В последних числах февраля воентехник Токаев получил краткосрочное увольнение и на попутных военных грузовиках добрался до Москвы. Город встретил его безлюдными улицами, аэростатами воздушного заграждения в скверах и заклеенными крест-накрест бумажными полосками окнами домов. Так москвичи надеялись уберечь стёкла при бомбёжках. Половина квартир в его доме пустовала после поспешной эвакуации из Москвы. Его комната тоже была пустой. В последнем письме, которое Григорий получил, Аза написала, что научно-исследовательский институт, в котором она работала, эвакуируют на Урал. Больше писем не было. Он посидел в пустой комнате со следами поспешных сборов и вернулся в Монино.
Месяца через три, ночью, на самолётную стоянку, где работала команда Токаева, прибежал посыльный и доложил, что воентехника срочно вызывают в штаб. Начальник штаба вручил ему предписание. Григорию Токаеву надлежало прибыть в распоряжение командования Военно-воздушной академии имени Жуковского. Но в не Москву, а в Свердловск, куда была эвакуирована академия. На следующий день он вылетел в Свердловск.
Вернуться к прерванной работе над реактивными двигателями, на что рассчитывал Григорий Токаев, не получилось. В ВВС остро не хватало специалистов, подготовка авиационных инженеров стала с началом войны главной задачей академии. Сотни выпускников заканчивали академию и уходили на фронт, столько же проходили переподготовку на ускоренных курсах. Учёные занимались методикой размагничивания бронекорпусов самолётов-штурмовиков, изобретали новые фугасные бомбы и кумулятивные боеприпасы, разрабатывали рекомендации для повышения точности бомбометания, по выбору оптимальных режимов полёта и работы двигателей для увеличения дальности полёта. Только в редкие свободные часы Токаев возвращался к расчётам турбореактивных и жидкостных реактивных двигателей, которые должны придти на смену винтомоторной поршневой авиации. Повышение мощности поршневых двигателей не давало эффекта. При скоростях свыше 700 километров в час заметного прироста скорости не удавалось достичь, этот путь развития авиации был тупиковым.
В академию поступали разведданные об авиации Германии и её союзников и союзников СССР. Ещё в 1940 году совершили пробные полёты первые реактивные самолёты "Кампини-Капрони", созданные в Италии. В 1941 году в Англии был испытан самолёт "Глостер" с реактивным двигателем, а в 1942 году США испытали реактивный самолёт "Айрокомет". Вскоре в Англии был создан реактивный самолёт "Метеор", он принимал участие в войне.
В середине войны на вооружение люфтваффе поступили реактивные истребители "мессершмидт-262", "мессершмидт-163" и "хейнкель-162". По скорости и маневренности они намного превосходили наши "Илы" и "Ла". И только ограниченные возможности промышленности Германии не позволили немецким лётчикам господствовать в воздухе.
В Советском Союзе тоже занимались реактивной авиацией в конструкторских бюро Королёва и Цандера. В начале 1942 года лётчик-испытатель Бахчиванджи совершил первый полёт на отечественном истребителе БИ-1 с жидкостным реактивным двигателем. Вскоре при испытании этого самолёта Бахчиванджи погиб, работы были приостановлены. Возобновились они только после войны и привели к созданию "ЯК-15" и "МиГ-9" с немецкими реактивными двигателями.
Григорий Токаев несколько раз подавал руководству академии докладные с предложениями включить в планы исследования в области реактивной авиации, всякий раз они отклонялись. У академии были более важные задачи.
В 1943 году Военно-воздушная академия вернулась из Свердловска в Москву. Ещё через некоторое время из эвакуации вернулся научно-исследовательский институт, в котором работала Аза. Увидеть жену и дочь живыми и здоровыми - это был неожиданный подарок судьбы. Выяснилось, что институт Азы тоже был в Свердловске, всего в нескольких кварталах от академии. Она сохранила все письма от мужа. А почему он не получал писем от неё, так и осталось неизвестным.
День победы Григорий Токаев с семьёй встретил на Красной площади вместе с тысячами москвичей. В два часа ночи по радио объявили, что будет передано важное сообщение. В 2 часа 10 минут доктор Левитан прочитал Акт о капитуляции фашистской Германии и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении 9 мая Днем победы. Люди выбегали из домов и шли на Красную площадь. Все поздравляли друг друга, многие плакали. Вечером прозвучал салют из тридцати залпов, московское небо расцветилось фейерверками. Ими Григорий и Аза любовались из своего дома. Дочь мирно спала, Григорий и Аза стояли обнявшись у окна. Начиналась новая жизнь. Какой она будет? Очень хотелось верить - счастливой.
Через две недели майора инженерных войск Токаева вызвал заместитель наркома внутренних дел СССР генерал-полковник Серов.
<p>
V</p>
Вызов к Серову, доставленный курьером НКВД, встревожил Григория Токаева. С госбезопасностью, недавно ставшей частью наркомата внутренних дел, он никогда не сталкивался. В академии, как и во всех учреждениях, существовал первый отдел, предупреждавший разглашение государственной тайны и осуществлявший постоянную слежку за сотрудниками. Григорий знал, что и на него там заведено дело. Но в нём, как он предполагал, нет никаких компрометирующих его сведений, иначе его судьба сложилась бы по-другому. Но это не успокаивало. На его памяти было немало случаев, когда сотрудники академии с большими заслугами и безупречными репутациями, исчезали бесследно и никто не интересовался их участью, это было опасно. Успокоив, как мог, жену, испуганную неожиданным вызовом, Григорий отправился на Лубянку.
К заместителю наркома его вызвали на 14 часов. В половине второго он вошёл в четвертый подъезд здания на Лубянской площади и предъявил повестку дежурному в бюро пропусков. Пропуск майору Токаеву был заказан. Дежурный выписал пропуск, но ему не отдал, позвонил куда-то по внутреннему телефону и попросил подождать. Минут через десять появился младший лейтенант, взял пропуск, проверил документы Григория и распорядился:
- Следуйте за мной.
Они вошли в лифт и поднялись на пятый этаж. Григорий с интересом осматривался. Удивили очень длинные коридоры, которые, как казалось, опоясывали всё здание. По сторонам находились кабинеты с дубовыми дверями, без табличек, только с номерами. Коридоры были пустыми. Лишь изредка навстречу попадались военные с папками в руках и хмурыми лицами. Возле одного из кабинетов сопровождающий остановился:
- Входите.
Это была просторная сумрачная приёмная. Лейтенант передал повестку и пропуск Токаева дежурившему в приёмной полковнику. Тот приказал:
- Ждите, вас вызовут.
Ждать пришлось минут сорок. Наконец раздался негромкий зуммер, полковник открыл тяжёлую дверь:
- Заходите.
В глубине огромного кабинета за письменным столом с телефонами спецсвязи сидел невысокий человек лет сорока в мундире с погонами генерал-полковника, с простоватым лицом и ранними залысинами. На столе перед ним лежала папка с документами, которые он просматривал. Григорий понял, что это его личное дело. Он доложил:
- Товарищ генерал-полковник, майор Токаев по вашему приказанию прибыл.
- Вижу, что прибыл, - неприветливо отозвался Серов. - Садись, майор. Тут написано, что ты осетин. Это так?
- Так, товарищ генерал-полковник.
- Как звали отца?
- Ахмат.
- А почему ты Александрович?
- Так написали.
- Женат?
- Да, жена инженер-химик.
- Дети есть?
- Дочь, ей семь лет.
- Это хорошо. Родители живы?
- Нет.
- Родственники есть?
- Есть. Сестра Нина, двоюродный брат Темур Бегазаевич, они живут в Москве, двоюродный брат Хагуди Гедоевич, живёт в Нальчике, племянник Харитон Дзибаевич, он в посёлке Мизур в Осетии.
- Ты понимаешь, Токаев, что их судьба зависит от тебя? Они будут расплачиваться за все твои ошибки.
- В чём меня обвиняют?
- Пока ни в чём. Это я так, на будущее. Продолжим. - Серов перелистнул документы в деле. - Награды: "Отличник РККА", медали "За боевые заслуги" и "За победу над Германией". Ну, это многим давали. А орден "Красная звезда" за что? Ты же не воевал. Вот запись: "В боевых действиях участия не принимал, ранений и контузий не имеет".
- Я служил в бомбардировочной авиации, в аэродромном облуживании. Аэродромы были прифронтовые. А что не ранен, просто повезло, многие погибали.
- Мне рекомендовали тебя как человека, который разбирается в ракетах, - продолжал Серов.
- В авиационных реактивных двигателях, - уточнил Григорий. - Я занимаюсь этой тематикой много лет. Это будущее нашей авиации.
- Тут сказано, что ты три раза подавал докладные руководству академии. Предлагал включить эту тему в планы. Почему твои предложения отклоняли? Они что, не понимали их важности?
- Понимали. Не стоит подозревать руководство академии во вредительстве. Перед академией тогда стояли другие задачи.
Серов нахмурился.
- Кого подозревать во вредительстве, а кого не подозревать, это не тебе решать. Это решать нам. Тут сказано, что ты знаешь немецкий язык. Это так?
- Знаю.
- Откуда?
- Много материалов было на немецком языке, - объяснил Григорий. - Немцы продвинулись в реактивной технике дальше нас. Пришлось изучить. Начал с работ Ойгена Зенгера. Ещё до войны он опубликовал статью о возможности создания дальнего ракетного бомбардировщика. Потом вышла его книга о проекте "Зильберфогель" - реактивном самолёте "Серебряная птица". В ней было много конструктивных идей.
- Ойген Зенгер, - повторил Серов. - Знакомая фамилия. Есть разведданные, что он сбежал во Францию. Его нужно заполучить и вывезти к нам.
- Товарищ генерал-полковник, почему вы мне об этом говорите? - рискнул спросить Григорий.
- Потому что этим придётся заниматься тебе. Под моим руководством. Вижу, что ты к этой работе готов. Свободен, майор. Жди приказа.
В сопровождении того же младшего лейтенанта Григорий миновал бесконечные коридоры Лубянки и вышел на площадь. Был серый денёк, накрапывал дождь. Возле "Детского мира" тянулась длинная очередь, что-то давали. Григорий чувствовал, что в его жизни наступает новый крутой поворот.
Приказ пришёл через две недели. Майору Токаеву предписывалось вылететь в Берлин. Там уже был генерал-полковник Серов, исполнявший обязанности заместителя Главноначальствующего советской военной администрации Германии маршала Жукова и уполномоченного НКВД СССР по Группе советских оккупационных войск. Ему было поручено организовать поиск и отправку в Советский Союз немецких архивов и учёных, работавших с Вернером фон Брауном.
<p>
VI</p>
Из протокола допроса подполковника Токаева майором Хопкинсом 24 декабря 1947 года:
" - Итак, вы получили приказ прибыть в Берлин. Когда это было?
- В первых числах июня 1945 года.
- Ехали поездом?
- Нет, самолётом.
- С какого аэродрома вылетели?
- Из Внукова.