Не верил, что вы существуете, не поддерживал свою веру, за что и поплатился.
Я трактирщик, любого могу накормить до вспучивания живота, любого, но не вас - Claus поднял мокрое от слез лицо к потолку.
Заметил паутину около лампы. - Спасибо, Господи, за то, что ты есть!
"Пожалуйста", - блондинка не сомневалась, что благодарность относится к ней, а не к Господу.
- Как я вас понимаю, - трактирщик подтолкнул блондинку к подвалу. - Пересидите в безопасном месте, пока нищеброды будут обыскивать трактир.
А они обязательно, все перевернут, чтобы вас найти. - Claus спустился вслед за блондинкой: - Здесь уютно, я часто сплю в подвале, безопасно и звуки посторонние не проникают.
Что ж, рад знакомству с вами и с вашей наготой, - Claus заламывал пальцы.
Он очень хотел поцеловать блондинку, не сомневался, что она холодно примет его поцелуй, но не решался.
"Поцеловать ее, это поцеловать свою мечту детства.
Вдруг, я ее поцелую, и мечта исчезнет.
Все исчезнет, и я останусь в пустоте!"
- Без языка вы не можете говорить, это хорошо, - Claus ступил на первую ступеньку лестницы, чтобы подняться в кухню. - С языком вы закричать можете, выдадите себя, что прячетесь в подвале.
А без языка, если и замычите, то все подумают, что я корову держу под полом.
Не говорите, но писать можете.
Напишите, как вас зовут, пишите все, что помните.
"Я ничего не помню. А зачем надо помнить? - блондинка написала, и в ее очах отражалась вся мудрость блондинок. - Я здесь".
- Надеюсь, что у нас все сложится прекрасно.
Очень вам признателен за визит! - Claus увидел себя со стороны: красное от волнения круглое потное лицо.
Он шаркает ножкой, кланяется, но эти поклоны и подобострастие не театральные, не искусственные, не те, которые он показывал беднякам, а идут от сердца, душевные, искренние.
"Из тебя получится хороший муж", - взгляд блондинки потерял равнодушие, она оценивала трактирщика, уже как девушка.
- Ты ничего не помнишь, но знаешь слово "муж" и его значение, - Claus поймал себя на мысли, что ревнует блондинку, ревнует к ее прошлому, в котором она, возможно, была замужем.
Блондинка снова превратилась в ледяную фею.
Не удостоила трактирщика ответом.
Claus на прощание пожал ей руку, кожа холодная и гладкая, как и положено коже неприступной блондинки.
Затем трактирщик решил дружески похлопать блондинку по плечу.
Но с ужасом понял, что хлопает девушку не по плечу, а по левой груди.
Грудь оказалась еще холоднее, чем рука.
Блондинка никак не отреагировала на похлопывания по груди.
Если она не замечает человека, то, как заметит его действия?
Кровь ударила в мозг трактирщика, впервые он испытал приступ паники, превратился в первобытную обезьяну с несформировавшимися чувствами.
Но сверху, со стороны двери послышались отрезвляющие звуки.
- Claus! Дай мне наш просроченный кофе!
Не оставляй меня живым! - Andre истошно вопил.
Затем затрещала дверь.
- Бродяги, когда стремятся к обнаженной красавице, представляют собой силу намного большую, чем армия профессиональных солдат! - Claus воздушным шаром вылетел из подвала.
Ему есть, за что теперь бороться.
Прикрыл вход в подполье крышкой, набросал в щели мусор, чтобы создалось впечатление, что давно никто не убирал, а сверху поставил стол.
На стол набросал жареное мясо, поставил три котла с кашей, добавил гору хлеба и ведро рома.
Затем открыл дверь
- Где она? - нищеброд выдавил слова и выдавил гной из раны.
- Вот она, но сначала заплатите. - Claus показал на несвежую вареную курицу на блюде.
Он потрепал нищего по щеке, ощутил, как щека проваливается в рот.
- Claus, что они со мной сделали, что сделали! - в кухню вполз развороченный Andre.
Правый глаз у него заплыл, передние зубы выбиты, но выглядел Andre неплохо.
Кухня заполнилась алчными оборванцами.
- Где голая девка? Ты нас, дураков, за кого считаешь? - нищий почесал язву на носу.
- Девка? Какая девка? - трактирщик встал на колени, открыл поддувало в печке. - Может быть, в печке ваша девка?
Ром хорош, если после него вам голые девки кажутся.
Выпейте еще, но, если заплатите! - Claus простер руки над столом.
Вид рома и еды сбил оборванцев со следа.
Пища забивала духовное.
"Слаб человек духом, потому что меняет девушку на хлеб и на ром", - Claus с печалью покачал головой.
- Я грешен, тоже часто свой ром пью.
Пригублю кружечку, а потом мне голые девки платиновые блондинки в красных туфлях на высоких каблуках мерещатся.
Бесы это, видения, а кто видит бесов, того инквизиторы забирают.
Хотите к инквизиторам? - трактирщик вывихнул руку нищему, вынул изо рта вставную челюсть, вспомнил, что блондинка сказала, что из него выйдет хороший муж, улыбнулся.
- Нет, лучше ром, чем инквизиторы, - оборванцы сдались.
"Они отказались от своей мечты, если, конечно, мечтали о голой платиновой блондинке с картины Рембрандта.
А под пытками инквизиторов я отказался бы от дружбы с этой платиновой блондинкой своей мечты детства?" - Claus вытащил из плиты подгоревшую утку.
Черный слой копоти отбивал запах тухлого мяса и скрывал зажаренных с уткой червей.
Claus понес утку в зал, и за ним и за уткой потянулись голодные нищие.
Наступил столь любимый для трактирщика час - час расплаты.
- Хозяин, посмотри, этого на ром хватит? - оборванцы в пьяном угаре легко переходили от подобострастия к агрессии.
Они подносили трактирщику украденные статуэтки, картины, часы, мало кто предлагал деньги.
Деньги украсть сложнее, чем картину.
Claus с брезгливым выражением лица принимал все, даже то, что казалось ему малоценным.
Случалось, что неприглядная вещица стоила дороже золота и бриллиантов.
- Мало, но знайте мою щедрость.
В следующий раз принесете больше! - Claus сгреб в охапку дары, место которым в музее.
Отнес на кухню, запер в надежный железный шкаф.
На принесенные дары оборванцы могли жить в трактире и пировать год, но они это не знали, потому что сразу стали снова нищими.
Но до утра трактирщик их будет кормить кашами, хлебом и мясом, поить ромом.
Claus не скупился на угощения, если хорошо заработал.
Он считал, что отдает еду и выпивку не беднякам, а подкармливает Судьбу, приносит ром на алтарь, в жертву, в честь будущих доходов.
"Вот они жрут, чавкают, рыгают, блюют, пьют, а тонкая аристократка у меня в подвале голодная.
Сама, конечно, виновата, что даже от хлеба отказалась.
Но, с другой стороны, на то они и благородные леди, чтобы отличались от других.
Кому понравится аристократка, которая жадно жрет тухлую свинину?" - Claus приложил ко лбу стонущего Andre лед.
- Покойникам на глаза кладут медные монеты, - Andre простонал, ему плохо, как в аду, - а ты мне закрой глаза серебром.
- Серебром так серебром, - Claus неожиданно легко согласился.
На него благотворно подействовала голая блондинка. - Лишь бы помогло тебе! - Трактирщик опустил на глаза Andre две увесистые серебряные монеты с изображением коней.
- Я выздоровел, спасибо, хозяин! - Andre от неожиданной щедрости трактирщика подскочил.
Болезненного состояния, как и не было.
Лишь синяки и ссадины указывали на избиение.
Andre не рассчитывал даже не медные монеты, а получил серебро.
- Ты влюбился в голую блондинку? - Andre догадался. - Вид у тебя дурацкий, все влюбленные глупо выглядят.
- У тебя не менее дурацкий вид после побоев.
- Работа у меня - получать пинки от посетителей, а от тебя за это получать деньги.
- Нет и не было никакой голой платиновой блондинки в красных туфлях на высоких каблуках! - Claus растянул пальцами рот в улыбку.
Затем он сжал правую грудь Andre, но сжимал сильнее, чем сжимал грудь блондинки.
- Claus, ты ее съел?
Или разрубил на куски и засолил? - Andre не удивлялся, в трактире часто одиноких бродяг разделывали на котлеты.
- Да, я сделал из нее фарш.
Свежее мясо для оборванцев - это им приятный сюрприз.
- Ром из древесных опилок, котлеты из прекрасной блондинки! - Andre с одобрением кивнул. - Ты поступил мудро.
От голых девок одни неприятности.
Например, заявится ее отец или муж (Andre не заметил, как болезненно скривилось лицо трактирщика при слове "муж"), предъявит нам обвинения, что не спасли его дочь, не вызвали стражников, а выставили ее на посмешище перед нищебродами.
Благородные господа не станут нас слушать, и разбираться не будут.
На дыбу или на плаху! - Andre пристально смотрел в глаза трактирщика.
Claus выдержал его изучающий взгляд. - Правильный ты хозяин, Claus.
Из ненужной опасной девки сделал нужный и безопасный фарш.