«Это та самая пассия начальника, о которой так убивался Канделябров, – вспомнил Ипатов, спускаясь в столовую. – Где он таких находит, интересно знать? С другой стороны, у Брюса абы какой и быть не может – сам туз!».
В столовой, с похоронным видом, прислуживал «эконом». За едой говорила в основном гостья. Собакин лишь изредка вставлял незначительные реплики. Ипатов, понятное дело, совсем молчал. Канделябров тоже помалкивал, но при этом грозно сверкал глазами, метал огненные стрелы в сторону госпожи Кашиной, сопел и громыхал посудой. Дама ничего не желала замечать, была довольна собой и окружающим миром. Она с удовольствием уплетала чёрную икру на жареных булочках, пила шампанское и, теребя Вильяма Яковлевича за рукав, нежно ворковала с ним, нисколько не смущаясь посторонних.
- Представьте, Вилли, я ночи не спала, всё думала, как бы мне упорхнуть из дома и побыть нам вместе несколько дней, как тогда, помните, на масленице? Всё думала и думала, как мне обрадовать своего котика.
У Александра Прохоровича вспотели руки. Канделябров, стоя за спиной женщины, метнул такой уничтожающий взгляд в сторону Собакина, что любой другой умер бы на месте, но не таков был потомок графа Брюса – он и глазом не моргнул.
- Простите, что перебиваю вас, my darling . Спиридон, спасибо, можешь идти, если понадобится – я тебя позову. Я весь внимание, Barbie …
Ипатов боялся смотреть на Канделяброва. Тот ушёл в кухню, как Командор из «Дон Жуана», - железной поступью, не проронив ни слова.
А Варвара Петровна, разомлев от шампанского, которое, кстати сказать, никто кроме неё не пил, продолжала ангельским голоском:
- И наконец, я придумала, что мне, якобы, надо исполнить свой христианский долг и данный Богу обет - съездить помолиться в Троице-Сергиеву лавру. Алексей Александрович сразу закудахтал: «Какой такой обет, почему?». А я ему напомнила, что прошлой зимой у него был сильный бронхит и врачи опасались за его здоровье. Вот, говорю, я и дала обет съездить в лавру ради твоего выздоровления. Ты, спрашиваю, сейчас здоров? «Да», - отвечает. Ну вот, видишь, я тебя на ноги подняла, теперь надо исполнить свой долг, а то, не ровён час, опять захвораешь. Муж действительно, чуть что – простужается. Всё из-за этих своих инспекционных поездок. Он, конечно, бросился меня благодарить, спасительницей назвал и отпустил. Вы мною довольны?
Собакин расхохотался.
- Забавно. Это приятная неожиданность, Варвара Петровна, что вы нашли возможность погостить у меня. Значит, теперь вы будете у нас молиться?
В кухне с жутким грохотом что-то упало. Ипатов опрометью бросился на шум. На полу лежал вдребезги расколоченный столовый сервиз, между прочим, гордость Канделяброва, из какого-то севрского фарфора. Невозмутимый Бекон жадно лизал с пола остатки чёрной икры. Спиридон бессмысленными глазами смотрел на чавкающего кота и всё повторял:
- Наказал Бог вавилонской блудницей за наши грехи.
Из оцепенения его вывел вошедший Собакин. Хлопнув старого друга по спине, он сказал:
- Не дрейфь, Кондратьич, сдюжим. Мы с тобой и не в таких переделках бывали.
- Увольте. Я уйду, куда глаза глядят пока они тут, а заместо себя найду кого-нибудь за домом приглядывать.
-Вот ещё выдумал! Куда же ты денешься? – возмутился Собакин.
- А хоть в Новый Иерусалим съезжу - давно хотел.
- Оставайся, у нас здесь теперь будет тоже лавра.
- Какая такая лавра? – не понял юмора Канделябров.
- Для всех, госпожа Кашина поехала в лавру, – со смешком объяснил ему Брюс.
Спиридон в сердцах плюнул.
- Нашли над чем смеяться! Бога не боитесь! – крикнул он. – Помяните моё слово: этакое кощунство не только ей, но и вам с рук не сойдёт.
- Тихо, Спиридон, не ори и не проповедуй – дама услышит, – железным голосом, без улыбки проговорил Собакин и вышел из кухни.
Ипатов, не поднимая глаз на бунтующего Кондратьича, поплёлся за начальником.
- И сколько времени вы сможете радовать меня своим присутствием? – обратился Вильям Яковлевич к даме, когда с помощником вернулся в столовую.
- Дней пять-шесть свободно, – ответила красавица и, капризно надув губки, приказала: – Сегодня же отвезите меня куда-нибудь повеселиться.
- Как прикажите, моя прелесть, если конечно, не боитесь, что Алексей Александрович узнает об этом или ему расскажут ваши знакомые.
- Он большой домосед и, когда меня нет, никого не принимает. А когда я вернусь домой – пусть говорят. Скажу, что они всё перепутали и видели меня не сейчас, а на прошлой неделе с моим кузеном. Да мало ли что, можно нафантазировать. Его друзья такие же старые олухи, как он сам!
Александр Прохорович сидел красный, как рак. Он был в очередной раз потрясён женским коварством и столь откровенными высказываниями приличной дамы. А ещё эти: «Вилли», «котик»! Сердце Ипатова разрывалось между преклонением перед ухарской молодцеватостью начальника и душевным согласием с Канделябровым. Собакин, наблюдая мучения Кондратьича и, видя замешательство молодого помощника, счёл благоразумным поскорее увезти Варвару Петровну на прогулку.
Перед уходом он зашёл в кухню и дружески сказал своему верному слуге:
- Спиридон, потерпи недельку. Куда я без тебя? Совесть у тебя есть? Не оставишь же ты меня одного на целую неделю!
- Сил моих нет на это смотреть. Да ещё и мальчишку вконец испортите. Не полезно ему такое видеть. Мало вам Урусовой? – тихо сказал Канделябров, не поворачиваясь лицом к Собакину и делая вид, что поглощён кухонной работой.
- Ну, знаешь! Нравственность должна лежать в характере человека. Если этого нет… Недаром один из самых патриархальных писателей, небезызвестный тебе Оливер Голдсмит говорил, что «добродетель, которая требует постоянной охраны, едва ли заслуживает часового».
- Одно дело, когда молодой, духовно неокрепший организм, спотыкается по неопытности, а другое дело, когда человек многоопытный толкает такого сосунка, как наш Ипатов, в бездну греха, – не поворачиваясь, парировал Канделябров.
- Помилуй, Спиридон, в какую такую «бездну»? Ты бредишь. Он что, девица? Ему пора мужчиной становиться и опыта набираться, а ты его женщиной пугаешь, как малыша букой.
- Хорошего он опыта наберётся, глядя на вашу… Варвару Петровну, – обнаглел Канделябров.
У Собакина не дрогнул ни один мускул на лице, а только чуть сощурились и потемнели глаза.
- Вот видишь, тебе уезжать никак нельзя, – уже зло сказал он. – Подумай, на кого ты Александра оставляешь? Я по делам уйду, а он здесь с Варварой один на один останется. Дело молодое, долго ли до греха?
Спиридон обернулся, внимательно посмотрел в лицо хозяина и тяжело вздохнул:
- Я вижу вашу иронию, Вилим Яковлевич. Простите меня за дерзость. Я забылся. На меня что-то нашло.
- Ну, вот ты и остыл, Спиридон. Отрадно. Напомни-ка мне, что говорил твой любимый Лабрюйер о дружбе.
- «Истинной дружбой могут быть связаны только те люди, которые умеют прощать друг другу мелкие недостатки».
- Вот видишь!
- Ничего себе, мелкие, – не удержался Канделябров.
- Опять за своё!- зарычал Собакин.
- Всё-всё, я остаюсь, а вы, Вилим Яковлевич, уходите от греха. Дайте мне успокоиться.
Парочка уехала. Ипатов остался помочь Кондратьичу убрать расколоченный сервиз. Душа просила разговора.
- Ты гляди что делается! – заорал Спиридон, как только за хозяином закрылась дверь. – Ты слышал? Господа Бога не побоялась приплести, чтобы хоть на несколько дней повеситься на шею чужому мужчине! И этот, баболюб, туда же! Вместо того, чтобы шугнуть её к такой-то матери, он сю-сю-сю, май дарлинг, Барби. Тьфу! Да, голова у моего хозяина хорошая, да не тому досталась.
- Спиридон Кондратьич, не переживайте вы так. Вильям Яковлевич не маленький, сам разберётся. Может у них любовь? Вон она, какая писаная красавица! Разведётся с мужем да за Брюса нашего и выйдет. Будет у них настоящая семья, он и остепенится, – рассуждал Ипатов.
- Будет… на луне да в сказках, – переговорил его Канделябров. - Знаю я его. Баловство всё это. Был бы хлеб, а мыши найдутся. Думаешь, она у него первая? Сердца таких, как наш Собакин, до гробовой доски будут отданы самым доступным из приличных дам. А я тут многих повидал.
Вдруг Спиридон как-то весь обмяк, всхлипнул и посмотрел в угол, где у него висела икона Спасителя:
- Надо мне на себя зарок положить, чтобы хорошего человека от блудной страсти отвести.
- Это как это?- не понял Александр Прохорович.
- Дам обет Богу. Сколько можно эдак-то кувыркаться с замужним полом. А, ежели, он и впрямь задумает эти жернова; себе на шею повесить – я уйду, несмотря на свой долг, как пить дать уйду, – упрямо повторил Спиридон.
На следующий день Ипатова в особняке встретил не Канделябров, а вертлявая горничная Варвары Петровны – Поля. На первом этаже, в задней, хозяйственной части дома, дым стоял коромыслом. На длинных верёвках через всю гладильную висели наряды госпожи Кашиной. Любопытная горничная влезла и в «маскарадную» под предлогом того, что ей некуда положить барынины вещи, а «тут вон какая комнатища». Её напор напрочь пресёк воинственный Спиридон. Канделябров стоял насмерть и не пустил «вздорную девку» во «святая святых» сыскного перевоплощения. Визгу было много. В столовой, где стояло пианино, Варвара Петровна постоянно музицировала. Играла она изрядно, но репертуар оставлял желать лучшего. Сентиментальная музыка доводила мужчин до зубной боли. Каждый час хлопала входная дверь. Это посыльные то и дело приносили купленные госпожой Кашиной «милые пустяки»: то коробки с шоколадом от Эйнема, то знаменитые духи «Букет императрикс» и растительную воду «Кавказские фиалки» от Брокара, а то и новомодную шляпу с малиновыми перьями и множество ещё какой-то ерунды. Это, не считая огромных букетов, которые были расставлены по всему дому. Канделяброву было приказано больше самому не стряпать, а брать обеды в ресторане «Берлин», на Рождественке - так приличнее. Любимый чай Спиридона «Чёрный перл» был изгнан, а велено было покупать зелёный - «Жемчужный» и жёлтый - «Юнфачо». Брать их надобно было только на Покровке, в китайском магазине «Та–Шен–Юй» и нигде больше. Собакину было наплевать – он пил только кофе, а вот помощнички от зелёного чая заскучали. От этой кутерьмы Канделябров изнемогал. Автоматически исполняя приказания «навязавшейся чёртовой куклы», он только и думал о том, что этот Содом через неделю кончится. Только это и оживляло его омертвевшую душу. Вильям Яковлевич, напротив, был оживлён, даже, можно сказать, не по возрасту шаловлив и снисходителен к своей любовнице, со смехом наблюдая кавардак в своём доме.
- За удовольствие надо платить, – говорил он Спиридону.
«Интересно, какое удовольствие от этого безобразия имею я?» – вопрошал про себя Канделябров, но произнести это вслух не рисковал.
По всей видимости, хозяина это не интересовало.
Ипатов исподтишка следил за женским полом и даже помог Поле принёсти в гладильную угли для утюга. Там его и застукал бдительный Кондратьич, когда неумело приобнял жеманную девицу.
Гром среди ясного неба раздался после обеда, когда Вильям Яковлевич в любовном угаре отбыл со своей Барби в театр. В это время Спиридон Кондратьич ругался с горничной, которая засовывала свой курносый нос в кухню, куда и самому хозяину ход был ограничен. Ипатов в своём углу разбирал почту Собакина и первым услышал входной звонок. Заранее предполагая, что это очередной посыльный, он, не спеша пошёл открывать. На крыльце стоял низенький старичок в серой суконной рясе, старенькой, вытертой скуфейке и с небольшим сундучком в руках.
- Молитвами святых отец наших, - дребезжащим голоском пропел монах, снимая головной убор. – Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.
- Аминь, – выдохнул Ипатов.
За спиной молодого человека закудахтал Канделябров:
- Отец Меркурий! Милости просим! Дошли мои молитвы. Сам Господь, по милости Своей, послал вас к нам!
- У Господа всего много, а милости ещё больше, – отвечал старичок, переступая порог дома и троекратно целуясь со Спиридоном.
Ипатов, не дожидаясь Канделяброва, представился сам, шаркнув ножкой. Отец Меркурий дотянулся до макушки молодого человека, перекрестил его и слегка потрепал по голове:
- Как вам здесь живётся-служится, вьюнош?
- Слава Богу за всё.
- А где сам племянничек? Нету дома? Ну, ведите меня куда-нибудь на отдых. Я смерть, как замучился: в дороге больше суток.
- Пока я вам комнатку подготовлю, пожалуйте на мою половину, вам там покойнее будет, – затараторил Спиридон и увёл гостя к себе.
Скоро он появился и торопливо сказал, натягивая сюртук:
- Я отцу Меркурию в квас плеснул снотворного. Теперь он долго спать будет. А сам побегу за Вилимом Яковлевичем в театр. Нельзя допустить, чтобы духовное лицо увидело у нас эту ... А ты карауль Полину, чтоб она не визжала и не топала до нашего прихода – не равён час, отца разбудит.
Часа через два приехали Собакин с Варварой Петровной и Канделябров. Совещание проходило в кабинете хозяина. Госпожа Кашина истерично заявила, что не двинется с места ради какого-то попа, тем более что только сегодня по её просьбе знакомая паломница должна была послать из Сергиева Посада телеграмму мужу: «Говею молюсь буду через пять дней целую варя».
- Мы вас устроим в лучшую гостиницу, – убеждал её Спиридон.
- Вы что, погибели моей хотите? – взвилась Варвара Петровна. – Вы что, забыли кто мой муж? Он – председатель санитарной комиссии общественных и питейных заведений. Ему кланяются все гостиницы, меблированные комнаты и гостиные дворы города! Если я там появлюсь – дойдёт до мужа и будет скандал!
- Успокойтесь, Варвара Петровна, он не подумал. Сейчас мы что-нибудь придумаем, – утешал её Собакин.
- С места не сдвинусь, – твердила Кашина. – Никуда отсюда не поеду ещё пять дней.
- Только не здесь, – опять подал голос Канделябров. – Поймите, родственник, к тому же священник и вы - несовместимы.
-Что-о? – опешила дама. – Вилли, выгоните этого хама вон! Он мне давно надоел!
- Спиридон Кондратьевич, не забывайся! – грозно сказал Вилли.
- Я придумал, – не унимался Канделябров. – Почему бы Варваре Петровне действительно не съездить в лавру, раз такие обстоятельства складываются? Может, отец Меркурий нарочно послан Господом Богом кое-кому для вразумления?
- Не поеду, – топнула ногой Варвара. – Сам туда езжай, дурак!
- Надо на время устроить Варвару Петровну у каких-нибудь хороших знакомых,– подал голос Ипатов, на которого до сих пор никто не обращал внимания.
Все разом обернулись к нему.
- Точно! – обрадовался «дурак». – Мы отправим Варвару Петровну к Ипатову. Меньше сору из избы будет вынесено.
- Куда – куда? – удивилась дама.
- Варвара Петровна, а если, действительно, вам на одну ночь переселиться под надёжный кров Ипатова? – воскликнул Собакин - Он снимает квартиру у почтенной дамы совсем рядом отсюда. А завтра я у ваших ног и мы что-нибудь придумаем поинтересней. В конце концов, я сниму квартиру, и мы будем вместе, сколько захотите. Ну, соглашайся, Barby, будь умницей!
-Ну, если вы настаиваете, – недовольно вздохнула Варвара Петровна, – будь по-вашему, но только на одну ночь. Да, кстати, а как же моя Поля?
- Дадите ей денег и отпуск, – нашёлся Канделябров. – Она, кажется, калужская? По чугунке часа за четыре будет дома. День-два у родных погостит и назад. Она вам ещё спасибо скажет.
Ипатов стоял столбом. Куда же он её денет, эту Барби? Святые угодники, защитите! Как он приведёт её к своей квартирной хозяйке? Она - женщина благочестивая, строгих правил, пожалуй, что и взашей выгонит их обоих да ещё от дома откажет.