- Так что мы решим? - спросил Маленков.
- Решать будем не мы, - ответил Вознесенский.
На этом совещания прервалось. Маленков и Вознесенский отправились докладывать Сталину, оставшиеся в кабинете расслабились, переговаривались о своих делах. К Григорию подсел генерал Куцевалов.
- Дипломат ты, Токаев, большой дипломат, - проговорил он. - Серова отмазал, а вот меня подставил. Но я на тебя зла не держу.
Вернулись Маленков и Воскресенский.
- Завтра продолжим у товарища Сталина, - объявил Воскресенский. - Спасибо, все свободны. Токаев, завтра из дома не выходите, вас могут вызвать в любой момент.
От площадки возле Сената отъезжали тяжелые чёрные лимузины. Григорий нашёл свой "опель". Девчушка-водитель крепко спала, откинувшись на спинку кресла.
- Поезжайте домой, товарищ сержант, - сказал ей Григорий. - Я пройдусь пешком, мне недалеко. Заодно посмотрю на Москву, давно тут не был.
- Ой, меня накажут, - испугалась она.
- Не накажут. Скажете: подполковник приказал. А вы обязаны выполнять приказы старших по званию.
Был третий час ночи. Снег прекратился, мостовые блестели под фонарями. Улицы были совершенно пусты, в домах были освещены только редкие окна и оттого город казался настороженным, хмурым.
Григорий уже подходил к дому, когда заметил длинную тёмную очередь, человек в сто или даже больше. Голова очереди была возле "Булочной", хвост терялся в тени домов. В ней стояли по большей части пожилые женщины, кутаясь в платки, но попадались старики и подростки.
- За чём стоим? - спросил Григорий у мальца в ушанке и телогрейке.
- За хлебом, - отозвался он, шмыгнув носом.
- Когда привезут?
- Привезут в семь, а начнут давать в восемь.
- Так до восьми и будешь стоять?
- Не, скоро сеструха сменит. Она уже большая, ей двенадцать.
- А тебе сколько?
- Восемь с половиной.
- Не боитесь, что вас затолкают?
- Не, тут порядок, все по номерам.
Он показал ладошку. На ней химическим карандашом была выведена цифра "126".
В эту ночь Григорий долго не мог заснуть. Перед глазами всё стояла детская ладошка с цифрой 126.
<p>
XVI</p>
Утром 17 апреля в его комнате пронзительно зазвонил телефон. Звонок был необычный - прерывистый, требовательный. Так звонят с междугородней станции. Но это был не межгород, а коммутатор Кремля. Оператор передал, что подполковнику Токаеву приказано никуда не отходить от телефона и никому не звонить, его телефон постоянно подключён к спецсвязи, вызов может последовать в любую минуту. Целый день Григорий проходил по комнате, поглядывая на чёрный аппарат, как на гранату с выдернутой чекой. Только к вечеру телефон ожил.
- Это Серов, - услышал Григорий в трубке.
- Какой Серов? - не понял он.
- Такой! Не узнал?
- Извините, товарищ генерал-полковник. Слушаю вас.
- Машина к тебе послана. В ней капитан Никитин из комендатуры Кремля. Делай то, что он скажет.
Через несколько минут в дверь постучали. Капитан Никитин настороженно оглядел комнату и обратился к Григорию:
- Подполковник Токаев?
- Да, это я.
- Сдайте оружие.
- Я арестован?
- А есть за что?
- Не знаю, вам видней.
- Не арестован. Пока. С оружием к товарищу Сталину не положено. Никому, даже маршалам.
Положил табельный ТТ Григория в портфель, поинтересовался:
- Готовы? Тогда пошли.
У подъезда стоял чёрный "Зис". Редкие прохожие разглядывали его с любопытством и опаской. Водитель включил сирену, машина пронеслась по московским улицам и остановилась у Боровицких ворот. И машину, и капитана Никитина охрана хорошо знал, но документы проверила очень тщательно. Следующая проверка, такая же тщательная, была у бокового входа в Сенат. В фойе младший лейтенант взял у Григория шинель, а у капитана Никитина шинель и его портфель. Поднявшись по лестнице с красным ковром, заглушавшим шаги, они оказались в длинном узком коридоре. Через каждый десять метров в нём стояли офицеры НКВД с каменными лицами. Возле двери, на которой не было никакой таблички, дежурили двое. Последовала ещё одна въедливая проверка всех документов, только после неё офицеры отступили от двери, освобождая вход в кабинет.
Это была приёмная Сталина. За письменным столом горбился личный секретарь Сталина генерал-майор Поскребышев, приземистый человек с бритой головой и серым лицом. По приёмной прохаживался генерал-полковник Серов, затянутый в ладно сидящий на нём мундир, выбритый до блеска, источающий запах кожи портупеи и "Шипра".
- Товарищ генерал-майор, подполковник Токаев доставлен, - доложил капитан Никитин Поскребышеву, хотя по субординации он должен был сначала обратиться к Серову. Но тут в Кремле свои правила.
- Свободен, капитан, - ответил Поскребышев и очень внимательно посмотрел на Григория. - Токаев, ты случайно не выпил?
- Нет, товарищ генерал-майор.
- А почему такой дёрганый?
- Волнуюсь.
- Понятно. Подожди, Иван Александрович, - обратился он к Серову. - Сейчас доложу.
Он ненадолго скрылся в кабинете.
- Входите. - Придержал Григория за рукав. - Много не говори, он этого не любит. Только по делу.
Сталин сидел за письменным столом в правом дальнем конце полутемного кабинета. Слева от него, за длинным дубовым столом с полированной столешницей расположились члены Политбюро Маленков, Берия, Вознесенский, Микоян, Ворошилов, Жданов и Молотов. Столько первых лиц государства Григорий видел только на трибуне Мавзолея во время довоенной первомайской демонстрации.
- Товарищ Сталин, генерал-полковник Серов и подполковник Токаев по вашему приказанию прибыли, - отрапортовал Серов.
- Проходите, товарищи, располагайтесь, -доброжелательно предложил Сталин. Он поднялся из-за стола и вплотную подошёл к Григорию. Он был на голову ниже подполковника, Григорий хорошо разглядел его изъеденное оспой лицо, прокуренные усы и седые поредевшие волосы.
- Осетин?
- Так точно, товарищ Сталин.
- Иронау ма зоныс, Токайы-фырт?* - спросил Сталин по-осетински с южноосетинским акцентом.
* - Понимаешь по-осетински, Токаев? (осет.)
Григорий растерялся и ответил по-русски:
- Понимаю, товарищ Сталин.
- Это хорошо, родной язык нельзя забывать.
Сталин неслышно прошёлся по кабинету и вернулся за стол.
- Мы сегодня собрались, чтобы решить очень важный вопрос, связанный с обороноспособностью нашей страны. Я говорю о ракетах. Подполковник Токаев считается специалистом в этих делах. Попросим его обрисовать общее положение. Чего достигли немцы и насколько мы от них отстали. Слушаем вас.
Григорий сразу успокоился, к ответу на этот вопрос он был готов. Он уложился в десять минут. Сталин и все присутствующие внимательно слушали. Закончил так:
- У нас есть успехи в ракетной артиллерии, "Катюши" сыграли большую роль в победе. Но в ракетах дальнего действия мы отстали от немцев лет на десять.
Сталин повертел в руках брошюру с обгорелой обложкой. Григорий был уверен, что это та самая брошюра с грифом "Streng Geheim", которую нашли в развалинах Пенемюнде наши специалисты. В ней шла речь о проекте Зенгера. Он не ошибся.
- Вы знаете о проекте немецкого конструктора Зенгера? - спросил Сталин.
- Да, товарищ Сталин.
- Что это за проект? Расскажите просто, без научной зауми.
- Это совершенно фантастический проект. Зенгер начал работать над ним ещё в 1933 году. Своё изделие он назвал "Зильберфогель" - "Серебряная птица". Тогда проект прикрыли, Зенгер вернулся к нему только в 1944 году. Нам повезло, что у Германии не хватило времени и средств, чтобы довести его до конца.
- Мне о нём рассказал сын. А ему, как я понял, вы. Почему вы считаете самолёт Зенгера фантастическим?
- Это не самолёт, товарищ Сталин.
- А что? Ракета?
- И не ракета. Правильнее назвать его ракетопланом. Он способен подниматься в стратосферу на высоту в триста километров и преодолевать расстояние в двадцать тысяч километров.
- Для чего немцам такая дальность?
- Двадцать тысяч километров - это теоретически. Практически немцы хотели получить возможность бомбить Нью-Йорк.
- Мы можем реализовать этот проект?
- Я уже говорил товарищам, что это задача огромной сложности. И решение её потребует вложения колоссальных средств.
- О средствах не беспокойтесь, о них пусть думает товарищ Вознесенский. Я хочу знать, возможно ли это в принципе.
- Сейчас никто не может этого сказать.
- Это что же получается? - проговорил Сталин. - У американцев есть атомная бомба. Американские бомбардировщики могут подняться с аэродромов в Германии и сбросить её на Москву. У нас тоже скоро будет атомная бомба. Когда, Лаврентий Павлович? Напомни.
- Через два года, товарищ Сталин, - ответил Берия.
- Вот, через два года. Но что мы с ней будем делать? Наши самолёты не долетают до Нью-Йорка.
- Мы собираемся воевать с Америкой? - осмелился спросить Григорий.
- Нет, это Америка собирается воевать с нами. А мы не готовы к этой войне. Это недопустимо. Поэтому проект Зенгера должен быть реализован. Я верю, что советские учёные справятся с этой задачей. Когда у нас появится ракетоплан, способный долететь до Нью-Йорка, нам будет легче разговаривать с этим мелким лавочником Трумэном. Кстати, где сейчас конструктор Зенгер?
- По нашим сведениям, во Франции, товарищ Сталин, - доложил Серов.
- Сын говорил мне, что он с Токаевым хотел отправиться во Францию и заполучить Зенгера, но вы запретили. Это так, товарищ Серов?