Дучесс одобрительно кивнула головой. Она как-то не успела задуматься над весом Стеллы. Её уважение к молодой особе возрастало. Двести сорок фунтов мышц! Действительно большая бучиха.
— После вашего возвращения домой ничего не случилось?
Гвен уставилась на неё. Она боялась, что Дучесс не поверит ей.
— Прошлой ночью… — пробормотала она, поглядывая на двери и понижая голос до едва слышного шёпота.
— Слушайте, — перебила её Дучесс, — вы что, боитесь, что вас подслушают ваши люди?
— Да, и подумают, что я сошла с ума!
Дучесс пожала плечами. Ей начинало казаться, что Стелла Гвен поставила правильный диагноз. Конечно, страх может стать причиной душевной болезни. Состояние Гвен, её поведение свидетельствовали о том, что нервы её на крайнем пределе.
— Прошлой ночью, — продолжила ранчёрша, — она опять приходила! Пыталась добраться до меня. Я слышала, как она поднимается по ступеням. А потом её шаги раздались в коридоре и…
— Полегче! — воскликнула Дучесс, взволнованно соскочив с шатающегося стула. — Вас сейчас хватит удар, миссис Гвен, или что-нибудь в этом роде!
Ранчёрша принялась рассказывать о событиях прошедшей грозовой ночи, и на щеках её проступили тёмно-фиолетовые пятна.
— Послушайте, вы действительно всё это видели? — спросила Дучесс, а Гвен, стеная, глубоко вздохнула и провела рукой по лицу, будто желая стереть навсегда ужасное воспоминание.
— Я слышала, как шаги приблизились к самой двери! — произнесла Гвен.
— Может быть, это ветер стучал дверью или извлекал звуки из каких-нибудь других предметов и это отдалённо напоминало шаги? — предположила Дучесс.
— У меня в руках была лампа с прикрученным фитилем, — ответила Гвен. — Я сидела на кровати с револьвером в руках и видела — я видела это! — как ручка вон той двери поворачивается.
Произнеся на одном дыхании эти слова, она показала рукой на дверь таким жестом, что Дучесс, внезапно ощутив страх, повернулась к ней. И вот таким образом рассказ ранчёрши совершил головокружительный скачок от истеричного воображения к голому факту. Это был уже не старый человек с помутившимся разумом. Это был человек, преследуемый убийцей!
— И я не решаюсь рассказать об этом Стелле. Не решаюсь вообще рассказывать об этом. Они поднимут меня на смех! — И Гвен жалобно застонала.
========== 13. Красная и чёрная грязь ==========
Что-то изменилось в предощущении трагедии, о которой Дучесс прежде всего и не думала: страшно подвергаться опасности и не сметь позвать на помощь людей, находящихся всего в нескольких шагах, потому что они будут издеваться над тобой, — такой дьявольской муки Дучесс не смогла бы вообразить и в дурном сне. Отчаянный жест Гвен в сторону двери настолько убедил Дучесс, что она почти увидела убийцу, шныряющеую ночью по коридору и на рассвете покидающую дом крадущимися шагами закоренелой преступницы.
— Вы могли бы позвать хоть кого-нибудь…
— Мой крик испугал бы её, и она сбежала бы прежде, чем появились мои молодчихи.
— А как она сумела добраться до окна? Ну, в тот день, когда стреляла в вас?
— Она спустилась с крыши по верёвке, выстрелила в окно, увидела, что я упала, потому что я действительно со страху свалилась со стула и больше с пола не поднималась. Не хотелось получить пулю в лоб…
— И всё это началось после того, как вы попытались прогнать её с вашего ранчо?
— Совершенно верно. Взгляните!
Она подбежала к столу, схватила бумажку и протянула её Дучесс. На листке были отпечатаны строки: «ПРЕКРАТИТЕ ПРЕСЛЕДОВАТЬ МЕНЯ, И Я ОСТАВЛЮ ВАС В ПОКОЕ!»
— И вы не пожелали выполнить требование?
— С большим удовольствием посмотрела бы, как она болтается в петле! Через день после того, как я получила это послание, мне пришлось отрядить за ней новую погоню.
Дучесс кивнула головой. Сколько отваги было в этой измождённой непрерывной борьбой скотоводке!
— Эх, мне бы с ней встретиться лицом к лицу! Взять бы мне её на мушку, — запричитала Гвен. — Но она шатается тёмными ночами…
Сильный стук во входную дверь прервал её речи.
Двери отворились, и в доме раздался громкий голос:
— Гвен! Ранья Гвен!
— Это шериф! Тома Аньена! -воскликнула ранчёрша, направляясь к дверям. — Может, она хоть что-нибудь разузнала…
Она открыла дверь комнаты и в сопровождении Дучесс выбежала в коридор. Гвен стремительно неслась по крутой лестнице, так что Дучесс едва поспевала за ней.
— Ну что, Тома?! — крикнула она, спускаясь в холл.
— Мы тут ищем одного человека, — произнесла шериф. — Ищем одного человека, и, клянусь Всевышним, она здесь!
Шериф закончила фразу в тот момент, когда Гвен и Дучесс спустились с лестницы.
— Руки вверх, Дучесс! Поднимайте их и не вздумайте дёргаться.
Увидев приставленный к груди револьвер, Дучесс послушно подняла руки. Похоже, Тома Аньена была настроена весьма решительно. За её спиной слышался довольный гул толпы, и Дучесс, оглянувшись, заметила, что она со всех сторон окружена огромным количеством людей, причём все они были настроены так же серьёзно, хотя и выглядели довольно усталыми. Они всё ближе подходили к ней.
Несмотря на то что безоружный враг находился под прицелом шерифы, толпа эта, вроде стаи стервятников, приближалась осторожно, и никто из них не снимал ладоней с рукояток револьверов.
Эта картина произвела на Дучесс глубокое впечатление, и именно потому она радостно улыбнулась шерифе и людям, пытавшимся укрыться за её спиной.
— Что случилось, Тома? — спросила она.
— Это был ваш последний проступок, — злобно произнесла шериф. Обычно она отказывалась разговаривать с преступницей и тем более допрашивать её до подписания официального ордера на арест, но сегодня, похоже, у неё всё было приготовлено задолго до встречи с Дучесс. — Тори! Отбери у неё револьвер!
Кто-то вытащил револьвер из кобуры Дучесс и тут же отшатнулся, от греха подальше, в сторону.
— Чёрт побери, Тори, разве ты не знаешь, что особы вроде Дучесс никогда не ходят с одним револьвером?
Тори поспешно вернулась к Дучесс, ощупала одежду и вытащила из-за пазухи короткоствольный, но весьма тяжёлый револьвер.
— Видать, ты ничему не научишься, пока тебя не продырявят в нескольких местах, — сказала шериф. — Ты уверена, что у неё больше ничего нет?
— Конечно, уверена, — заявила Тори, покраснев до ушей, — так она переживала из-за допущенной ошибки.
— Что ж, посмотрим, — произнесла Тома Аньена. — Если ты опять ошиблась, то кое-кто из нас не успеет состариться даже на минуту, потому что придётся ей отправиться на тот свет от пули этой… Эй, девчата, вы там, возьмите-ка на мушку Дучесс!
Приказ был выполнен. В руках сверкнула дюжина кольтов, и воронёные стволы уставились в грудную клетку Дучесс.
Тут шериф подошла поближе и протянула руку к воротнику арестованной. Дучесс носила рубашки свободного покроя, с широко распахнутым воротом. Но даже в этом краю широких и просторных одежд ворот её рубахи был вызывающе большим. Шериф запустила руку под рубашку Дучесс и вытащила указательным пальцем верёвочку, на первый взгляд обычную, тёмную, ничем не примечательную бечёвку, на деле же сплетённую из крепчайшего конского волоса.
Намотав эту верёвочку на палец, шериф неожиданно вытащила из-за широкой пазухи рубашки Дучесс симпатичный маленький револьверчик, такой малюсенький, что даже опытная рука картёжницы с трудом могла бы ухватить его, не говоря уже о том, чтобы спустить курок. У револьвера было два коротеньких ствола большого калибра.
— Как я и говорила, парочка трупов! — заявила шериф. — Я как раз хотела сказать, что не хватает парочки трупов. И одним из них должна бынл стать ты, Тори!
Лицо Тори полностью залила жгучая краска стыда, и она отступила в толпу, пытаясь укрыться от позора. Но на неё так никто и не смотрел, потому что эти серьёзные люди ужаснулись результатам фокуса, который проделала шериф.
— Видите, как она подготовилась? — спросила Тома Аньена, отступив па шаг. Она говорила о Дучесс уже как о мёртвой или, в лучшем случае, как о посаженной в клетку кровожадной хищнице. — Предположим, что в кобуре у неё не было бы револьвера. Если кто-то застал бы её врасплох, то под одеждой на этот случай спрятан второй револьвер. Но если бы у неё не вышел и этот трюк и пришлось бы поднять руки и заложить их за голову, то большим пальцем за шеей она ухватила бы верёвочку и выудила бы эту игрушку. Тут и конец человеку, который уже вздохнул с облегчением, выполнив сложную и опасную работу по аресту преступницы. О, Дучесс стреляет с подбородка так же хорошо, как с плеча или с бедра. Дучесс, не так ли вы ухлопали Пенни Сенки?
Дучесс опять простодушно улыбнулась и не произнесла ни слова.
— Конечно, вам нечего сказать, — произнесла Тома Аньена. — Повернитесь!
Дучесс повиновалась.
— Держите её на мушке, девчата! Пусть только шевельнётся, пусть только попробует! А теперь, Дучесс, опустите руки и заведите их за спину?
Дучесс беспрекословно повиновалась, и как только запястья её очутились за спиной, щёлкнули наручники.
— А теперь, — с облегчением вздохнула шериф, — похоже, что я своё дело сделала!
— Отличная работа, это уж точно! — загудела толпа.
— Повернитесь, — велела шериф Дучесс и продублировала приказ тычком ствола в рёбра.
Дучесс повернулась и встретилась взглядом со своими врагами.
— Поглядите-ка на неё, девчата, и расскажите ей, в чём тут дело.
— Чёртова твоя бандитская душа, будь она проклята! — крикнула высокая женщина с искривлённым лицом, выскочившая вперёд из глубины толпы. — Я расскажу тебе, за что тебя повесят! Ты…
Поскольку ругательство застряло у неё в глотке, она просто размахнулась и ударила Дучесс кулаком в челюсть.
— Стоп, Мартина, назад! — прогремела шериф. — Ведь она в наручниках!
Она отшвырнула Мартину от Дучесс, но, похоже, толпа не разделяла справедливого возмущения шерифы. В ней раздался дикий вой, как в стае волчиц, занятой делёжкой добычи. А когда злоба переходит какие-то определённые границы, она превращается в отвратительную жестокость. Что же касается Дучесс, то из уголка рта у неё потянулась тоненькая ниточка крови, но она всё продолжала улыбаться. Лицо её смертельно побледнело; она не спускала ласкового, неподвижного взгляда с Мартины.
— Я объясню, Дучесс, если вы всё ещё не понимаете! На этот раз вам не выкрутиться. Вас видели! Нет смысла отпираться. Давайте, Дучесс, как настоящая женщина, имейте смелость признаться. Прошлой ночью вы убили Дарину Мартин на Гавенейской дороге!
— Нет!
— Лжёшь! — раздался в толпе мужской голос.
— Мистер Мартин! — воскликнула шериф. — А ну расступись, девчата!
Ковбойши зашевелились и образовали в толпе узкий проход, по которому зашагал маленький, прямой мужчина средних лет, с загорелым лицом и выгоревшими прядями волос, свисающими из-под шляпы. Как и у всех прискакавших сюда верхами, его одежда была забрызгана красной грязью. Он остановился в шаге перед Дучесс. Никогда в жизни она не забудет его сверкающие гневом глаза!
— Джована Морроу! — воскликнул он. — Вы убили Дарину Мартин!
Ропот ненависти и негодования прокатился по толпе. Ковбойши придвинулись ближе. Идея линчивания носилась в воздухе.
Шериф решила прикрыть арестованную собственной грудью, поскольку тоже почувствовала назревающую грозу.
— Посторонись, девчата! — крикнула она. — Дайте я её отведу сначала в город, а там…
— Я помогу вам сэкономить на дороге, — сказала Дучесс.
Шериф быстро повернулась к ней.
— Как это? — хмыкнула она.
— Позволите задать им пару вопросов?
— Говорите, только поскорее.
— Мистер Мартин, вы видели, как я убивала?
— Да!
— Когда это было?
— Ночью, в четверть двенадцатого, на дороге, где…
— Но ведь было чуть-чуть темно, не так ли?
— Она думает, что темнота спасёт её! — воскликнул добрый мистер Мартин. — Но мрак не был непроницаемым, Джована Морроу, и вашу сивую кобылу вполне можно было разглядеть!
— Но вполне можно было и ошибиться. Тем более что вы видели сивую лошадь, но моё лицо вам не удалось рассмотреть?
— Конечно, нет, потому что на вас была маска! Но все мы прекрасно знаем, что у вас сивая кобыла. Мы знаем, что вы ушли с бала, обуреваемая желанием пристрелить кого-нибудь за ту встречу, которую вам устроили. И вы решили сорвать злобу на Дарине, потому что наша дочь не захотела…
— Эй, девчата, не проводите ли меня до конюшни?
Добродушие Дучесс действовало исключительно умиротворяюще на ковбойш. И тень сомнения уже закрадывалась в их души.
— Выходите! — произнесла шериф. — Мы проводим вас, Дучесс.
Толпа расступилась. Она прошла в парадные двери, спустилась по ступенькам крыльца и направилась к конюшне, в которой отвели место её кобыле. Понедельница между тем, неплохо отдохнув, резвилась на траве за конюшней, словно молодая лошадка, разбрасывая копытами комья земли и клочья травы, которые тут же уносились свежим ветром. Смотреть на лошадь было одно удовольствие. Дучесс остановилась, чтобы сопровождающие также могли насладиться очаровательным зрелищем. Потом они все вместе вошли в конюшню.
— Вот моё седло, — сказала Дучесс. — Шериф, прошу вас, вынесите его во двор.
Шериф удивилась, но послушалась. Старое седло было сильно забрызгано грязью после долгой ночной поездки под дождём.
— Есть разница между грязью на моём седле и на сёдлах ваших людей? — спросила Дучесс.
Ковбойши принялись рассматривать сёдла.
— Ваши сёдла все, как одно, забрызганы красной глиной. Посмотрите, она держится словно замазка. А вот моё седло — на нём чёрная грязь. Разве это не доказывает, что меня вообще не было на Гавенейской дороге, а, девчата?
Воцарилась тишина. Однако было не похоже, что такая мелочь может сорвать плоды их серьёзных раздумий и проделанная дальняя дорога до ранчо Гвен окажется совершенно бесполезной тратой времени и усилий.
— Не так уж и трудно подменить седло! — закричал мистер Мартин, но голос его предательски дрожал, потому что уверенность в правоте быстро покидала его.
— Где, по-вашему, я могла заменить его? — спросила Дучесс. — Это седло я купила вчера в Хвилер-Сити, и могу это доказать. Как я могла провезти его по дороге в Гавеней и не забрызгать красной глиной?
Шериф тихонько ругалась.
— Кроме того, — добавила Дучесс, - Гавенейская дорога достаточно далеко отсюда. Если бы я дала такой крюк на своей Понедельнице, смогла бы она сейчас так резвиться, как вы полагаете? — И она показала пальцем на загон, где разыгралась её сивая.
Все сомнения рассеялись. Это был слишком сильный удар. Молчание толпы доказывало: доводы Дучесс настолько очевидны, что их нельзя не принять. В них было ровно столько простоты и ясности, сколько необходимо для самого веского доказательства.
— Мистер Мартин, — сказала она, — несмотря на вой ветра и проливной дождь, вам удалось среди ночи увидеть, как убивают вашу жену. Однако вам известно лишь то, что лошадь убийцы была сивой масти. Шериф, вы не имеете права арестовывать меня на основании такого доказательства. Весьма буду вам благодарна, если вы положите моё седло на место и снимете с меня наручники. Да, чтобы не забыть: пожалуйста, верните мне мои револьверы.
Не оставалось ничего иного, как признать поражение. Желающие внимательно рассмотрели сухую грязь на седле Дучесс. В самом деле, было просто невозможно очистить седло самым тщательным образом от красной глины и вновь старательно обрызгать его обычной грязью. Шериф, подавив страстное желание, молча сняла наручники и вернула Дучесс оружие.
После акта капитуляции все направились к своим лошадям, около Дучесс задержалась одна лишь шериф, намереваясь немного побеседовать с ней.
— Дучесс, мне очень неприятно, честное слово! — произнесла она.
— Спасибо, — ответила Дучесс.
— Но ваш прежний образ жизни заставляет в первую очередь подозревать вас…
— Вы так полагаете? — спросила Дучесс, и на этом в беседе была поставлена точка.
Отъезжающие ковбойши видели, как она сворачивает сигарету и как с невесёлой улыбкой смотрит на сестру убитой. Мартина, вовсю орудуя шпорами, ускакала, наверное, уже на целую милю, но всё ещё взбадривала свою лошадь, будто сам дьявол устроил за ней погоню.
========== 14. Ночные сигналы ==========
Когда утих лошадиный топот, остатки толпы, состоявшие из любопытных ковбойш с ранчо Гвен, были разогнаны повелительным криком Стеллы.
— Вы что, решили зарабатывать себе на жизнь бездельем, наслаждаясь хорошей погодой? — гремел её голос. — Давайте-ка берите свои кривые ноги в руки — и за работу!