— Как только починят, тебе сообщат.
— Мишенька, солнышко, — мёдом растекается Мария, максимально просовываясь в окошко, — а можно мне новый плащик? Я уже не могу ничего не делать. Я уже все отчёты написала, на столе прибралась, на соседских столах тоже. Мой напарник в одиночку зашивается. Выдай мне плащик, на дежурство хочу!
— Не положено, — спокойно обрубает Михаил. — Плащи именные. И если его ещё можно починить, значит, это сделают. И сразу отдадут тебе. Просто подожди.
— Да сколько ждать-то можно? — возмущается Мария. — Я скоро с ума от безделья сойду!
— Ещё ни один дух не сходил с ума от отдыха. Пожалуйста, Мария, не задерживай остальных.
Мария сжимает кулаки и, тихо ругаясь, отходит в сторону, к окошку подхожу я.
— Здравствуйте. Я сегодня перешёл из департамента карателей в департамент проводников, мне сказали получить амуницию.
Михаил несколько секунд изучает меня, потом кивает и удаляется вглубь кабинета. И через четверть часа мытарств со всевозможными бумажками я топаю к выходу уже с рабочей сумкой, в которой лежит всё необходимое проводнику. Марии в холле нет. Видимо, она расстроилась и ушла. Впрочем, я и сам обратную дорогу найду. После запутанных лабиринтов тюрьмы любые переходы кажутся открытой площадкой.
Но блуждать по переходам мне не дают.
Взъерошенный Лоренс выскакивает из коридора и сразу начинает орать:
— Ты чего тормозишь?! Нам на дежурство давно пора! У вас в тюряге все такие медленные?
— У нас в тюряге все разные, — спокойно отвечаю я. — И надеюсь, что проводники тоже все разные, а не поголовно кретины, вроде тебя. Очередь видишь? — указываю я на толпу.
У Лоренса явно язык чешется обложить меня последними словами, но то ли ему кто-то уже популярно объяснил, как с новыми сотрудниками нужно себя вести, то ли сам допёр, поэтому проглатывает всю ругань и рычит:
— К порталу. Живо!
Он разворачивается и почти бегом двигается к лестнице, чёрный плащ сердито хлопает полами за его спиной, а я понимаю, что и мне нужно надеть свой, потому что ждать меня уж точно никто не станет. Поэтому на бегу достаю плащ, тоже чёрный, лёгкий, матерчатый с виду, и надеваю его. Явственно ощущаю холодок и тонкие, щекочущие иголочки, которые пронизывают руки, грудь и спину. Эти плащи действительно именные, индивидуальные, делаются для конкретного духа, и вот сейчас мой приспосабливается ко мне. Ну а я приспосабливаюсь к нему.
Открыв тяжёлую дверь, я выхожу наружу и непроизвольно поднимаю голову к небу.
Наверное, я слишком редко выходил из стен тюрьмы, потому что так и не смог привыкнуть. И поэтому каждый раз замираю, когда вижу гигантское сверкающее огнями радуги колесо, что висит всегда в зените и окрашивает серебряное небо нежным разноцветьем. На самом деле это может быть вовсе не колесо, а шар или что-то вовсе иное, но все называют его колесом, потому что оно круглое и крутится.
А ещё это колесо — вход в мир живых. Но лететь туда напрямую нет смысла, для этого существуют порталы. К одному из них я сейчас и двигаюсь.
Сбегаю по мраморной лестнице, пересекаю небольшую выложенную мозаикой площадь и сворачиваю влево, в аллею. Вечно цветущая слива благоухает так, что хочется вдохнуть полной грудью, но я бегу, мне некогда вдыхать. Нужно будет сюда вернуться в свободное время, походить, полюбоваться, да и вообще по всей немалой территории мира побродить. А то и впрямь засиделся я в тюрьме, демон нелюдимый.
Из длинной аллеи уже маячит выход, и я начинаю спешно застёгивать плащ. Магнитные застёжки с короткими щелчками соединяются друг с другом, и я ощущаю, как прохладные пульсирующие волны опоясывают меня. Последнюю, самую верхнюю застёжку оставляю расстёгнутой — я помню, что именно она начинает трансформацию.
Выбегаю на круглую мозаичную площадку, окаймлённую кустами, и отмечаю, что народа тут не так уж и много. То ли не подтянулись ещё, то ли наоборот мы одни из последних. В любом случае Лоренс уже подходит к красным столбам портала, и если я задержусь хоть на секунду, замечания про тормозных тюремщиков не избежать. А выслушивать это лишний раз ох как не хочется. Поэтому защёлкиваю последнюю застёжку.
Плащ окончательно утрачивает сходство с плащом, превращаясь в ленты сгустившейся тьмы, а через пару секунд трансформируется в два огромных чёрных крыла. Лёгких и таких подвижных, что моментально хочется взлететь. И я взлетаю. Отрываюсь от земли метра на четыре, не больше, но от ощущения полёта, от этой воздушной лёгкости, губы сами собой растягиваются в улыбке.
Один короткий взмах — и я уже на другой стороне площадки. Складываю крылья и опускаюсь рядом с Лоренсом. Тот волком зыркает на меня, но ничего не говорит, давится заготовленной отповедью. А я улыбаюсь. Не нахально, а так, чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы взбесить.
Лоренс сплёвывает, трансформирует плащ в крылья и набирает на панели код. Я старательно запоминаю комбинацию цифр, потому что мне её никогда не скажут, а потом ещё и требовать будут, чтобы назвал. Набрав последний знак, Лоренс шагает в проём портала, и я иду за ним.
Эти красные ворота, состоящие из трёх одинаковых столбов, тянутся вереницей, конца которой я не вижу. Три шага — и ворота. И снова три шага. И снова ворота. Поначалу я пытаюсь считать их, но потом сбиваюсь и плюю на это дело. Просто иду. И в какой-то момент замечаю, что белый песок под ногами исчез, теперь там мелкие радужные кристаллики, и с каждым шагом этого сверкающего крошева становится больше. Так же куда-то подевались кусты, что тянулись по обеим сторонам ворот, и сейчас за ними непроглядная темнота. Впереди же белая дымка. Она всё ближе, всё ощутимее, я уже чувствую её прохладу. Я уже полностью в ней, и не вижу ни Лоренса, ни ворот, ни собственных рук.
Шаг, другой — и твёрдая почва уходит из-под ног, я проваливаюсь. Крылья срабатывают моментально, вынося меня из облаков.
Да! Белый туман — это облака, а далеко-далеко внизу — Земля. Неведомая сила ласково, но настойчиво тянет меня вниз и куда-то в сторону. Лоренс летит рядом, значит, всё идёт как надо, можно ни о чём не беспокоиться и любоваться видом. А любоваться есть чем.
На Земле сейчас зима, и снег украсил её поверхность, только жёлтые огни утренних городов выделяются на белом неровном полотне. Один из городов стремительно приближается, и я понимаю, что это наш участок. Неизвестный мне город раскидывается широкими рукавами по обеим сторонам реки, темнеет квадратами домов, сверкает линиями дорог. Всё ближе и ближе, пока Лоренс не останавливается над комплексом невзрачных зданий.
— Прошлая смена уже смылась, — ворчит он. — Вообще, по уставу они должны дождаться нас. Тем более, что мы задержались-то всего на десять минут. Что за фигня? Шефу нажалуюсь… — бурчит он и поворачивается ко мне, отрывисто говорит: — Так. Даю инструктаж. Слушать внимательно. Два раза не повторяю.
Затем откашливается и начинает:
— Короче, вот это — наша территория. Не только этот город, но и вся область. Примерно два с половиной миллиона человек. Но живые нас не интересуют. В нашем ведении только умершие. За сутки тут дохнет примерно сотня человек, и нельзя упустить ни одну душу. Потому что если упустишь, то эти заразы становятся одичалыми, а одичалые — это крындец. Поэтому первое, что мы делаем, когда прибываем на дежурство, это устанавливаем маяк.
Лоренс достаёт из своей сумки небольшой тёмный шар на круглой подставке.
— Сюда вбиваем координаты и площадь нашего участка.
Лоренс тыкает по тёмным, едва различимым кнопкам на подставке, а я старательно запоминаю высвечивающиеся в шаре цифры.
— Ну а теперь устанавливаем… — оглядывается Лоренс. — Да хоть здесь.
Он с силой надавливает на шар, и тот загорается бледным голубоватым светом.
— Маяк приманивает души умерших и удерживает их в своём поле. Умершие естественной смертью, ну там от старости, от болезни, обычно не доставляют проблем и сами прилетают к маяку. Вон, кстати, одна душа уже летит.
Я поворачиваюсь туда, куда указывает Лоренс, и действительно вижу душу. Маленькая, аккуратненькая старушка смиренно летит к нам. Она не прозрачная, не бесцветная, старушка, как старушка. Ничем не отличается от живой. Но всё же чем-то неуловимым она выделяется из окружения. Я не могу понять — чем, и щурюсь, вглядываюсь в неё.
— Для того, чтобы лучше всё видеть, нужно надеть очки, — говорит Лоренс.
И когда я их надеваю, то понимаю, чем выделяется душа старушки, да и мы с Лоренсом тоже.
Обычным зрением духа это почти не видно, но очки, видимо, делают всё резче, чётче, и сейчас я явственно вижу, как лёгкое радужное свечение проходит сквозь всё вокруг: сквозь стены зданий, сквозь машины, деревья, людей. В людях это странное свечение особым образом концентрируется. И в кошках тоже. По крайней мере, в той, что сидит на балконе одного из ближайших домов. Но нас и душу старушки свечение не касается, оно огибает нас, не замечает.
Потому что мы не живые, потому что мы мёртвые. Мы не принадлежим этому миру, этому радужному колесу жизни.
Старушка, наконец, долетает до маяка и останавливается, смирно смотрит на нас.
— Здравствуйте, бабушка, — на удивление вежливо и даже ласково говорит Лоренс. — Не бойтесь нас. Мы духи, посланные проводить вас за грань этого мира. Но нужно немного подождать других. Они скоро будут.
И будто в подтверждении его слов через крышу здания под нами просачивается душа пожилого мужчины в халате и летит к нам.
Если верить Лоренсу, то к завтрашнему утру тут будет сотня душ. Знатная толпа, не заскучают.
Лоренс встречает мужчину, говорит ему пару успокаивающих слов, тот растеряно кивает и присоединяется к старушке, они начинают тихо переговариваться, а Лоренс оборачивается ко мне.
— В общем, с такими проблем никогда не бывает. Основная проблема с теми, кто умер внезапной, насильственной смертью. Они не готовы к смерти, пугаются, истерят, а некоторые так и вовсе начинают убегать. Давать убегать им нельзя ни в коем случае. Если не получается уговорить и успокоить словом, то применяй вот это.
Лоренс достаёт из сумки тонкую серебристую сеть.
— Она парализует душу. Если же, не дай боже, столкнёшься с блуждающим одичалым, тут же вызывай оперативников, — Лоренс указывает на единственное, что осталось от плаща: на кругляш верхней застёжки. — А только потом используй это.
Лоренс показывает хлыст.
— А это для чего? — спрашиваю я, доставая из своей сумки ножницы.
— Для спорных случаев, когда человеческая жизнь на грани разрыва, он хочет умереть, мучается, но что-то его держит. Вот тогда мы можем взять ответственность на себя и разрезать человеческую нить жизни. Но такие случаи бывают крайне редко. Всё. Хорош болтать. Смотри в оба. Двигай на север, я на юг.
И только я отлетаю от маяка, как в нескольких кварталах отсюда замечаю внизу какое-то странное колебание радужного свечения. В него будто бы внезапно вторглись, сбили с ритма естественного течения, надорвали.
— А! — кричит Лоренс, нагоняя меня. — Вот и первая пташка. Мёртвый разрыв. Внезапная смерть. Погнали. Нужно успеть перехватить душу, пока она не наломала дров.
========== 5. Данил ==========
Раннее утро, солнце ещё даже первых лучей не показало, так что вовсю горят огни. Мороз хватает за щёки и пытается бодрить. Но все его попытки бесполезны. Замороженные студенты, похрустывая снегом и суставами, нестройной толпой зомби ползут с остановки к дверям института. И я вместе с ними. Нет, мне нравится учиться, это именно то, чего я так хотел, к чему стремился долгие годы, но первая пара — это кошмар. Глаза закрываются на ходу, и мысли только об одном: рухнуть где-нибудь и уснуть. Да вот хоть в этом сугробе. Хотя нет, в сугробе будет холодно, нужно в тепло. Подняться по ступенькам, открыть тяжеленную дверь, пройти через турникет и вот тут, на скамеечке, можно вздремнуть.
Чёрт. Незадача. Все скамейки заняты. Придётся идти в гардероб, а потом плестись в аудиторию и спать там, прямо перед преподом. А первой парой у нас Коновалов. Эх, прощай, история медицины. Я буду читать тебя по учебникам…
Сдав пуховик, я топаю к лестнице. Нужно успеть занять место на последних рядах. Спать прямо перед носом преподавателя я не рискну.
— Данил! — окликают меня сзади, и я от изумления даже почти просыпаюсь.
Но, обернувшись, действительно вижу Игната. Широкоплечего здоровяка, удивительно бодрого и сияющего. Вот уж кто редкий гость в институте.
— Привет, Игнат, — пожимаю я его лапу. — Какими судьбами здесь?
— Хорош издеваться! Я, типа, учиться пришёл. Какие пары-то сегодня?
— Коновалов, Сидоренко, Фокина и Еремеев.
— Еремеев?
Лицо Игната обтекает. Оно и понятно. Еремеев ещё в прошлом семестре грозился, что на практикуме по анатомии Игнату спуску не даст, а он мужик такой — слово своё держит.
— История, занудная философия, лекция по анатомии, а потом ещё и практикум по ней!.. На кой чёрт я сегодня пришёл? Может, мне вообще всё бросить и уступить отцу? Задолбался уже.
— Держись. Ты полгода проучился, сессию закрыл, тебе ещё полгодика осталось.
— Боюсь, я не доживу. Особенно с Еремеевым, — хнычет Игнат.
Хныкающий атлет — довольно забавное зрелище, а ситуация у него прямо анекдот.
Отец Игната — полковник МВД, и, разумеется, он планировал, что его сын пойдёт по его стопам, после школы отправится учиться в полицейский колледж, но у Игната имелись свои планы. Не то, чтобы он был категорически против колледжа, просто Игнату не хотелось танцевать под отцовскую дудку. И он заявил, что хочет поступать на истфак. Услышав это, отец сперва наорал на него, обозвал идиотом, ничего в жизни не понимающим, но потом, успокоившись, сказал, что если Игнат действительно хочет учиться на истфаке и это не придурь, то должен доказать искренность своего желания трудом, а поэтому пусть проучится год на другой специальности. Игнат согласился, думая, что справится с чем угодно. И тогда полковник послал его учиться к нам в мед, а Игнат включил упрямого осла и пошёл. И проучился полгода, и даже сессию умудрился закрыть и не вылететь, хотя посещаемость у него так себе. Но, положа руку на сердце, в колледже ему было бы проще и лучше. Игнат хорошо шарит в юриспруденции, да и физподготовка у него отличная, и на истфак он не шибко-то хочет. Просто упрямится, с отцом бодается. Ну натуральный же анекдот.
— Доживёшь-доживёшь, — подбадриваю я его, хлопая по плечу.
И тут вижу, как, огибая группу старшекурсников, к нам идёт девушка из параллельной группы. Кажется, её Настя зовут. Идёт именно к нам. Вернее, даже ко мне. По глазам это вижу, улавливаю.
— С добрым утром, Данил, — приветливо и чуть смущённо улыбается она.
Я киваю, здороваюсь, Игнат рядом многозначительно крякает.
— Можно с тобой поговорить? — спрашивает Настя. — Я надолго не задержу.
Мне отчего-то становится несколько неловко. Хотя с чего бы? Ну поговорить ей нужно. Что такого? И Игнат тут ещё, как назло, крякает. Уточкой прикидывается.
— Данил, я это… пойду в аудиторию, — наконец, соображает он.
— Давай. Место мне займи, — кричу я ему и поворачиваюсь к Насте. — Так о чём ты хотела поговорить?
— Ну… не то, чтобы поговорить… — сразу тушуется она. — Просто хотела поздравить с днём святого Валентина.
С этими словами она протягивает мне открытку. Я принимаю её, запоздало вспоминая, что сегодня и правда 14 февраля, а Настя прячет глаза и быстро говорит:
— Ну всё. Я побежала. Позже увидимся.
И убегает. А я на автомате раскрываю открытку и читаю:
«Данил, ты мне очень нравишься! Встретимся сегодня в кафе “Чёрный кот” после четвёртой пары? Я буду ждать тебя. Настя».
Сердце сразу ухает куда-то в район желудка. Нет, не от волнения. И уж тем более не от радости. Скорее наоборот.
Настя хорошая девушка. Мы не так уж много общались, но знаю, что она умная, целеустремлённая и добрая. А ещё красивая. Да только меня совсем не привлекают девушки. Дружить с ними, общаться, разговаривать — это запросто. Но вот в сексуальном плане — мимо. Я гомосексуал. Но тут тоже всё как-то странно.