Она вытащила на берег свой конец сети. Нелл дала ей сигнал, и они одновременно бросили шесты. Затем, присев на корточки, приступили к работе, бросая свою добычу в ведро. Ветер с берега усилился. В ушах у Тары ревел прибой. Она подумала: «Но ведь я знала, что это случится, не так ли? Я недавно чувствовала такую дрожь, и теперь все это дало о себе знать внутри меня — и что мне с этим делать?
Думай! Он угрожает убить всех, кого ты любишь. Он свинья. Чудовище. Вот и подумай об этом. Всех, кого ты любишь. Гребаный ублюдок. Дерьмо, да что же это делается со мной, что я хочу его внимания? Откуда это взялось? Я должна прекратить это, и немедленно. Кончать с этими чувствами».
Но на самом деле, думала она, выпутывая клешни краба из сети, что в этом плохого?
«Ну допустим, мне нравится, как он смотрит на меня? Допустим, это дает мне легкое извращенное наслаждение? Ну и какого черта! Никто не знает об этом — а после того, как его арестуют, всему придет конец. Когда наконец его и его психованного спутника казнят, когда я впервые почувствую запах его плоти и когда увижу, как по ветру развеют черный пепел его праха, все так или иначе кончится — так чего ради расстраиваться из-за редких приливов сексуальности в его присутствии? Я устала. Он пугает меня так, что я слетаю с катушек. У меня что-то путается в голове. Но об этом никто не узнает».
РОМЕО чувствовал себя таким одиноким, так тосковал по дому, что с трудом держал рулевое колесо. Он потерял Клода. Он потерял Тесс. Он зашел повидаться с ней в бар «ВИП», но в воскресенье он был закрыт. По 17-й он поехал на север, мимо Хевен-Вью и бывшей плантации, пока не добрался до магазина запчастей Чэнси. Он подъехал и остановился. Подошел к дверям и постучал. Ему ответил симпатичный паренек к темных очках.
— Это ты Арройо? — спросил Ромео.
— Ну да.
— Я слышал, что ты здесь занимаешься подвешиванием тела.
— Кто тебе это сказал?
— Тесс.
— Что за Тесс?
— Она была твоей подружкой, и ты должен ее знать.
— Ты имеешь в виду Тесс Реналди?
— Я имею в виду девушку-миссионера.
— Ну да. Она не была моей подружкой.
— Ты знаешь, где она?
— Мгм…
— Это словно быть распятым?
Арройо пожал плечами:
— Что-то вроде. Хочешь попробовать?
— Как-нибудь в другой день, — сказал Ромео.
Но он знал, что никогда на это не решится. Какой смысл испытывать дополнительную боль плюс к той, что жизнь уже преподнесла ему? Он пришел только за тем, чтобы с кем-то поговорить. Но пообщаться он хотел с Тесс, а не с этим долбаным ублюдком. Он поехал обратно в город.
БАРРИС пришел в участок, чтобы начать свою смену. Но когда он проходил мимо диспетчера, Роуз Пэтчли выглянула из своей рабочей ячейки и сказала ему, чтобы он зашел к лейтенанту.
Кабинету лейтенанта было лет сто, и потолок в нем достигал шестнадцати футов. Пахло древним лаком, штукатуркой и истлевшими полицейскими досье, дерьмом термитов и напластованиями поколений табачного дыма. Баррису никогда не доводилось заходить сюда. Лейтенант был толст, двигался неторопливо и был почти одних лет с Баррисом, хотя помнил гораздо больше его. Он любил поговорить. Вы тонули в его речах. Можно было зайти, чтобы обсудить небольшие тонкости в оформлении прав, а выходили вы спустя два часа с головой полной подробностей об убийстве Кэла Хамфри в 1971-м или сумасшедших указаниях шефа Макэндрю в 1980-х — и тут только вы спохватывались, что забыли даже упомянуть о том деле, ради которого приходили.
Но сегодня, стоило Баррису открыть дверь с «морозным» стеклом, как его встретил неприятный сюрприз. И дело было не в лейтенанте, перед которым он предстал. Здесь был и шеф.
— Привет, капрал.
Он в мрачном настроении. И глаз подергивается.
— Добрый день, шеф.
— Догадываешься, кто звонил мне сегодня, капрал?
— Сэр, я просто не знаю.
— Митч Ботрайт звонил мне.
— Ага.
— Да. И он удивлялся, какого черта ты пристал к нему в церкви.
Господи. Лучше всего понурить плечи. Как можно ниже, стать серым как мышка.
— Видите ли, сэр. Я просто…
— Ты докучал ему в церкви? Не мог дождаться, пока окончится служба?
— Ну, я действительно ждал, да, сэр, но…
— Он рассказал мне, что ты обратился к нему прямо в церкви. Прости, он что, такой большой лгун? Вот уж не подумал бы, что Митч Ботрайт такой большой лжец.
— Сэр, если бы я мог объяснить… Я действительно подошел к нему в церкви этим утром…
— Думается мне, ты сказал, что не делал этого.
— Я подошел после службы. Так что, если он говорит…
— На глазах трехсот прихожан ты стал приставать к этому человеку…
— Я говорил с ним с глазу на глаз, сэр.
— Капрал! — Грубо и резко, словно отчитывает непутевого мальчишку. — Вы намерены весь день перебивать меня?
— Нет, сэр.
— Я пытаюсь задать вам вопрос.
— Да, сэр.
— Я пытаюсь спросить у вас, капрал, почему вы не могли дождаться, пока мистер Ботрайт направится домой?
— Домой? Видите ли… Вокруг были все эти люди. Фургоны с телевидения и все такое. Я не хотел привлекать внимания…
— Вы не подумали воспользоваться телефоном?
— Дело, которое я хотел обсудить с ним, имело деликатный характер.
— Деликатный? Он сказал, что вы учинили ему допрос с пристрастием.
— Я не допрашивал его.
— Ах, нет?
— Нет, сэр. И разговаривали мы не в церкви. Я договорился встретиться с ним попозже в «Доме встреч».
— Я все знаю, капрал. Меня проинформировали об этом факте. Я думаю, это ужасно. Это серьезная полицейская работа — проводить допрос вне церкви. Очень тонко. Хотя, как я понимаю, «Дом встреч» в самом деле является вашим любимым местом для «деликатных» допросов?
— Ну, я так не считаю…
— Прошу не перебивать. Митч Ботрайт сказал, что вы дали ему уйти, да? Он сказал, что вы выдвинули против него обвинения, а сами были даже не в форме и действовали несколько неуравновешенно, сказал он, и вы были…
— Я не выдвигал никаких обвинений, сэр. Я пытался защитить его, а не…
— Могу я закончить?
— Да, сэр. Прошу прощения, сэр.
Долгая угрожающая пауза.
— Он сказал, вы выдвинули предположение, что Шон Макбрайд вымогает у него деньги. Вы так считаете?
— Я так считал, сэр.
— Но сейчас вы изменили свою точку зрения?
— Ну, я не уверен…
— То есть у вас есть другая взятая с потолка схема?
— У меня были серьезные основания для такого убеждения.
— Ах, — с выражением ангельского терпения сказал шеф. — И что же это за причины могли быть, капрал?
— Предположение.
— Что за предположение?
— Видите ли, Шон Макбрайд ничего не знал о джекпоте до того,как Ботрайты выиграли его.
Шеф просто уставился на него:
— То есть? Это и есть предположение?
— В той или иной мере да, сэр. Я решил, что должен все проверить. Но после того, как поговорил с мистером Ботрайтом, я решил, что по сути дела оснований нет.
— Нет оснований? Что это значит? Вы хотите сказать, что ваш «доносчик» соврал вам?
— Возможно. Но я все равно должен был проверить.
Шеф испустил вздох облегчения:
— Баррис, давайте все выясним. Я когда-нибудь предлагал вам не проверять предположения?
— Нет, сэр. Я не это имел в виду. Я имел в виду…
— Порой я удивляюсь, капрал, когда я говорил с вами. Должно быть, в этой комнате. И похоже, вы должны были бы запомнить весь разговор вообще без моей помощи. А вы представляете, будто я что-то сказал и вы ответили, а затем вы представляете, будто я сказал что-то еще и вы ответили на это. Я считаю, что отныне и навеки вы должны проверять сказанное у меня, дабы убедиться — имеют ли ваши мысли и предположения связь с тем, что я говорил на самом деле. Что скажете?
— Да, сэр.
— В этом полицейском учреждении, капрал, мы очень тщательно проверяем предположения и намеки. Но мы стараемся это делать так, чтобы у одной из старейших семей города не создавалось впечатления, что она стала предметом какой-то сумасшедшей охоты на ведьм.
— Да, сэр.
Затем шеф повернулся к лейтенанту:
— А что вы думаете, Джим?
У лейтенанта был смущенный вид. Брови у него сползли со лба.
— Ну, шеф, — сказал он, — я думаю, вы попали в самую точку.
— Отлично, — одобрил шеф.
— Хотя, честно говоря, я со всем уважением к вам, все же думаю, что ситуация скользкая и Баррис приложил все силы, понимаете, и…
— О, это правда, — кивнул шеф. — Я должен отдать вам должное, капрал. Вы всегда прилагаете все силы.
— Благодарю вас, сэр.
— Выкладываетесь до последнего.
— Спасибо, сэр.
— Но вот как будет в следующий раз? Как насчет того, чтобы проконсультироваться с одним из нас или с кем-то из детективов прежде, чем вы пойдете по следу?
— Да, сэр.
— Потому что, если вы не сделаете этого, я надеру вам задницу, и мне плевать, получите ли вы свою гребаную пенсию или нет. Понятно?
— Да, сэр.
— Тогда ладно. Можете идти.
— Благодарю вас, сэр.
— Эй, притащите нам чего-нибудь выпить, ладно? Как раз с этим справляетесь вы отменно, Деппити Даг.
РОМЕО подрулил к супермаркету Крогера, словно хотел купить перекусить — будто делал это каждый день.
Тридцатилетняя мамаша с двоими детьми тоже направлялась в магазин и оказалась куда ближе к дверям, чем он. Но она задержалась, чтобы взять тележку для покупок, а потом придержала за руку своего ребенка, который тащил ее к дверям. Ромео так и прикинул все ее действия. Он все тщательно рассчитал, так что оказался у дверей одновременно с женщиной. На мгновение все замерли, но тут Ромео вежливо отступил в сторону и показал: проходите вперед.
Женщина одарила его широкой улыбкой. Она и ее дети прошли мимо него и направились в овощной отдел.
Он купил бутылку воды, расплатился и снова вышел на жару. Ромео стоял, прислонившись к «соколу» и ожидая следующую.
Появилась другая женщина. Видно, что она работает. Была она не очень хорошенькой. Когда она вылезала из машины, он прикинул, что двигаться она должна быстро. У нее были сильные ноги и туфли без каблуков. Она не остановится взять тележку. Ее устроит одна из тех корзинок, что можно взять за дверью.
Он продумал свою траекторию движения.
Но она двигалась не так быстро, как он ожидал, и, поскольку Ромео явно обгонял ее, ему пришлось умерить шаги. В одном он был прав: она не остановилась взять тележку.
Женщина направилась прямиком к дверям, и в последний момент ему пришлось снова прибавить скорости. Они чуть не столкнулись у дверей.
Она отступила назад, давая ему дорогу.
— О нет, — сказал он. — Прошу вас.
Она не только улыбнулась ему, но оценивающе смерила взглядом. Затем вошла, и он последовал за ней. Он купил банку копченой лососины.
Но он не направился прямиком к кассе. Он подумал, что, может быть, ему предоставится возможность заговорить с ней.
Он шел за ней по пятам.
Ромео отыскал ее в молочном отделе. Он решил спросить, как найти дату выпуска. Опустив голову, он подошел к ней, но в последний момент счел свой план невозможным и развернулся к выкладке масла и сыров. Он выбрал полпинты сливок и отошел от отдела. «Я не могу это сделать, — подумал он. — Эти встречи у дверей я организовываю просто отлично — но заговорить с такой женщиной? Нет ни одного шанса. Да и кроме того, нет времени общаться и заводить роман. Я должен возвращаться к работе».
ТАРА приняла душ, чтобы смыть песок, вернулась в свою комнату и проверила почту. Ее удивил поток приглашений и поздравлений от людей, которых она никогда не видела и о которых не слышала. Она продолжала раскручивать список в поисках хоть слова от Клио. Ничего нет. Но ближе к верхнему краю был адрес, на котором остановился взгляд: записка от папы. Отправлена всего час назад. Она сразу же внутренним чувством поняла, о чем в ней идет речь.
«Ох, папа. Прошу тебя. Не надо».
Она щелкнула «открыть».
«Я хочу все рассказать ФБР. Я все думал и думал. Я подумал, что не могу доверять этому офицеру Баррису. Я знаю, что правильно поступил, соврав ему, но ФБР не обманешь. Они отследят звонки, которые делал Шон. У них в сотовых телефонах есть GPS, так что они легко найдут Ромео и схватят его. И Шона тоже. Они легко прикончат их. Но если мы будем ждать, пока кто-то не ошибется, или Ромео не сойдет с ума, или какой-то репортер обо всем догадается, мы все будем убиты. Я не могу сидеть и ждать этого. Я люблю тебя больше всего на свете.
В Библии говорится: „Я смотрю на тебя, будь крепок в вере, будь сильным“».
Она испытала сейчас не только страх, но и гнев.
Тара щелкнула «ответить» и написала:
«Пап,
Это ФБР лажается все время. Людей убивают. Если ты расскажешь им, всех нас убьют! Папочка, не надо! Если они сделают хоть одну ошибку, с нами будет кончено! Но если мы будем играть с Шоном и дадим ему обзавестись деньгами, все будет хорошо. Он не причинит нам вреда. А если причинит, то он знает, что все потеряет, но, если мы спихнем его в ад, нам нечего терять.
Пап, я знаю, как ты ненавидишь его. Я ненавижу его еще больше. Когда он открывает рот, меня тошнит. Он считает себя пророком, но люди любят его только из-за денег, а он трус. Но едва он получит деньги, постарается удрать, и вот тогда-то мы и позвоним в ФБР. Далеко он не уйдет!
Но если мы позвоним в ФБР сейчас и он догадается, то есть, я имею в виду, если ФБР сделает хоть одну ошибку, ты знаешь, каким ужасом это может кончиться. Я знаю, как раздражает ничегонеделание, но пожалуйста, пап, прошу тебя, не пытайся связываться с ФБР. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».
Она перечитала, внесла несколько поправок, убрала лишнюю цифру 4 и поставила наверху «Особо опасен».
Она понимала, что делает именно то, чего Шон мог хотеть. Она даже начала говорить, как он: «Я знаю, как раздражает ничегонеделание». Он был поганкой. Его споры были повсюду; они прорастали даже у нее в мозгу.
Она нажала «отослать».
Затем открыла запись от одного из ее многочисленных новых друзей с сайта «Мой мир».
«Тара, я думаю, что ты красивая и хотела бы быть такой же. Я думаю, что Шон Макбрайд — это как сон. Ты не просто счастливая, ты благословенная».
Другая запись:
«Ты — знак всем нам, что Господь с нами и наблюдает за нами».
Другой написал:
«Видел тебя на видео, когда вы выиграли лотерею, и я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой».
Она услышала, как отец выходит из холла. Он спустился в свою комнату, и все стихло. Она ждала. Послания приходили каждую секунду. Она перестала читать их. Она ждала ответа отца.
Наконец он прислал его:
«ОК».
И это было все.
Уставившись на него, она услышала какие-то звуки снаружи. Они сопровождались вспышками фотоламп.
Она с треском отдернула занавеску. Толпа собралась вокруг Билла Филипса, человека с дистрофией симпатических рефлексов. Он больше не пользовался инвалидной коляской — он двигался на своих ногах. Во всяком случае пытался. Двое мужчин поддерживали его с обеих сторон, так что вы не могли утверждать, ходит ли он сам или нет. Он прошел всего несколько шагов, прежде чем ему помогли опуститься в кресло. Но в любом случае народу это нравилось. Они кричали: «Хвала Господу!» и, глядя на дом, взывали: «Шон!», «Шон!», «Отче!», «Отче!», «Хвала Господу!».
Тара испытала очередной прилив гнева.
Эти идиоты обожают его!
«Из-за него мой отец сходит с ума. Он такой отвратный подонок, что я должна удерживать отца от желания убить его. Человека, которого они обожают. Но чего ради защищать его, если увидеть его труп будет так приятно? Если даже Ромео нанесет нам ответный удар, может, имеет смысл рискнуть — чтобы увидеть Шона мертвым и неулыбающимся. Нет, не стоит». Она легла в постель. Ей казалось, что она не спала несколько недель. Но едва закрыла глаза, как живо представила — вот она выходит из океана, и Шон Макбрайд глазеет на нее.