.
— Нам нужен поезд, — обращается Яковлев к начальнику станции, предъявляя свой мандат.
— Поездов нет, составы вагонов все заняты.
— Дайте нам паровоз…
— Сейчас посмотрю… — Начальник звонит в депо.
Через несколько минут к платформе под’езжает, кряхтя и пыхтя, старый ремонтный паровоз.
— Господи! Как же мы на нем поедем? — ужасается французский консул.
Закоптевший тендер, маслом и угольной пылью покрытые ступеньки — прямая угроза его безукоризненно белому выутюженному костюму. Его ужас разделяют также представители Англии, Америки и Японии.
Но ничего не поделать. Всем приходится лезть на паровоз. Ежеминутно давая свистки, паровоз от’езжает.
На станции Иннокентьевской остановка. Яковлев запрашивает Гайду о гарантиях. Вместо него отвечает поручик Елец.
— Гарантия полная. Переговоры на раз’езде № 119.
Дальше едут на броневике. При посадке в броневик кто-то подходит и здоровается с японским представителем. Но странно — вместо приветствия человек говорит японцу какие-то цифры. Японец утвердительно кивает головой.
— 23+18. Есть!
На площадке броневика стоит Яковлев.
— Первый коммунистический полк — за Советы! Ура! — приветствует он полк, выстроившийся около полотна.
— Ура! — проносится по рядам красноармейцев.
Броневик бесшумно скользит дальше. Яковлев смотрит на мелькающие перед ним проволочные заграждения, окопы, отдельные группы красноармейцев. Он думает про близкую победу, про мирный труд на этих полях, про радостную новую жизнь, которую несет с собой Советская власть.
Мощная фигура старого революционера на броневике, медленно продвигающегося к передовым позициям, точно олицетворение этой новой жизни, которая шаг за шагом двигается к осуществлению своих целей.
— «Коммунизм нужно завоевать», — вспоминает он слова Ильича. И сейчас, когда ему изо дня в день приходилось практически осуществлять этот лозунг, он знал, что его силы и силы его товарищей только маленькие ступеньки к этому великому завоеванию.
И еще неотвязная мысль — где-то Лазо, что с ним, как его армия…
Раз’езд № 119.
На площадке раз‘езда — почетный караул чехов.
Гортанные слова команды:
— На краул! — они окружают прибывших плотным кольцом и сопровождают их.
Комната начальника раз‘езда, приспособленная для заседаний.
По платформе бегают и о чем-то хлопочут несколько офицеров.
— Похоже, что наши переговоры будут удачны, — говорит Гейцман Яковлеву.
— Хорошо бы! Хоть на время, — отвечает Яковлев.
Вдруг перед самым входом в здание раз‘езда, сквозь цепь конвоиров прорывается неизвестный, в форме русского офицера, и в упор стреляет в Яковлева.
Яковлев моментально теряет сознание. Через несколько минут перестает биться его пульс.
Капитан погиб на посту, но команда еще на местах.
— Проклятье палачам! — стискивает зубы Гейцман, — не забудем!
Чудновский выхватывает браунинг.
Глава 6-я
ВО ТЬМУ
1. Во тьму
Ряд серых блиндированных вагонов, во главе с мощным паровозом медленно подвигается вперед. Эта ползучая стальная змея, несущая с собой смерть. Это — сторожевой наших позиций — бронепоезд «Коммунар».
На передней площадке, у дальнобойного орудия, положив на колени планшетку, Лазо что-то пишет. Пламя свечки в железнодорожном фонаре медленно колышется в такт хода поезда и играет тенями на его молодом, энергичном лице.
Он берет трубку телефона, соединив его с паровозом.
— Товарищ! прибавьте ход.
— Опасно, — отвечают с паровоза. — Ничего не видать. Мосты взорваны… шпалы…
— Без разговоров!..
Медленный ход поезда действует угнетающе. Лазо напрягает зрение, стараясь рассмотреть местность. Пустынно. Ничего нет. Смерть свершила здесь свою прогулку. Следы ее шествия: изредка мелькающие строения, брошенные на произвол судьбы раз'езды, одинокие водокачки… и трупы, трупы, валяющиеся то тут, то там вдоль полотна дороги.
Какая-то остановка. Станция.
— Включите провод!
— Есть!
— Где полк Метелицы? Где Аргунский полк?
Отвечает комбриг Артамонов: — Отходит вниз по Селенге!
— Держитесь, скоро буду…
Затем вновь к телефону. К машинисту.
— Поезжайте быстрее. Как можно быстрее…
…Поезд мчится. Без огней во тьму, ничего не видя впереди. Машинист — весь внимание, со спокойной решимостью управляет паровозом. Но еще спокойнее тот, который на первой блиндированной площадке, при свете огарка намечает план дальнейших действий. Не может быть для него двух мнений: победить или умереть. Он знает только одно — сейчас нужно победить.
— Куда мы едем? — спрашивает Лазо проснувшийся ад'ютант.
— Вперед, — к Байкальским туннелям!..
2. Динамитный поезд
— Сволочи! Это саботаж! Поезд третьи сутки стоит в тупике, как будто вам до него нет дела. Никакой охраны.
Начальник подрывной команды Петров не может сдержать злость. Рука его, описав в воздухе красивую дугу, вцепляется в воротник начальника станции, и голова последнего начинает трястись, как повешенный на нитке мячик.
— Товарищ начальник… товарищ начальник… Ей-богу!
— Брось божиться, каналья! Если народное добро не бережешь, дурак, то хоть себя береги. Ведь это же состав с динамитом.
— С динамитом? — у трясущегося мячика глаза собираются выскочить из орбит: Я — сейчас… сейчас…
Он высвобождается из руки Петрова и бежит, как ошалелый, мотая головой.
— Динамит… динамит…
На выехавший из депо паровоз вскакивает переодетый японец.
— Куда лезешь, желтая рожа? — кричит на него кочегар.
— Твоя подожди немного… Хочешь заработать? — Японец машет перед глазами машиниста и кочегара толстой пачкой иен.
— Ну ладно, а дальше что?
— Очин немного, очин… Твоя едет состав передвигать… Твоя толкай вагон в тупик. Толкай покрепче. Все!
Машинист с кочегаром не соображают, зачем это. Но деньги японца обоим нравятся.
— Ладно, нам какое дело… Теперь путаница…
Оставив деньги, японец соскакивает и быстро скрывается. Паровоз начинает маневрировать с вагонами.
— Как? Еще не перевели? Ты хочешь, чтоб я тебя пристрелил как собаку, прежде чем ты взлетишь в воздух со всей своей станцией?
— Сейчас, сейчас! Паровоз уже прибыл и сейчас передвинет ваш состав.
— Где машинист? Нужно сказать ему, чтобы был осторожен. — И Петров направляется на платформу к маневрирующему паровозу.
Что это такое? Что? Два вагона, отделившись от состава, толкаемого паровозом, несутся прямо к тупику. Еще минута, и они ударятся о передний вагон состава. Гигантскими прыжками Петров бросается к стрелке и изо всей силы ее переводит. Вагоны с грохотом пролетают мимо Петрова, но уже на другие рельсы.
Динамитный поезд спасен.
3. Красавец горит
Армия отступает.
На станции Байкал — как в эвакуационном лагере. Красноармейцы деморализованы — в одиночку и группами бегут вдоль полотна на восток, лишь подальше от фронта… По пути брошены части военного имущества. Некогда думать о мелочах, когда нужно защищать тыл и выбрать позиции отступления.
На станцию прибывает броневик Лазо. Суматоха среди частей заметно исчезает. Точно со стальной цепью вагонов прибыла и стальная воля.
Лазо отдает приказ за приказом. Он заранее взвесил то, что можно кинуть и то, что нужно спасти.
— Постарайтесь увести ледокол «Байкал» на Танхай. — Товарищ Ильицкий — поезжайте немедленно…
На ледоколе оружие, снаряды и порох…
Все время идет беспорядочная перестрелка. Чешский броневик продвигается к самому «Байкалу». Один из снарядов броневика попадает на ледокол, взрывается и зажигает его.
— А, чорт, не успели раньше! — и Лазо сжимает крепко губы. — Ну, ладно!..
— Петров, собирайся немедленно и поезжай взрывать туннели.
Поздно вечером, нагрузившись с головы до ног запалами, бикфордовым шнуром и динамитом, отряд под руководством Петрова приступил к работе.
— Бикфордова шнура на 15-ть минут!
— Есть! — Отметь время.
— Закладывай динамит, скорее, уходите…
— Зажигай конец!
— Есть! Едем дальше!..
Черные тени работают решительно и верно. Закладывается запал за запалом. Месть палачам!
Зажженный белогвардейским снарядом красавец «Байкал» покрыл всю гладь воды отблеском красного зарева. А на фоне фиолетового, огнем насыщенного неба взлетают камни, содрогаются откосы скал.
Это рвутся туннели Забайкальской дороги.
4. Прощальная речь Лазо
Уходят… Отступают… Бегут…
Эшелон за эшелоном проносится мимо станции Танхай; идут поезда с обмундированием — вагоны полураскрыты, виднеются разваленные тюки сукна; громыхают продовольственные маршрутные поезда. Охраны никакой, или очень незначительная. Железнодорожники, измученные, ворчат и озираются.
По станции ползет зловещий слух: большевики все города ограбили и вот теперь бегут, бросая рабочих и край на растерзание чужеземцев…
Железнодорожники в панике:
— Говорят — большевики хотят все паровозы угнать к Амуру, а там спустить под откосы…
— Им-то что, они награбили и уедут заграницу, а мы тут с семьями останемся без куска хлеба — говорит какая-то кепка, хитро подмигивая группе растерянных железнодорожников.
— Не давать им паровозов и все тут… — кто-то в толпе огрызается.
— Иди, попробуй — они вооружены, сами возьмут…
— А если нам отказаться, не ходить — они-то не сумеют без нас: далеко-то все равно не уедут…
— Верно!.. — раздается несколько голосов.
— Дурачье, да они вас заставят ехать под дулом револьвера — поедете, — и кепка презрительно сплевывает. — Привыкли рабствовать… Вы бы вот лучше захватили эшелон с оружием, вооружились — ну тогда… Армия у них деморализована, бежит, справиться легко— вот и не дали бы паровозов, да и добра много спасли бы…
— Для кого, для чехов? — кто-то иронизирует.
— А хотя бы… Они вас тоже не помилуют, когда придут да узнают как вы большевикам помогали увозить русское добро.
— Верно, не помилуют… — и этот перемигнулся с кепкой.
— Идем! Не дадим наших паровозов… не дадим.
— Стойте, товарищи. Здесь провокация… Кто эта кепка?
— Бей его! — большевик тоже, — и кепка сзади ударил гаечным ключом говорившего, — тот ткнулся к стрелке. Железнодорожники ринулись к эшелонам.