Эта мысль отрезвила её, и она отступила назад, к стенке, где лицо её скрывала тень хоров, а заодно и прятала от бездельниц, топчущихся в вестибюле.
— Синди, — произнесла она, — я должна рассказать вам, кто я такая. Вы никогда не слышали о Дучесс? В этом зале её знает каждый. И все они знают, что именно сегодня я вернулась из каторжной женской тюрьмы. Они все отвернулись от меня. Девушки, с которыми я когда-то танцевала, не желают замечать меня. Синди, если вы войдёте со мной в зал и мы начнём танцевать, все они остановятся и уставятся на вас, они будут жалеть вас…
— Они не отважатся! — отрезала Синди. — Они — жалеть меня! — Она стукнула ножкой в пол и высоко подняла голову. — Буду ли я танцевать с вами? — крикнула она. — Конечно, буду!
— Даже после того, как вы узнаете, за что меня посадили?
— Это меня не волнует. Я думаю — мне самой решать, стоит ли танцевать с вами или нет.
— Меня посадили, потому что я застрелила человека!
— Он сам виноват в том, что не опередил вас, — произнесла она, явно издеваясь над законом.
— Меня обвинили в том, что я стреляла ей в спину.
Она опять подняла голову; глаза её сияли ещё ярче.
Вдруг девушка кивнула головой:
— Кажется, они и в самом деле кретины и идиотки.
— Спасибо вам, — проговорила Дучесс. — Похоже, самое время начинать танец. И да благословит вас Господь, Синди!
Она повела её вперёд. Ещё несколько бездельниц, сгруппировавшихся у дверей танцевального зала, жадно глотали табачный дым, спеша вернуться в зал. Но как только мимо них прошли Дучесс и Синди, девушки забыли и про сигареты, и про бал. Глаза у них побелели, что бывает с людьми только в минуты сильнейшей паники. Пока парочка шествовала мимо них, они даже рта не могли раскрыть. И только минуту спустя раздалось быстрое бормотание, напоминающее шум воды в кильватере большого парохода.
И вот они прошли в зал! О, как запаниковали эти добрые законопослушные граждане городов и городишек от Хвилер-Сити до Чёрных гор! Какой ужас охватил этих приличных девушек, которые отважно восстали в защиту закона и порядка, обдавая мужественным презрением ужасную преступницу, вернувшуюся домой! Забыв о своей изумительной красоте, они превратились в сущих мегер. И чем дольше таращились они на Дучесс с девушкой, тем хуже им становилось.
Красота Синди казалась им необозримой. Но тем не менее она осмелилась войти в зал с этой изгойкой общества!
— Они пришли в ужас, глядя на вас! — сказала Дучесс. — Они не в состоянии найти изъяна в вашем платье. Посмотрите, какие они бледные — они проиграли вам!
Она повернула голову, небрежно скользнула взглядом по окаменелым лицам и опять повернулась к Дучесс.
— Разве я должна считаться с ними? — спросила она, несколько обидевшись. — Сейчас я хочу только танцевать!
Ей показалось, будто яркое сияние вспыхнуло над её головой, и пока ритмы вальса несли их по залу, сияние это не покидало девушку.
Дучесс не замечала ничего вокруг — для неё существовало только её лицо. Это были минуты счастья. Музыкант, игравшая на банджо с такой оглушительной силой, уже устала от однообразных усилий. Сейчас она отдыхала, вступая только время от времени, чтобы подчеркнуть любимый пассаж мелодии.
Барабанщица, похоже, начала впадать в спячку, потому что несколько раз забыла ударить щёточками по тарелкам, но зато четыре раза нажала невпопад педаль большого барабана.
Да и кларнет уже утратил пронзительность звука. Впервые за весь вечер стали по-настоящему слышны рояль и скрипка. Но вихрь вальса в зале не утихал. Бал незаметно вошёл в кровь и плоть танцующих.
И вдруг, как гром среди ясного неба, настала тишина. Танцоры бросились к стульям, расставленным вдоль стен зала. Музыка отнесла Синди и Дучесс далеко от входных дверей, и, когда центр зала опустел, все уставились на них.
Дучесс почудилось, будто голос девушки стегнул её кнутом:
— А теперь уведите меня отсюда!
— О нет! Мы ведь ещё и не начинали!
— Если вы не уведёте меня, я уйду сама.
— Что ж, пойдёмте, но…
Они пошли через зал.
— Если вы хоть чуточку нахмуритесь, — весело обратилась она к Дучесс, — они подумают, что мы с вами разругались. И мне кажется, это понравится публике!
Она кивнула головой в знак согласия. Да, она в самом деле стала ей настоящим союзником — пусть хоть всего на несколько минут.
— Они даже языки проглотили от ненависти, — уверяла Дучесс девушку. — Если бы мы остались ещё хотя бы на пару минут, эти дамы разорвали бы и вас, и меня. А парни…
— Я не могу остаться, — решительно сказала она.
— Вас кто-то ждёт?
— Нет. Если я останусь, кое-кто может догадаться…
— О чём? — спросила она.
Синди посмотрела на неё, и Дучесс заметила в её взгляде лёгкую панику.
— Ни о чём! — ответила девушка.
Дучесс была настолько взволнована, что даже не заметила, как они вошли в вестибюль. Она в каком-то бессознательном состоянии подала ей накидку, заботливо укрыла дождевиком и в том же трансе вышла с ней во двор. Чего боялась она, кто были эти «кто-то», о чём они могут догадаться?
— Куда отвести вас? — спросила Дучесс, когда они оказались на улице, во власти ветра и дождя.
— Прошу вас, отвернитесь и не поворачивайтесь, пока я не зайду за угол…
— Вы не хотите, чтобы я видела?..
— Именно так.
— Когда же я опять увижу вас, Синди?
— Больше никогда.
— Неужели вы говорите это серьёзно?
— Я думаю, что да.
— Синди, я должна вас снова увидеть! Почему…
— Мне некогда! — решительно оборвала она.
— Но когда вы скроетесь, можно мне будет пойти по вашему следу?
— Попытайтесь, если получится.
— Тогда спокойной ночи, — произнесла Дучесс.
— Прощайте! — крикнула Синди, пока она печально отворачивалась от неё.
========== 9. На ранчо Гвен ==========
Ветер заглушил её легкие шаги, но Дучесс знала — она чувствовала! — что та побежала налево и свернула за угол дома. Она прождала достаточно долго, чтобы позволить ей оторваться, после чего развернулась на каблуках и бросилась в погоню. Стрелой она влетела в единственный переулок, куда та просто не могла не войти. Её нигде не было!
Она на огромной скорости обежала всё кругом.
Пробежала вдоль фасада танцевального зала — на этот раз в противоположном направлении.
Но и там никого не было. Не было её и за зданием. Либо растворилась в прозрачном сыром воздухе, либо вернулась на бал, либо умчалась куда-то с такой скоростью, какой позавидует любая здоровая женщина.
Кратковременное её пребывание в танцевальном зале можно было в какой-то степени объяснить тем, что она тайком наблюдала с хоров за происходящим там. Но почему она боялась появляться в обществе?
Что пугало её? О чём «кое-кто» мог узнать, если бы она осталась на балу ещё немного?
Она поспешила к навесу и принялась седлать Понедельницу. Затягивая подпругу, Дучесс объявила самой себе, что в этой стычке с законом и порядком она вышла победительницей. Она атаковала их и побила противника на его собственной территория. Она выдержала их издевательский смех и более чем холодную встречу — и покинула зал непобеждённой.
Этого было достаточно, чтобы на душе у недавней каторжницы потеплело. Да, своим неведением эти люди отказались от былой с ней дружбы, но теперь Дучесс поняла, что выдержит. Она могла небрежно пожать плечами, могла послать к чёрту это надутое общество, потому что очаровательный трепет, вызванный появлением Синди, занял все её мысли.
Она мигом вскочила в седло и поскакала вдоль ограды. Если Синди решила — независимо от причины — спрятаться в одном из окрестных домов, например в отеле, тогда Дучесс следовало отказаться от дальнейших поисков.
Но что-то подсказывало ей, что её здесь нет.
Это чуть опалённое солнцем лицо, это дерзкое, с вызовом поведение, этот прямой взгляд — всё говорило за то, что она приехала издалека, что большая часть её жизни проходит под чистым небом. Она решила, что с бала её увело желание вернуться в дикую страну, откуда была родом она сама.
Хотя Дучесс проторчала битых полчаса на дороге, о девушке не было, естественно, ни слуху ни духу, и ни одна всадница за это время не отъехала от «Спрингса».
Печально повернула она Понедельницу мордой к дороге и, нагнув голову навстречу ветру, плотно запахнула дождевик, готовясь к долгой поездке сквозь ливень.
Однако она чувствовала приятное удовлетворение от встречи с Синди и представившейся внезапно кратковременной возможности обменяться взглядами с человеком, разделяющим её точку зрения. Но не было рядом, увы, красоты Синди. Вдруг вспыхнула она перед ней в ужасный миг её жизни и тут же исчезла. Она потеряла её, и это был самый печальный итог дня, гораздо хуже перенесённых совсем недавно с таким трудом оскорблений. Дучесс собрала все свои беды и несчастья в единый комок и переплавила их в горячее желание сорвать злобу и бешенство на взрослых женщинах, на храбрых людях, на тех, кто может с достоинством постоять за себя.
Она стремилась ввязаться в тяжкую, неравную борьбу и смести все преграды на пути к счастью с помощью своего изумительного мастерства владения револьвером. Она застонала от невыразимого желания, и Понедельница, поняв хозяйку, взяла в карьер, правда слегка заржала от страха, когда ушей её достиг стон седока.
Но ведь теперь она связана по меньшей мере тремя месяцами нудной работы на одиноко стоящей ферме! Опять уловив мысли хозяйки, Понедельница остановилась на вершине холма, который был чуть выше соседних. С его верхушки Дучесс осмотрела ранчо Гвен.
Давно она не бывала здесь, но места эти крепко засели в её памяти. В старые добрые времена, ещё до того как её отправили отбывать наказание, владельцами этого ранчо были Блекуотеры, но мало что изменилось здесь за время хозяйничанья Гвен.
Ветер расчистил место посреди неба, и в прогалине не преминула немедленно появиться полная луна, старательно осветившая пейзаж. В центре располагалась группа поношенных, если так можно сказать, зданий, образующих главный штаб ранчо. Хотя на дворе стоял июль, повсюду громоздились копны сена. Суровая, должно быть, в этих местах зима; был бы январь, вместо тёплого, сильного и относительно ласкового дождя сыпался бы с небес ужасный снег и метель перекрыла бы намертво все дороги и тропинки…
Пребывая в таком грустном настроении, Дучесс признала, что место для жилых строений ранчо было выбрано в принципе хорошо. Река Линдсей, что нередко разливалась самым бессовестным образом, унося вниз по течению громадные количества земли, смытой с горных склонов, расположила в этом месте свои истоки: непонятный узенький петляющий ручеёк, едва-едва набирая силу, протекал по всхолмлённой равнине. В конце долины поперёк течения ручейка встала прочная, непреодолимая скала, в результате чего поток превращался в узкое и глубокое озеро.
Невдалеке от озера, рядом со скалой, образовавшей естественную прочную плотину, стоял главный дом ранчо, и сквозь высаженные не так давно пинии в лунном свете белели его стены. За домом простирались хозяйственные постройки и стога сена, вплоть до лесной вырубки, на которой, однако, буйно произрастали молодые деревца, прекрасно чувствующие себя на здешней плодородной почве.
Печаль всё больше и больше охватывала душу Дучесс. Если и суждено было провести здесь целых три месяца, то вряд ли кто сумел бы найти место, более подходящее для полной изоляции.<<Да, - размышляла она, - теперь не остаётся ничего другого, как начать новый образ жизни, а именно: встать на борьбу с миром, на борьбу с законом и его защитниками>>. На балу ей была брошена перчатка, и она покажет им, что в состоянии принять и этот жестокий вызов — одна против всех.
Не успев додумать как следует эту мысль, она вновь рассмеялась своим прежним знаменитым смехом и пустила сивую галопом с холма прямо к дому.
Когда она добралась до дома, темнота стала непроницаемой, так как минул час пополуночи.
Поскольку Дучесс не хотелось будить хозяйку, она прямиком отправилась к конюшне, чтобы найти в ней место для сивой, а может быть, и для себя. Удалось ей и то и другое. В одной из конюшен, в самом конце строя дремлющих ковбойских лошадей, она поставила свою Понедельницу.
Она обеспечила свою кобылу хорошей охапкой душистого сена — для овса было ещё жарковато — и оставила её ночевать в конюшне, а сама забралась в ближайший стог, но вскоре передумала и перебралась на сеновал, наполненный свежайшим пахучим сеном.
Ах, как этот запах напоминал прекрасные летние луга, как пьянил он молодую женщину!
И сон сморил её…
========== 10. В Дучесс сомневаются ==========
Она очнулась от тяжёлого сна, потому что закашлялась и расчихалась: лёгкая сенная пыль забила нос и губы. Отчихавшись и откашлявшись, она села и с облегчением вздохнула. Нежный свет зари уже побеждал ночную тьму, и хотя она ещё не набрала полной утренней силы, лучи солнца начинали потихоньку одолевать серые, невзрачные сумерки. Уже можно было различить могучие стропила сеновала. Его окошко превратилось в светлый квадрат, и рядом с постройкой разорался петух. Тем самым с ночью было покончено. Где-то вдалеке крикнул ещё один петух, и вновь воцарилась тишина.
Дучесс спустилась с сеновала. Короткого тревожного сна ей вполне хватило, чтобы дать отдых мышцам. Она была готова ко всему, что могло ожидать её на этой земле. Но прежде не мешало бы стряхнуть жалкие остатки дремоты.
Она подбежала к берегу озера, сбросила одежду и нырнула.
Оделась она ещё до того, как утренняя заря явилась в полной красе и сиянии. Горизонт над горными вершинами всё больше и больше набирал розовый цвет. Весь юго-восток выглядел просто восхитительно. Вслед за небом хорошела и сама долина. У подножий холмов, вдоль реки, простирались обработанные поля, засеянные хлебом, зеленели заливные луга. На склонах высоких холмов, заросших сочной травой, там и сям паслись стада. Среди коров были индивидуалистки, явно предпочитавшие пастись в одиночку. Да, нетрудно было представить себе, как они раскормятся на этих благодатных землях! В самом деле, в этой долине ничего не стоило быстренько сколотить богатство, и потому выражение истощённого, худого лица Гвен как-то не вязалось с картиной всеобщего плодородия.
Эта мысль заставила Дучесс кинуть взгляд на северо-восток. Там поднимались Чёрные горы.
Да, лучшего имя не придумаешь! Огромные массы зеленоватой вулканической породы, извергнутые некогда из недр земли и отданные во власть ветров и дождей, превратились в нечто неприятно чёрное. Правда, кое-где скалы пронизывали жилы железной руды, и потому тяжеленные пирамиды железных и каменных скал, футов в двести в основании и в два раза выше ростом, напоминали невероятные металлические цветы. Солидное расстояние несколько смягчало диковатый вид Чёрных гор, однако трудно было представить себе, что живая душа может поселиться там, даже если эта душа скрывается от жестоких преследователей. Действительно, кто поверит, что там вообще может жить человек! Но Гвен пламенно заверила шерифу, что тот человек, поставивший себя вне закона, живёт именно там.
Хотя, если разобраться, идея этого человека — спрятаться в Чёрных горах — была совсем неплоха: кто найдёт её в лабиринтах беспорядочного нагромождения скал? А ведь из этой естественной крепости так удобно ради
собственной корысти грабить трудолюбивый народ! Неприметная и удобная пещера вполне могла служить грабителю надёжным убежищем. Глаза Дучесс сверкнули. Если настанет час — а она в этом была почти уверена, — когда общество решит раз и навсегда изгнать её и тем самым окончательно превратить в отшельницу, она последует примеру загадочной беглянки, что слоняется по Чёрным горам, словно неприкаянная.
Собачий лай заставил её повернуться в новом направлении, и в тот момент, когда на востоке появился над горизонтом край солнца, Дучесс сразу обнаружила место, где гавкали собаки.
Они располагались в очень удобной псарне, переоборудованной из старой кузницы. Только почерневшие от дыма балки напоминали о том, что когда-то здесь звенели по тяжёлым наковальням молоты и чадил раскалёнными угольями горн. В строении собак держали в непогоду, а сейчас они вольготно расположились во дворе псарни — собаки самых разных пород и размеров.