Владимир усмехнулся и тут же отверг интуицию. Любой намек на нее у Огородникова показался следователю несерьезным. После встречи с писателем Фризе не давала покоя мысль: как сумел Огородников написать два десятка популярных романов и повестей? Фризе не мог вынести о них собственного суждения — никогда не читал. Но романы пользовались успехом, переиздавались, их хвалили и ругали. А сам автор производил впечатление человека недалекого. Низкий лоб с тремя глубокими морщинами. Большой палец следователя легко коснулся ставшего податливым пластилина. Большие брыли. Глаза — щелочки, оттопыренные уши. Огородников собственной персоной вдруг глянул из‑под нависших век на Фризе. «Почему он получается у меня хитрованом, а не самодовольным тупицей?» — подумал Фризе. Но до законченного портрета было далеко. Вот здесь — усы, чуть оттопыренная нижняя губа, крутой подбородок, редкие волосики на голове и пошлые бачки, дополнили портрет. Фризе с раздражением подумал, что на этот раз его постигла неудача: портрет писателя не передавал его сути. Того впечатления, которое он произвел на Владимира. На скульптурном портрете хитрость преобладала над самодовольством. Фризе поставил маленький бюстик на полку, где пребывали в покое уже многие герои его расследований.
Утром, перед уходом на службу, Владимир мельком взглянул на вчерашнюю пластилиновую поделку. Герман Огородников, прикинувшись туповатым нахалом, щурился на него, стараясь прикрыть сквозящую в умных глазах хитрецу под нависшими веками. Фризе улыбнулся и погрозил Огородникову пальцем.
МАЛОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
На службе Владимир достал из сейфа записки, полученные от Покрижичинского. И почувствовал укор совести, что не выполнил просьбу майора, не убрал записи подальше от служебного кабинета. «Не до такой же степени все дошло!» — подумал он в оправдание. Но недовольство не проходило, и это было недовольство самим собой. Он внимательно просмотрел все листочки, исписанные мелким четким почерком, хотя, казалось, уже знал все наизусть. Нет, никаких упоминаний о смертях, несчастных случаях, отравлениях грибами здесь не было. Списки сотрудников, пометки о том, кто из санитаров забирал покойников из квартир, подвергшихся ограблению, крестики рядом с именами боевиков! Фризе обратил внимание, что нигде не были упомянуты люди, уволившиеся из кооператива. О новичках можно было судить по датам, проставленным карандашом в скобках. Неужели за два года никто не ушел? Никакой «текучссти кадров», как говорили чиновники в прошлом. Не таком уж далеком прошлом.
Владимир снял трубку, набрал служебный номер Покрижичинского. Длинные, тягучие гудки. Домашний его номер тоже не отвечал. Справляться у сослуживцев майора Фризе не стал. Зачем вызывать ненужные вопросы? Наверное, он еще в отпуске.
«Может быть, Ерохин знает?» — Фризе позвонил старшему оперуполномоченному. Его телефон тоже молчал. «Работнички! Никого на месте нет!» Ворчал он зря и сам это знал. Милицию ноги кормят. На звонки исправно отвечает только дежурная служба и бездельники.
Собрав документы и убрав их в сейф, Фризе пошел обедать, что означало — если повезет, съесть холодную котлету и выпить кофе с коржиком.
После обеда, не оправдавшего даже самых скромных надежд, он снова достал записки майора с Петровки. В списке сотрудников кооператива «Харон» нашел Зеленкову, которая значилась инспектором по кадрам. Все как у больших! Аккуратист Покрижичинский записал против ее фамилии телефон. Фризе не хотелось своим звонком заранее настораживать инспектора и он заглянул в приемную прокурора, к его секретарше, «твердокаменной» Марго. Это звание Маргарита получила из‑за того, что однажды в прокуратуру города пришла «телега», в которой ее обвиняли в мелких поборах — духами и конфетами — за мелкие же услуги: без очереди попасть к прокурору на прием, продвинуть побыстрее документы к рассмотрению. Когда письмо обсуждали на общем собрании, шеф отвел от Марго все обвинения, назвав ее «твердокаменным кадром».
Фризе положил перед Маргаритой листок со служебным телефоном Зеленковой и объяснил, что от нее требуется.
— Это законно? — поинтересовалась секретарша.
— Законно, лапочка, — успокоил ее Фризе. — За вранье еще никому больше десяти лет не давали.
— Фризе! — игриво сказала Марго. — Ты дошутишься!
— Самое большее, что мне грозит, это женитьба на тебе.
— Не самая плохая мысль! — пытаясь продолжать разговор на той же шутливой ноте, отозвалась молодая женщина и неожиданно густо покраснела. Фризе тоже почувствовал неловкость и сказал грубовато:
— Марго, хватит издеваться над хорошим человеком, звони скорее.
«Какой у меня в последнее время урожай по матримониальной части», — подумал Фризе, глядя на «твердокаменную», нажимающую кнопки на панели телефона. Краска медленно сходила с ее пухлых, как у школьницы, щек. Он вспомнил Нину Серову и неожиданное чувство сожаления о чем‑то, что он должен был сделать, но не сделал, сжало его сердце и тут же отпустило. Маргарита уже говорила по телефону. Она подключила динамик, и Фризе слушал, что отвечает собеседница.
— Малое предприятие «Харон»?
— Да, — трубку сняла женщина, и Владимир решил, что это и есть инспектор по кадрам.
— Мне сказали, что вам требуется опытная машинистка?
— Кто вам сказал?
— Ну… это долго пересказывать. Сестра моей соседки.
— Вам приходилось работать на факсе?
Марго посмотрела на Фризе и он усиленно закивал головой.
— Приходилось. И я могу стенографировать.
— Где вы сейчас работаете?
Марго секунду помедлила и тут же ответила:
— В Госкомитете по статистике. — Все в прокуратуре знали, что в комитете служит ее отец на какой‑то большой должности.
— Сколько вам лет?
— Двадцать шесть. Я печатаю с шестнадцати, — тут же добавила Марго.
«Вот партизанка! — с восхищением подумал Фризе. — Не проговорилась и тут». Маргарите было двадцать девять, но она усиленно скрывала свой возраст от сослуживцев.
— Пожалуй, вы нам подойдете, — сказала женщина, — только… Вы не обижайтесь, с вами будет еще беседовать председатель и… — она опять замялась. — Короче говоря, он старается, чтобы все женщины у нас выглядели не хуже, чем манекенщицы у Кардена. — Она засмеялась. — Так что решайте сами, приезжать вам или нет.
Фризе усиленно закивал.
— Я приеду, — не слишком уверенно ответила Марго. — Могу сейчас.
— Хорошо. Соседка вам не сказала, как нас найти?
— Нет.
— Большой Гнездниковский, дом три, строение один. Увидите вывеску — «Харон» — шесть ступенек вниз. Первая дверь налево. Меня зовут Лидия Васильевна.
Фризе быстро записывал все это в свой блокнот. Очень кстати, что инспектрисса по кадрам располагалась довольно далеко от апартаментов председателя.
Маргарита положила трубку, вид у нее был несколько растерянный. Она даже, вопреки привычке, назвала Фризе по имени.
— Володя, как ты думаешь, я бы не прошла по конкурсу в этом дурацком «Хароне»?
— Ты прошла конкурс у нас — это важнее. А у председателя «Харона» извращенный вкус — манекенщицы у Кардена больные женщины.
— Больные? Чем, Володя?
— Дистрофией. Систематическое недоедание, понимаешь? Они тебе не конкурентки.
Он быстро поцеловал Маргариту в щеку и удалился, оставив молодую женщину в глубокой задумчивости.
Ехать до Большого Гнездниковского было пять минут. Следуя указаниям Лидии Васильевны, он спустился на шесть ступенек в полуподвальное помещение, толкнул тяжелую бронированную дверь со смотровым глазком и очутился в коридоре, обшитом светлыми деревянными панелями. Если бы не влажный воздух, попахивающий плесенью, этот, хорошо освещенный лампами дневного света коридор ничем не отличался от «коридоров власти». Бывшей власти и нынешней.
Лидия Васильевна сидела в крохотной уютной комнатке. Большой пузатый шкаф, — Фризе сразу решил, что это просто декорированный деревом сейф, небольшой стол со стандартными коробками картотеки, красивая настольная лампа, из тех, что можно встретить в рекламных каталогах Неккермана, толстый ковер на полу, прикрытый половичком из рисовой соломки, — защита от грязной обуви посетителей. На стене — яркий календарь с красивыми женщинами.
Сама инспектриса никак не подходила под стандарты Пьера Кардена. «Значит, родственница кого‑то из членов правления», — решил Фризе. Это была разъевшаяся кобылица килограммов на девяносто. Черноволосая, бровастая, с темным пушком на верхней губе. Фризе называл таких женщин «бабаусиками». Когда он вошел без стука, Лидия Васильевна заполняла листок по учету кадров, на котором уже была наклеена ее фотография. Делала она это очень старательно, положив свои внушительные груди на стол и выпятив нижнюю губу. Она вздрогнула, когда Фризе сказал:
— Здравствйте, я вам не очень помешал?
— Вы как привидение. Возникли ниоткуда, — недовольно сказала женщина.
— Я думаю, привидения не такие уж редкие гости в вашем предприятии? — усмехнулся Фризе, присаживаясь на стул и расстегивая куртку, чтобы достать удостоверение.
Инспектриса смотрела на неожиданного посетителя озадаченно. Похоже, не могла решить: прогнать его или выслушать?
Фризе не дал ей времени на раздумья, положил на стол, прямо на анкету, которую она заполняла, свое удостоверение и представился:
— Фризе из прокуратуры.
— Что из прокуратуры? — не поняла инспектриса.
— Кто, — поправил он. — Фризе Владимир Петрович. Следователь. Это я. И мне бы хотелось посмотреть списки всех ваших сотрудников со дня основания кооператива.
Женщина молча смотрела на Фризе. Видать, с сообразительностью у нее было не все в порядке. Наконец выражение растерянности на ее лице сменилось строгой гримасой.
— Для этого нужен ордер. Ордер на обыск. — Детективные романы явно входили в круг ее чтения.
— Я не произвожу у вас обыск. Просто следственно–розыскные действия. Статья семидесятая уголовно–процессуального кодекса РСФСР. Вы должны, по закону, — Фризе направил указательный палец в направлении ее большой груди, — оказать мне всяческое содействие.
Упоминание статьи произвело впечатление.
— Пожалуйста, я покажу вам учетные карточки на всех сотрудников. Но только поставлю в известность председателя.
— Юрия Игнатьевича? — весело сказал Фризе. — Не стоит лишний раз дергаться. Я только что от него. — Это был блеф, но Владимир решил: если инспектрисса позвонит председателю и выяснит, что они не встречались сегодня, всегда можно выкрутиться. «Только что от него», если, как любят говорить юристы, «толковать расширительно», — может означать и вчерашнюю встречу. Не в прошлом же году он посетил Грачева?!
— Ой, да как‑то неправильно получается, — покачала головой Зеленкова. — Без Юрия Игнатьевича… Да и смотрели уже наши карточки. Из милиции приходил майор. На шарик похожий.
— Лидия Васильевна, мне карточки не нужны, — сказал Фризе, и женщина даже не удивилась, откуда он знает ее имя. Наверное, считала, что следователю все положено знать по службе. — Вы же не храните карточки на тех людей, которые ушли из кооператива? Работают в другом месте?
— Не храним. Только карточки Кирпичникова и Уткина я еще не вынимала.
— Ну, конечно, всего три дня прошло.
— Вот ужас‑то! — вздохнула инспектриса и на глазах у нее появились слезы.
— Да. Ужас, — согласился Фризе и спросил: — Другие карточки вы уже вынули, а в книге, наверное, записаны все? — Фризе не был уверен, что такая книга существует, никто ведь не предписывает, каким способом учитывать свою рабсилу. Но он надеялся — а вдруг?
— Есть у нас амбарная книга, — не очень уверенно, с опаской сказала инспектрисса. — Я туда каждого заношу при выдаче удостоверения.
— Вот и славненько, — обрадовался Фризе. — Давайте сюда вашу амбарную. Я тут, при вас, ее полистаю и дальше отправлюсь.
— Жуликов ловить? — позволила себе разок улыбнуться бабаусик. В другой обстановке она, похоже, посмеяться любила.
— И жуликов тоже, — согласился Фризе.
Лидия Васильевна встала, и тут обнаружилось, что не такая уж она толстая. Грудь и плечи — да, могучие, а ниже — все в полном ажуре. И двигалась она легко и соблазнительно.
За инкрустированной деревянной дверцей пузатого шкафа и впрямь оказался сейф. Достав из кармашка красивой куртки ключи, кадровичка открыла сейф и вынула папку на «молнии». Расстегнув «молнию», достала из папки обыкновенную тетрадь и подала Фризе.
— Садитесь на мое место, — сказала она, — а я на минутку выйду. — Она закрыла сейф и окинула комнату быстрым взглядом, определяя, не оставила ли чего‑нибудь такое, что настырный следователь решит присвоить! Наверное, ничего подходящего не было, и Лидия Васильевна, пробормотав: «Я сейчас», вышла из комнаты, защелкнув замок.
Фризе с любопытством раскрыл тетрадь и вынул свой блокнот.
Через минуту–другую звякнул телефонный аппарат — такой же, кнопочный, как в приемной прокурора, только японский. На спаренном с ним телефоне набирали номер. Не колеблясь ни секунды, Владимир снял трубку. Сначала были длинные гудки, потом ленивый женский голос сказал:
— Приемная господина Грачева.
— Раиса, это я, Лида. Шеф у себя?
— Укатил к мэру.
— А Гриша?
— Гриша и все остальные в бизнесцентре. Какого‑то поляка принимают. — Потом перешла на шепот: — В бане.
— Ну да? — так же шепотом удивилась Лидия Васильевна. — И Маринка с ними?
— И сестры Федоровы, — женщины понимающе захихикали. А Фризе подумал о том, что неизвестные ему Маринка и сестры Федоровы наверняка не посрамили бы российскую марку у Кардена, коль удостоились званого банкета в сауне Центра международной торговли в честь польского гостя.
Лидия Васильевна пожаловалась Раисе на внезапный налет следователя и повесила трубку.
Перед тем, как углубиться в изучение записей в тетради, Фризе бегло просмотрел анкету, которую заполняла инспектрисса перед его приходом. Он узнал, что она еще не замужем и собирается ехать в командировку в Голландию.
Кроме звонка председателю у Лидии Васильевны были еще какие‑то неотложные дела, так что к ее возвращению Фризе успел найти в амбарной книге все, что его интересовало, и в потертом блокноте появились три фамилии бывших сотрудников предприятия «Харон». Один из них, с редкой фамилией Дюкарев, уволился по собственному желанию. Похоже, что с ним Фризе уже доводилось встречаться. А двое других — Лопатин и Жданов — «выбыли по случаю смерти». Кроме фамилий, в следовательском блокноте появились и адреса. Что‑что, а книгу выдачи удостоверений Зеленкова вела с прилежанием.
Когда Лидия Васильевна вошла в свой кабинетик, Фризе со скучающим видом листал обнаруженный на ее столе журнал «Он».
— Вы уже управились? — удивилась Лидия Васильевна.
— Давно. Минут двадцать вас ожидаю, — Фризе поднялся.
— Да вы шутник. Я и вышла‑то на минуту. Сегодня у нас фруктовый заказ привезли, — она взяла книгу, и вдруг улыбка сошла у нее с лица. — Вы листы отсюда не вырывали?
— У вас доброе лицо. Откуда же такая подозрительность?
— Я шучу, — сказала Зеленкова скучным голосом, но лицо у нее было расстроенное. Улыбка появилась только после того, как она пересчитала все страницы, смешно слюнявя указательный палец. Полного душевного равновесия она так и не обрела, потому что тут же высказала предположение, что Фризе все перефотографировал.
— Теперь продам пленку конкурирующей фирме, — засмеялся Фризе.
— У нас нет достойных конкурентов.
— Вас ждут серьезные неприятности, — пообещал Владимир. Инспектриса сделала удивленные глаза, но вопрос застрял у нее на губах, потому что Фризе быстро спросил: — Куда ушел водитель Дюкарев?
— Жора Дюкарев? — она с трудом переключилась с одной темы на другую. — Ах, Дюкарев! В двенадцатый таксопарк.
ДЮК
Юрия Дюкарева Фризе нашел быстро. Он подъехал к таксомоторному парку и, притормозив, высматривал место, где бы поставить машину — территория перед воротами парка была плотно заставлена личными автомобилями таксистов. И тут он увидел живописную картину. У стены, за баррикадой из ящиков с водкой и шампанским, стоял Дюк. Веселый, в распахнутом на груди чистеньком ватнике, в белой шерстяной шапочке, Дюк разговаривал с двумя молодыми мужиками. Судя по тому, с каким довольным видом они потягивали пиво прямо из бутылки, мужики были таксистами, освободившимися после смены.