— Не получается у нас с вами сделки, — покачал головой Гватрен. — Что же делать, когда вторая сторона не готова платить? Разве что проявлять добрую волю и щедрость, надеясь на то, что благоразумие к вам рано или поздно вернётся. И взывать если не к вашему разуму, то хотя бы к родственным чувствам!
Гватрен протянул руку и снял капюшон с головы второго всадника, сидевшего на мелкой, сухой рыже-золотистой лошадке. Животное нервно топталось на месте; Маэдрос, очень любивший лошадей, с горечью подумал, что для лошади такой породы здесь и сейчас слишком холодно.
На серебряные складки плаща упала тёмно-золотистая коса, и на Маэдроса испуганно взглянула хрупкая девушка-эллет — почти девочка. Майтимо настолько удивился, что не сразу вспомнил, где он раньше её видел. Впрочем, даже если бы они не встречались раньше, большие серо-зелёные глаза, тонкий нос, слегка наивно сложенные, будто готовые робко улыбнуться, губы так напоминали сыновей Финарфина — Финрода и Ородрета, — что можно было сразу предположить, с кем он имеет дело.
— Финдуилас! — воскликнул Амрод. Он сбежал с крыльца и помог ей сойти с коня.
Остальные молчали.
— Питьо, не будь идиотом, — обратился к младшему Келегорм. — Финдуилас, дочь нашего двоюродного брата Ородрета, короля Нарготронда, умерла. Её убили орки. Убери её отсюда. Посади на коня и отправь восвояси.
— Откуда ты знаешь? — воскликнул Амрод. — Это она. Ты просто её плохо помнишь. Это она.
— Мне виднее, я ведь жил в Нарготронде, — сказал Келегорм, хватаясь за маленький кинжал у себя на поясе. - Да, это она. В других обстоятельствах я поклялся бы, что это Финдуилас, что это та Финдуилас, которую я знал. Но зачем нам сейчас привезли её, даже если считать, что она осталась в живых? Что случилось с её разумом и с её фэа после двадцати пяти лет в Ангбанде? Есть столько свидетелей тому, как она умерла, как её хоронили. Это оборотень в её обличье. Кто-то, кто воспользовался её телом.
— Если она не умерла… — начал Маглор.
— Я умерла, — тихо сказала Финдуилас. — Я умерла. Это было очень больно. Я умерла, но я решила родиться снова. Я так хотела снова увидеть Турина Турамбара. Я хотела помочь ему. Поэтому я пробыла в чертогах Мандоса совсем недолго. Я умолила вернуть меня в Средиземье, чтобы родиться снова. Но было слишком поздно. Век людей короток. Я не успела найти его… А потом меня разыскал Саурон. Но в его владениях я пробыла совсем недолго. Он узнал от меня всё, что хотел, и я ему больше не нужна. Я попросила вернуть меня родным. Саурон не знает, где найти сестру моего отца, Галадриэль, да и если бы знал, вряд ли его посланник смог бы добраться до неё. Других родственников, кроме вас, у меня в Средиземье нет. Все родные моей матери погибли при падении Нарготронда или оказались в рудниках Ангбанда.
Келегорм молчал.
— Я не очень верю всему этому, — сказал Маглор.
Маэдрос спустился с крыльца и подошёл к ней поближе. По сравнению с ним она казалась совсем крошечной; он наклонился к ней, опираясь на седло её коня и посмотрел ей в глаза.
— Останься, — сказал Маэдрос. — В конце концов, у нас действительно ничего нет и у нас уже ничего не отнять. Ну может быть, кроме этого злополучного ключа, — тихо добавил он.
— Не делай этого, — обратился к нему Келегорм. — Не пускай её в дом.
— Да какой это дом, — сказал почти беззвучно Маэдрос; его услышали только Гватрен и Финдуилас. — У тебя всё? — обратился он к Гватрену.
— Да, — сказал он. — Хотя… Я хотел попросить тебя дать слово не причинять ей вреда. Я тоже это обещал, когда забирал её из родительского дома. Я сдержал своё слово.
— Твоё слово ничего не стоит, — ответил Маэдрос. — А своим я не намерен разбрасываться. Если…
— Тогда, — обратился Гватрен к девушке, — ты вернёшься в Ангбанд. Прости, но иначе я не могу.
— Я дам слово, — Амрод протянул руку к Финдуилас. Он хотел было коснуться руки девушки, но его пальцы дрогнули и он неловко подхватил ленту, которой был завязан её серебристый плащ. — Я даю слово, что этой женщине никто не причинит никакого вреда.
— Спасибо, — ответил Гватрен и тронул поводья своего коня.
— До свидания, — сказала ему Финдуилас.
— Лучше скажи «прощай», — покачал головой Гватрен. — Я вряд ли ещё здесь появлюсь. А ты, надеюсь, никогда не вернёшься в Ангбанд.
— Ты всегда был добр ко мне. Я же… я же знаю, что ты не плохой, — сказала ему девушка.
Гватрен затянул завязки своего плаща. Показалось красное зимнее солнце, и ткань стала отливать тёмным золотом и пурпуром.
— У Тар-Майрона я выучился истинному милосердию, — холодно сказал Гватрен. — Удачи тебе.
И, отъехав подальше от дома, он воскликнул:
— О, вы не хотели договариваться с Тар-Майроном! Может быть, вы ещё пожалеете об этом! Может быть, ты ещё пожалеешь об этом, Маэдрос! Сколько же в вас злобы, сыновья Феанора! Вот тебе безвозмездный дар всесильного Мелькора!
И Гватрен швырнул что-то прямо в Майтимо; оно ударилось ему в лоб, слегка оцарапав, и упало на крыльцо, отскочило от обледеневшей доски, упало на затоптанный снег, засверкав кровавой искрой.
Гватрен поскакал прочь.
Маглор с ужасом взглянул на эту вещь. Маэдрос упал на колени, закрыл её левой рукой, сжал пальцы над ней, не в силах взять её. Келегорм не сводил с него глаз; ему так хотелось, чтобы старший брат заплакал, поскольку смотреть на эту сгорбленную спину, судорожно прижатые к телу локти, натянутые мышцы на шее, которые просматривались сквозь облако рыжих волос, было невыносимо.
Наконец, Маэдрос сжал кулак, повернул его, раскрыл ладонь; он оглянулся, глядя туда, куда ускакал посланник Саурона; Маглор подумал, что он сам бы сейчас его взгляда не выдержал.
Маглор помнил, что когда-то, давным-давно, за несколько месяцев до того, как пропала сестра Фингона Аредэль, Фингон потерял подаренное Маэдросом ожерелье. Фингон счёл это дурным предзнаменованием, и хотя ожерелье в конце концов нашлось, он больше его не носил. Рубиновую подвеску он переделал в кольцо, которое постоянно носил на левой руке.
Перед глазами Маглора сейчас была картина: за несколько часов до коронации Фингон у себя во дворце стоит в углу, думая, что его никто не видит (Маглор подошёл к нему, чтобы что-то спросить) и снова и снова пытается снять кольцо. Оно уже не снималось.
На ладони Маэдроса лежало кольцо Фингона — искорёженное, растоптанное, три из восьми рубиновых лепестков были разбиты.
Дар Мелькора.
Маэдрос некоторое время не понимал, где находится; потом Маглор помог ему вернуться в дом.
— Мне кажется, мы даже ещё не обедали, — заставил себя сказать Майтимо. — Давай я пойду помогу Тьелко.
Келегорм лежал, отвернувшись к стене.
— Как же тут холодно, как будто окно открыто, — небрежно сказал Маэдрос и накинул на брата свой зимний плащ. — Ты хлеб будешь или только мясо? — старший потянулся за столиком, который можно было поставить на кровать и хотел было помочь Келегорму устроиться за ним, но тот оттолкнул его руку.
— Я ничего не буду. Пока она в доме, я ничего есть не буду, — сказал Келегорм.
Майтимо протянул руку и погладил его по волнистым волосам: они были влажными и спутанными. Он опять выглядел совсем больным, как в первый год.
Вошёл Амрод с тарелкой в руках.
— Детка, может быть… — Майтимо хотел сказать «может быть, позже», но не успел договорить.
— Я не буду есть, пока она в доме. Пусть она уйдёт, — сказал Келегорм. Он с усилием повернулся, глядя в глаза Амроду.
— С чего бы? — ответил Амрод. — Я дал слово. Она останется. Она наша племянница, хоть и двоюродная. У нас родных никого больше нет. Гил-Галада можно не считать, а Идриль я и раньше не считал.
— Я против, — сказал Келегорм. — Ты меня слышишь?
— Ты можешь быть против сколько угодно; я могу распоряжаться своей частью дома и приглашать туда кого угодно. Майтимо разрешил ей остаться. Или ты передумал? — спросил Амрод.
— Нет, я не передумал, и я не думаю, что это повод для ссор, — сказал Маэдрос. — Сейчас с нас взять нечего, и я не вижу, какой вред Финдуилас может нам принести.
— Ты не видишь? Это оборотень или марионетка Саурона, подменённое тело, в которое вселена неизвестно чья чужая душа. Она может убить тебя во сне, отравить, поджечь дом, сделать и тебя калекой…
— Я уже калека, и хватит об этом, — ответил Маэдрос.
Амрод протянул Келегорму тарелку, попытавшись одновременно поставить на кровать столик, но Келегорм дёрнулся и выбил её из рук Амрода. Куски тушёного мяса шлёпнулись на пол; ломоть хлеба отлетел на простыню, прямо под руку Келегорму.
Амрод поднял тарелку и, размахнувшись, швырнул её об пол так, что она разбилась вдребезги.
— Всё, с меня хватит! Делай что хочешь, я за тобой ухаживать не буду! Я больше к тебе даже в комнату не зайду. Мне надоело. Ты всё время меня поучаешь. Хватит!
— Ты что, никогда девушки не видел, — сказал Келегорм, — что так потерял голову из-за неё? Ты что, влюбился, Питьо? Тебе что, кто-то рассказал, откуда дети берутся?
— Тебе какое дело, ты, насильник? Что ты можешь понимать? — ответил Амрод. Келегорм с каким-то ужасным криком рванулся с кровати вперёд, но Маэдрос перехватил его и крепко сжал в объятиях.
— Выйди отсюда! Выйди, пожалуйста! — воскликнул Маэдрос, обращаясь к младшему и к Маглору, который появился в дверях. — Закрой дверь. Успокойся! Успокойся, Тьелко! Оно того не стоит. Хочешь, я буду ночевать в твоей комнате, если ты так за меня боишься? Хочешь?
— Нет, нет, не надо этого, не надо, — сказал Келегорм. Он с усилием опёрся одной рукой на руку брата, другой на спинку кровати и ему на какую-то долю секунды удалось встать; затем он рухнул на постель. — Всё… всё не так плохо. Я, наверное, скоро смогу ходить. Я постараюсь. Прости меня. Тебе и так плохо. Оно действительно того не стоит. Тут нечего бояться.
— Ну и хорошо. Давай я тебе принесу ещё поесть. Давай? — спросил Маэдрос.
— Ладно… не надо, я устал. Очень. Я, наверное, уже буду спать. С пола можно завтра убрать.
— Хорошо, тогда спокойной ночи. — Старший брат расправил на нём свой плащ. — Не мёрзни.
Маэдрос вышел и закрыл за собой дверь. В комнате стало совсем темно. Келегорм стал есть хлеб, который упал на его кровать, время от времени смахивая крошки на пол.
Он почувствовал, что глаза стали мокрыми. Не надо.
Он помнил, как с трудом встал на ноги, увидел, как уезжают Гватрен и Эльвинг, как бестолково топчется у крыльца лошадь, с которой помощник Саурона снял седло, найдя тайник с вещами Майтимо.
Потом он упал и потерял сознание. И очнулся от того, что Майтимо в бешенстве ударил его ногой с криком — «Где мои вещи? Где? Где?». Потом он показывал просившему прощения Майтимо на какой-то синяк на руке: «Ерунда это всё, я не должен был брать твою лошадь, моя же рядом была».
Амрод оттащил Майтимо почти сразу, но именно в этот момент Келегорм почувствовал удар, отвратительный, жуткий хруст и понял, что встать не сможет никогда.
====== Глава 15. На руинах ======
All the house was broken and ravaged. Naught is left. The treasuries are empty. The chamber of iron is torn apart. The Silmarils are taken!
Весь дом был разбит и разорён. Ничего не осталось. Сокровищницы пусты. Железная комната разбита. Сильмариллы похищены!
The Later Quenta Silmarillion
— Ну что ж, Гватрен, — сказал Саурон своему помощнику, — мы не получили ключа, но твоё предположение оправдалось: там всё обстоит именно так, как ты мне сказал. Что ж, это дополнительное неудобство, но думаю, и здесь можно найти выход и даже обратить всё это в нашу пользу.
— Финдуилас? — спросил с неодобрением Гватрен.
Саурон тихо рассмеялся.
— Финдуилас нам уже совершенно не нужна. Нам поможет Маэглин. Мы же убедились, что он полный идиот. Если Маэглин скажет пару лишних слов, или даже пару совершенно лишних фраз, это никого не удивит. Даже нашего Владыку. А что касается ключа, то я ждать не намерен.
Саурон легко взбежал на вершину огромной башни над своими покоями. Там его ждал Натрон. У края площадки стояло огромное, чёрно-синее кожистое существо — не дракон, а один из его прародителей. Саурон бросил Натрону свой чёрный плащ и взобрался на спину твари.
— Холодно, — Натрон обвёл взглядом заснеженные скалы и невольно прижал к себе плащ Саурона, который был слегка влажным и чудовищно горячим, как тряпка, которой только что открывали печь.
— Я не мёрзну, — сказал тот, — а из-за плаща он может потерять равновесие в полёте. — Саурон провёл пальцами по костяному гребню на голове существа. — Ты знаешь, что делать. Всё должно быть подготовлено к полудню завтра.
В этот день охота закончилась, не успев начаться.
Здоровую руку Майтимо выкрутили назад, почти ломая пальцы; правую, лишённую кисти, прижали к телу ременной петлёй. Они с Амродом были вдвоём; помочь им сейчас никто не мог. Майтимо услышал вскрик младшего брата; к счастью, это была только боль и неожиданность — его не убили.
Почему они пошли так глубоко в лес только вдвоём? Втайне Майтимо сейчас думал, что они уже никому не нужны. И голос у него за спиной почти повторил его слова:
— Я ничего тебе не сделаю. Ты никому не нужен, Маэдрос. Ты думаешь, что твоё имя способно сейчас увлечь кого-то за собой? «Союз Маэдроса» был почти пятьдесят лет назад; с тех пор сменилось два поколения людей. Юноши-эдайн и не слышали о тебе. А многие квенди и не хотят о тебе слышать, сын Феанора, — он почувствовал, как ноготь Саурона вонзился ему в плечо. — Да ты, наверное, уже проклинаешь свою живучесть. Не бойся за своё тело, — почти презрительно сказал Саурон, — мне нужно не оно, а то, что на нём. Ты отказался отдать мне ключ.
Майтимо тяжело выдохнул.
— Ключ? Что в нём такого?
— Ключ — это ключ, Маэдрос. Ключом открывают замки. Я хочу открыть замок ключом, разве это непонятно? — тихо сказал Саурон ему на ухо. — И ты сам мне его откроешь. Ты пойдёшь со мной.
Мысли о новом плене Майтимо вынести не смог; он отчаянно рванулся, бросился на землю, больно ударившись лбом об обледенелую корягу. Они вдвоём покатились по снегу; объятия Саурона были такими крепкими и одновременно бесплотными, что ему казалось, что его схватил скелет. Тут же Майтимо ощутил лёгкий укол, жгучий, словно укус пчелы, на шее, и почувствовал, что руки и ноги перестали ему повиноваться.
— Я с вами, — сказал Амрод. — Возьмите меня.
— Нет… — заставил себя сказать Майтимо, хотя говорить было трудно. — Нет… не надо… останься…
— Прости. Я не вынесу второй раз смотреть на то, как тебя… забирают. Я не смогу.
Младший взял его за руку, и Маэдрос почувствовал, что его куда-то несут. Саурон прикрыл ему лицо его собственным плащом, и он погрузился в беспамятство.
Когда Майтимо очнулся, перед ним предстало то, что он меньше всего на свете хотел видеть.
Его поставили на ноги; брат поддерживал его. Он заморгал. По обе стороны от него были обугленные чёрные полосы металла, искорёженные, оплавленные комки, потёки, трещины. Это были последние, Стальные врата Гондолина. Уцелевший кусок стены справа от него был украшен горельефом, изображавшим переход нолдор через Хелькараксэ; прямо на Майтимо смотрели пустые глаза Финголфина, некогда, наверное, украшенные сапфирами или опалами (когда Маэдрос был здесь в последний раз, врата ещё не были достроены). Финголфин протягивал руку, державшую когда-то знамя или меч; металл расплылся в драконовом пламени и рука Финголфина потекла, расплылась жуткой длинной полосой металла, словно из неё хлынула кровь; он будто тянулся к Майтимо, умоляя о помощи. В металл вплавилось несколько камней из драгоценной короны Тургона, некогда украшавшей врата, камней, которые мародёры не смогли выковырять.
Впереди была выжженная, серая долина, среди которой торчали лишь несколько скал и скелеты деревьев. Черной кучей углей возвышался вдали холм Амон Гварет и руины города. Лишь справа от них сверкал белизной курган, где был погребён Финголфин. Их вели туда.
Издалека он увидел вблизи гробницы высокую, стройную фигуру и его сердце замерло на мгновение: ему показалось, что это Тургон. Но через несколько шагов он понял, что это кто-то другой, и потом узнал Пенлода.