========== 17 ==========
Не знаю, как долго я проспал, но когда я открыл глаза, солнце уже давно светило в окна. Я накрылся одеялом, снова попытался заснуть — но настойчивое пение птиц мешало мне.
Нехотя поднялся с кровати и огляделся. Рунила в доме не было, на столе лежала записка от него — с предложением позавтракать кашей с чаем и надеть поверх рубахи рыжую монашескую рясу вместо плаща. Спустился в подвал, ощупал свои вещи — ещё немного им всё-таки надо посушиться на воздухе. Если погода будет хорошей — к обеду высохнет. Заберу их пока наверх, а после завтрака найду старика и спрошу, где можно развесить вещи.
Завтракал я так же без удовольствия, еда снова казалась мне безвкусной. Хоть как-то я мог ощутить лишь вкус чая — кажется, с лиловым горноцветом? Когда я уже собирался подобрать свои вещи, скрипнула дверь.
— Не думал, что ты так рано проснёшься, — заметил Рунил.
— Разоспался, прости.
— Ничего. Тебе сейчас полезно. Позавтракал уже, всё?
Я кивнул. Жрец выставил на стол какую-то склянку, вылил её тёмно-коричневое содержимое в стакан, развёл водой и протянул мне.
— Выпей. Это зелье поможет тебе скорее восстановиться.
Мне снова стало неловко.
— Пей — и пойдём во двор. Развесим твои вещи и посмотрим, что мы сегодня сделаем на кладбище.
Залпом осушил зелье — противное на вкус, кажется, такое же, как я купил у Аркадии.
— Ну-ка, дай на твою рану посмотрю, — попросил старик. — Ложись ближе к свету.
Пришлось лечь на свою кровать ближе к окну и задрать рубаху. Рунил, стараясь не загораживать собой свет, принялся внимательно изучать шрам.
— Ты знал, что тебя ранили зачарованным клинком?
Завертел головой. Надо же. Кинжал был не только отравленным, но ещё и зачарованным! Интересно, на что?
— Тип чар определить сможешь — желательно, не отрезая от меня ничего?
— Судя по тому, как тебе было плохо и как рана заживает, это был отъем жизненной энергии.
Хорошо Балгруф, однако, своих ручных убийц снабжает — яды, зачарованные арбалеты, зачарованные кинжалы… Этот человек явно не экономит на собственной безопасности!
— Значит, шрам не свести даже с помощью скульптора лиц? — боязливо спросил я, опуская подол рубахи и поднимаясь.
— Не знаю. Балгруф явно не хотел, чтобы ты умер в ближайшее время — и потому либо целители из кожи вон лезли, либо зачарование было слабым само по себе.
Обе версии имели право на существование — хотя и очнулся я в своей комнате один. С другой стороны, жрецы почти сразу заметили, что я очнулся, до этого Альдегунд просила кого-то проследить, чтобы я не умер до разговора с Балгруфом, потому и била в живот. А если бы я не согласился с предложением ярла, мне бы просто не дали выжить.
— Может быть, скульптор лиц и поможет, — продолжил старик. — Но возьмёт наверняка недёшево.
О скульпторе лиц мне в любом случае следует думать лишь после возвращения на Алинор: к босмерке, сидящей в рифтенской канализации я ни за что не пойду, слухи о ней нелестные ходят.
— С другой стороны, шрамы украшают мужчину.
Я презрительно фыркнул. Может быть, каких-нибудь варваров и дикарей они и впрямь украшают, но нечего алинорским альтмерам держать на теле память о своих ошибках. Тем более таких позорных.
— Эстормо, прекрати уже, — потребовал Рунил. — Это ведь твоё первое серьёзное задание, которое ты выполнил! Ты нашёл своих коллег и знаешь, отчего они погибли! На твоём месте я бы ещё подумал, что можно исправить. На свежем воздухе как раз думается лучше.
— Да, конечно, — вздохнул я. — Пошли работать.
Вещи мы вывесили на заднем дворе, а затем, вытащив пару мотыг и грабли, направились на кладбище. Трава уже засохла, её нужно будет сгрести в кучи вместе с другим мусором и прикопать где-нибудь, чтобы затем разбрасывать получившийся перегной по земле. Каст уже начал делать всё это, и теперь мне придётся продолжать за ним его работу.
Я сгребал траву и думал над тем, что мне делать. Возможно, мне стоило сделать на листах с отчётом одну из стандартных пометок, которая бы показала Эленвен, что текст написан под диктовку, а иной его вариант означал угрозу моей жизни? Но не заметили ли бы этого те норды, что контролировали меня, не сравнили бы буквы и не велели переписывать всё заново, заподозрив неладное? Они наверняка видели не одного талморца, возможно, перехватывали не одну нашу шифровку. Где же, где я допустил ошибку?
Моё внимание привлёк зашедший на кладбище норд, внимательно изучавший надписи на надгробьях. Слежка? Нет, он остановился, склонился над одной из могил, положил на землю цветы, присел рядом и принялся что-то бормотать. Возможно, просто посетитель.
Вот зашёл ещё один, так же остановился возле одной из могил и просто молча стоял, вчитываясь в надписи на надгробной плите. Тоже просто посетитель? Или всё-таки слежка?
Ещё двое, мужчина и женщина, на сей раз — имперцы, остановились возле одной из самых свежих могил, женщина навзрыд плакала, мужчина обнимал её, проклинал кого-то, так же едва сдерживал слёзы. Нет, эти — явно простые посетители, недавно потерявшие кого-то. Я сгрёб траву в охапку и потащил к общей большой куче, затем направился сгребать траву дальше. Имперцы больше не в силах были находиться на кладбище и, рыдая, направились прочь, а я из любопытства подошёл к могильной плите в надежде разглядеть имя и дату смерти. Эти люди недавно потеряли свою дочь — всего десять лет девочке было. С одной стороны, представляю, как это ужасно: Рунил из-за гибели сына вообще покинул службу и пошёл служить имперскому богу. С другой — у людей с деторождением сложностей нет, и они могут родить ещё одного ребенка.
Молча стоявший возле могилы норд тоже развернулся и направился к выходу. Возможно, его «смена» закончилась, и сейчас придёт кто-нибудь ещё. А может, он просто посетитель. Другой то смеялся, то кулаком лупил землю, то всхлипывал и ругался. Нет, этот вряд ли пришёл шпионить за мной.
Я решил продолжить работу — нужно выгрести траву хотя бы там, где её особенно много. Заодно подумаю, где я всё-таки допустил промах. Мог ли жёсткий разговор с Фендалом быть ошибкой, или ривервудские мужчины меня всё-таки сдали раньше? Да и чем я выдал себя? Тем, что расспрашивал о Санионе? Возможно, мне не следовало быть таким настырным — лучше было расспрашивать местных будто бы невзначай, постоянно переводить темы, запутывая их. Да, я задержался бы в Ривервуде подольше, но, может, не пришлось бы затем лежать в храме Кинарет без сознания! В Вайтране, кажется, я вёл себя достаточно естественно для Дозорного Стендарра.
Неожиданный приступ слабости заставил меня опереться о черенок мотыги. Голова закружилась, я сильнее обхватывал черенок, боялся, что сейчас упаду. Я едва добрёл до стены, постоял немного, пока сознание хоть немного не придёт в порядок. Затем так же, по стенке, добрёл до лавочки и присел. Голова неприятно кружилась, слабость одолевала меня, хотелось просто лечь, закрыть глаза и не вставать. Да, пожалуй, пойду в дом и немного полежу. После обеда продолжу.
Как я зашёл в дом, я плохо помнил — но там уже хлопотал Рунил.
— Я полежу немного, — зачем-то оправдался я.
— Конечно, полежи. Потом обед готовить будем.
Готовить обед… Обед… Поесть — это хорошая идея. Но сначала полежу.
Я плюхнулся на кровать прямо в одежде, не снимая ботинок. Всё вокруг кружилось, я ненадолго закрыл глаза, но мне всё равно казалось, что неведомая сила каким-то образом оторвала мне голову и сейчас играет с ней, будто с мячом. Когда головокружение прошло, я сумел, наконец, подняться, и неторопливо направился к столу, где Рунил уже нарезал мясо и сбрасывал его в котелок на камине.
— Давай овощи резать, — жрец потянул мне тарелку с различными овощами и нож. — Бери нож в руку, какой ты обычно работаешь, второй рукой возьми что-нибудь из этого и клади на доску.
Взял парочку морковей.
— Клади одну из них на доску и придерживай второй рукой. А рукой с ножом — нарезай.
Я пытался отрезать от моркови кусок, но моих сил будто бы не хватало.
— Потоньше возьми, вот так, — старик принялся направлять мою руку, показывая, как правильно я должен нарезать овощи, затем я продолжил уже сам. Не так уж это и сложно, оказывается.
— Рунил, двое имперцев, мужчина и женщина, недавно потеряли дочь, верно? — зачем-то спросил я.
— Да. Около месяца назад я отпевал их девочку.
— Болезнь?
Обычно девочки не склонны зашибаться насмерть, играя, где им запрещают, и в лес ходить одни боятся — а имперцы и вовсе обладают какой-то врождённой способностью хорошо объяснять окружающим (в том числе и своим детям), что им делать можно, а чего нельзя. Потому я и предположил какую-нибудь тяжёлую болезнь, с которой детский организм не управился.
— Нет. Убийство.
Не знаю, почему меня взволновала смерть десятилетней имперской девочки, но насильственные смерти детей — это ужасно. Ладно подростки и молодёжь, но дети… Нет, это для меня, даже как для талморского юстициара, слишком жестоко. Надеюсь, убийцу схватили и повесили, а труп его склевали вороны. Впрочем, имперские законы настолько мягкие, что смертная казнь только за государственную измену полагается! В таком случае надеюсь, что этот детоубийца сгниёт в тюрьме.
— Убийцу поймали?
— Да, сразу же. Едва от толпы разъярённых горожан спасли и до тюрьмы довели. Я слышал, он сейчас сидит в камере, которую они называют одиночной, боятся, что его… ну…
Рунил отчего-то смущённо опустил голову. Не понимаю, чего он так заволновался? Прикончат тварь — и поделом!
— Дали бы другим заключённым его прикончить, — хмыкнул я. — Я слышал, что в некоторых городах так и поступают.
— Ты не понимаешь, Эстормо, — старик сложил нарезанные овощи в тарелку, затем забрал то, что успел нарезать я и направился к котелку, — этот человек в волка перекидывается!
Оборотень, что ли? Тем более тогда надо прикончить тварь, чтобы не сбежала! Улучить момент, когда он начнёт превращаться и пристрелить — мотивировав тем, что предотвращали побег!
— Почему стражники до сих пор его не убьют? Это ведь опасный зверь, который даже ребёнка не пожалел! А взрослого прикончит — и глазом не моргнёт!
— Если ты Дозорного Стендарра изображаешь, то должен знать, что все оборотни в момент обращения теряют связь со своей человеческой сущностью и не отдают себе отчёт в том, что они сделали. Ярлова управительница пытается найти для этого несчастного лекарство — чтобы, по крайней мере, обезопасить тюремщиков.
Тут я ничем помочь этой альтмерке не смогу. Я не знаю, где можно найти лекарство от ликантропии. Оставлю эту тему, но буду знать, что в Фолкрите нужно быть осторожнее. Вдруг этот оборотень ухитрится сбежать из тюрьмы?
Рунил следил за нашей будущей похлёбкой, и когда она была почти готова, он мне показал, что происходило в котле: овощи стали мягкими, сама жидкость немного изменила цвет и забавно бурлила. Мы сняли котелок с огня, и я помог старику разлить похлёбку по тарелкам. Её вкуса я снова не ощутил — даже после того, как добавил в свою тарелку соли и немного специй.
— Я думаю, жрецы из кожи вон вылезли, спасая тебе жизнь, — зачем-то сказал он. — Чары на клинке всё-таки были сильны, раз тебе до сих пор настолько плохо, что даже вкуса еды почувствовать не можешь.
— Я же вылечусь? — боязливо спросил я. — Буду снова чувствовать вкус еды и перестану падать от усталости так часто?
— Не знаю. Надеюсь, что зелья тебе помогут.
После обеда мы занесли в комнату постиранные вещи, под руководством Рунила я залатал дырки и отутюжил одежду, а затем снова продолжил работу на кладбище. Люди всё приходили и уходили. Норды. Имперцы. Несколько редгардов. Несколько бретонов. Мужчины и женщины. Молодые и старые.
Голова снова закружилась, я снова добрёл до скамьи, а затем заполз внутрь, чтобы полежать. Рунил, глядя на моё состояние, вытащил с полок старые заметки и баночки с какими-то порошками; затем я услышал стук пестика о края ступки, бульканье и разбивавшиеся о стеклянную посуду капли. По комнате разносился странный запах — возможно, засушенных трав, возможно, ещё чего-нибудь.
— Будешь ещё пить это, — заявил жрец, поставив на столик ещё один пузырёк с зельем. — Подняться сможешь?
Я кивнул, кое-как сполз с постели и добрёл до стола. Старик тем временем взял деревянную ложку, которой мы недавно ели похлёбку, налил в неё своего зелья и велел выпить неразбавленным. Вкус этого варева я всё же смог ощутить: невероятно горькое и приторно-сладкое одновременно, что делало зелье очень и очень противным. Я собрался запить его обычной водой, но Рунил запретил мне делать это, велел перетерпеть.
— Оно не лечит, просто облегчает усталость, — пояснил он. — Зария научила делать.
— И что здесь?
— Жареная злокрысья кожа, соты с мёдом и зерна пшеницы.
К горлу подкрался противный едкий комок. Жареная злокрысья кожа. Мерзость какая.
— Выйди на воздух и посиди на скамейке, — снова посоветовал Рунил.
Свежий воздух привёл меня в чувство, а усталость начинала отступать — я снова мог хоть сколько-то ясно мыслить и даже просто двигаться. Я снова принялся за работу — и за раздумья о том, как мне поступить.
Стоит ли послушаться Балгруфа и просто сваливать всё на Братьев Бури? В то, что Братья Бури убили двоих талморских юстициаров, поверить проще всего: это первая версия, которую выдвинет любой следователь. Я в том числе. Буду честным: если бы не ночная стычка с вампирами, в гибели Саниона я тоже бы винил Братьев Бури. Только вот я не могу никак объяснить, как эти мятежники организованным вооруженным отрядом проникли в нейтральное владение. Это же у меня спросит Эленвен — и мой ответ её не впечатлит. Да, можно сказать о неблагонадёжности Балгруфа и о том, что за ним нужно приглядывать как следует. Или, может, вообще явиться в посольство в другом наряде, например, в жреческой робе? Сказать, что мне пришлось срочно эвакуироваться из владения и пробираться в Хаафингар окольными путями, избегая слежки? Сказать, что я подозреваю Балгруфа в сговоре с мятежниками, обвинить его в покушении на свою жизнь (что будет правдой)… Только как я докажу, что отхватил кинжальную рану не от обычного грабителя, а от ручной убийцы вайтранского ярла? Может, сказать, что мне удалось отбиться? Но если Эленвен заметит, что чувствую я себя не лучшим образом, а кто-нибудь доложит ей о появившемся на моём боку шраме и испорченной робе мага? Может, удастся скрыть всё это? Например, намеренно прогонять прислугу, когда соберусь принять ванну, отдавать постирать свои вещи не прачкам в посольстве, а вырываться в Солитьюд и стирать всё там самому — ну, не будет ещё некоторое время получаться, потом приноровлюсь. Но если мне однажды станет настолько плохо, что я потеряю сознание на глазах у коллег? И как я оправдаю постоянный поход в Солитьюд за зельями? Хорошо, если я скажу, что меня ранил убийца, как я оправдаю то, что до сих пор жив, а моя рана залечена явно руками целителя, а не самостоятельно? Сказать, что я сумел вырваться, кое-как перетянул рану, напился зелий и отправился в Фолкрит, где некоторое время отсиживался у Рунила?
Отнёс траву в общую кучу и остановился, чтобы перевести дыхание. Затем снова пошёл работать.
Буду прорабатывать эту легенду. Допустим, я отправил свой рапорт, где обвиняю Братьев Бури в убийстве Лоркалина и его солдат. Вернулся в трактир — ждать, как и положено. Вечером отлучился… А что я мог забыть вечером на улице? Рассказывать об Альдегунд — значит рассказывать о собственной некомпетентности. Допустим, мне сказали, что на город напали вампиры. Я помог страже умертвить их… Логичнее тогда сказать, что меня ударила одна из тварей — но тогда бы я мог просто отлежаться в храмовом лазарете. Может, сказать, возвращался вечером из другого трактира — более приличного, чем «Гарцующая кобыла». От «Пьяного охотника» до «Гарцующей кобылы» идти прямо, не сворачивая в тёмные переулки, а нападать на кого-либо на центральной улице, где вся стража ходит, глупо. Прошёлся до знаменитой медоварни Хоннинга? По той дороге тоже стражники постоянно ходят. Сказать, что отхватил удар в живот на самой медоварне, а нападавший скрылся? Но как объяснить, что на меня напал именно человек от ярла, а не обычный любитель пьяной поножовщины?