Глава 25
Редакция журнала «Феномен»
Того же дня, вечер
Николь никак не могла собрать воедино полученный материал о фермере. Она прослушивала интервью на диктофоне несколько раз, но в голове образовалась пустота, и все реплики выглядели бессвязными. Ей мешали думать головные боли. В аптеке она купила кучу различных средств, но они справлялись вполовину. Она ходила из угла в угол, чувствуя себя опустошенной и убитой. Где черпать вдохновение, когда рядом нет источников? В каждой черточке лица Николь, некогда наливного, как спелое яблоко, отразилась внутренняя картина пожирающей тоски. Живой блеск в глазах цвета оливы исчез. Скулы, надёжно спрятанные за круглыми щеками, теперь возвышались над ними, словно горный хребет над плато; а под глазами синие круги превратились в глубокий чёрный омут.
Болезненный вид Николь подмечали многие коллеги, озадачиваясь её самочувствием. На каверзные вопросы девушка отвечала доброжелательной улыбкой, разрушая тем самым иллюзию поспешных предположений. Она села за стол, собираясь снова редактировать статью. Но тут неуверенный стук в дверь прервал журналистку.
– Входите, – сказала Николь.
В двери показалась девушка. Её приятная наружность обладала свойствами внешности девиц модельного агентства. Одетая со вкусом, она обладала довольно отточенной походкой и не выглядела старше двадцати лет. Николь сразу подметила на её овальном лице с ровным золотистым тоном кожи отсутствие косметики. Выпирающие вперёд вздутые губы и глубоко посаженные зелёные глаза придавали ей многозначительной эффектности.
(«Такое чувство, будто я раньше видела это лицо…»)
– Вы Николь Вернер?
– Да. Присаживайтесь.
– Моя хорошая знакомая рекомендовала обратиться к вам.
Она грациозно присела на край стула и мирно сложила руки на столешницу. На каждом персте переливались кольца с бриллиантами.
– Чем могу помочь?
– Меня зовут Мишель. Я жена Алана Джекинса, пропавшего в горах. Моя просьба может показаться абсурдной, но я прошу повлиять на местные органы полиции и возобновить поиски моего мужа. Я очень сильно жду его.
(«Может, мы встречались на выставке в Питере? Или в Москве на открытии салона красоты?...»)
Мишель достала из брендовой сумочки фотографию и положила её перед Николь. Та, взглянув на цветной снимок, сделанный два года назад, остолбенела и не могла оторвать ошеломленных глаз.
(«… Татуировка Макса на плече!»)
На обработанной фотографии Мишель улыбалась белоснежной улыбкой, а в шею её целовал… Макс. Полностью смоляные короткостриженые волосы и гладковыбритый подбородок не делал его старше жены. Он был мальчишкой лет восемнадцати. Его глаза с длинными ресницами, закрытые от удовольствия, напомнили Николь их совместную фотографию на водопаде. Журналистка была не в силах произнести ни слова, и девушка продолжила.
– Люди порой возвращаются спустя десять лет. А что такое один год? Нужно возобновить поиски!
У Николь закружилась голова. В глазах прыгали темные точки, и сквозь эту непроглядную пленку ей виделось, как Макс – он же Алан Джекинс – и Мишель жили очень счастливо. Не оставалось и доли сомнения, что Макс влюбился по уши в белокурую красавицу с глазами яркой бирюзы. Пламенные чувства вскружили голову, и безумный порыв стал предпосылкой отправиться в тату салон и увековечить профиль обворожительного лица возлюбленной. Теперь все мучающие её вопросы мгновенно исчерпали себя. Николь поглотила рабочая рутина, и она отложила в долгий ящик версию, что Макс и Алан Джекинс – один и тот же человек. Решив в первую очередь отыскать Вячеслава Запольского, она допустила ошибку, которая могла увлечь её по длинному, более тернистому пути. Она испугалась, когда представила, как сообщает Максу правду, и тот, не раздумывая, уезжает в город и забывает о ней. Эта мысль заставила её побелеть, как полотно.
– Вам плохо? – забеспокоилась Мишель.
– Нет.
Голос Николь звучал необычайно тихо. Она старалась держаться спокойно, но раненное сердце изнывало жуткой болью, такой, что головная боль на его фоне меркла.
– Я постараюсь что-то сделать для вас. Точнее… сделать всё возможное. Оставьте, пожалуйста, фото. Оно может пригодиться для создания фоторобота и ориентировок.
– Нет проблем, – девушка протянула визитку. – Вот мой номер, если что-то узнаете, умоляю, сообщите мне!
Когда Мишель Джекинс ушла из кабинета, Николь откинулась на спинку кресла, и крупные слезы размером с горошину потекли по мраморным щекам. Она расстегнула верхние пуговицы блузки и освободилась от туфель. Ей не хватало воздуха. Она стёрла слезы и глубоко вдохнула.
(«Надо жить, что бы не случилось, надо жить…»)
Глава 26
Непутевые заметки Николь Вернер
5 июня 2017 г.
«Девять дней показались мне каторгой. Работа не приносила огромной радости и вдохновения, как раньше. Семён Альбертович мной недоволен. И неудивительно. В последнее время мои статьи скучны и бесформенны. Я чувствую себя живым мертвецом, где внутренний мир напоминает свалку гнетущих чувств.
Однако, спрос на меня не упал, совсем наоборот: бывшие любовники предлагают встретиться в тихом уютном местечке, но я отвечаю отказом. Пока Макс не знает о своём прошлом, у меня есть шанс полагать, что вопреки нашим ссорам он ждёт меня в Красном Ручье.
Мигрень прогрессирует. Мои силы окончательно иссякли. Привычные обезболивающие не справляются. Не помешало бы снова вымазаться маслом из чудо-баночки Макса. Быть может, тогда я сумею проснуться обновленной и счастливой.
Сегодня во сне мне привиделась мама. Она сидела в белых одеждах и рассказала, что купила дом на берегу озера. Она звала меня в гости, и я собиралась пробыть у неё все выходные. Сон казался таким явственным, что противный звук будильника не сразу развеял больные иллюзии. Со дня её смерти она не посещала мои сны больше четырёх лет. Я так скучаю по ней…
Сегодня заезжали Мексиканец и Чак. Я так обрадовалась встрече, что зацеловала обоих. Моя удивительная прыть повергла их в шок. Но спустя несколько минут они расцвели, как дикие розы. Мексиканец отбелил зубы. Теперь он улыбается вне зависимости есть ли для того соответственный повод или нет. Чак казался ещё выше. В черной шляпе и с длинной бородой он выглядел, как еврейский раввин. Они привезли мне два письма из Красного Ручья. После работы я неслась домой, чтобы их прочесть. Привожу первое дословное письмо:
«Доченька!
Передаю привет из постоялого двора Мучиты! Я опечалена тем, что ты покинула наши края на длительный срок. Но такова цена справедливости!
Я жду вестей от Касима. Говорят, небесный фонарик, выпущенный нами на Дне Освобождения, видели в нескольких селениях. Наверняка, Касим уже в пути. Возвращайся скорее, чтобы успеть к прилету твоего брата!
С любовью, Мучита Росса.»
Второе письмо.
«Моя дорогая!
Здоровья тебе и мир твоему дому! Как поживаешь? Не хвораешь ли?
У нас всё спокойно. Андерсен по-прежнему спасает поселение от скуки. На этот раз тайком от Маргарет он залез в сарай и покрасил гусей баллончиком чёрной краски. Согласно его утверждению, белый цвет давно не в моде, чего не скажешь о чёрном. Тёмные вкрапления добавили птице королевского благородства. Чем кончилось дело – никто не знает. Вот уже два дня новоиспеченный цирюльник не показывает носа. Поговаривают, Маргарет закрыла его дома.
Как ты успела заметить, День Освобождения, слава богам, прошёл блистательно, и твоё имя теперь не сходит с уст. Без колебаний жители верят, что удача на твоей стороне.
После твоего отъезда в город Макс не находил себе места. Мне даже почудилось: он обезумил от горя! Несколько дней в поселке его не видели. В конце недели Маргарет заметила его сидящим на водопаде. Похоже, теперь он ночует под открытым небом и не собирается возвращаться в свой дом. Признаться честно, голубчик, нам всем тебя не хватает!
Кстати, спасибо за дельный совет! На днях поставила тесто, добавила мак заранее по твоей указке и сдобрила сверху яичным желтком. И… свершилось чудо: плюшки получились бесподобные! Муча не даст соврать, она прикусила свой вечно «худеющий» палец, когда доедала двенадцатую по счёту плюшку. Теперь он ещё сильнее смотрит в бок, нежели раньше.
Данко открыл свое дело: травит крыс в подвалах и домах. Ума не приложу, что он станет делать, когда изживет противных тварей.
Наш маленький Сэм вернулся домой с протезами. Впереди долгий период восстановления. Но он держится молодцом.
С нетерпением ждём твоего возвращения!
Любящая тебя, миссис Митчелл.»
Я растрогалась так, что ревела весь вечер. Ещё неделю, и я сойду с ума, изведенная тоской.
Презентацию о Красном Ручье, подготовленную мной за пару дней, передали в ассоциацию. Остаётся только ждать и надеяться на успех …»
Глава 27
Редакция журнала «Феномен»
6 июня 2017 г., утро
Николь устроилась на стуле в кабинете начальника. Несмотря на упрямый протест Рюмина, Николь воссоздала на бумаге необыкновенную историю Красного Ручья. Ей пришлось пойти на хитрость, но ничто не выдавало того перед лицом Рюмина. Она вела себя непринуждённо, с присущей ей, достойной полуулыбкой, застывшей в уголках рта. Введение подготовленной статьи было настолько туманным, что Семён Альбертович не сразу уяснил, что речь идёт не о местном заводе, где перерабатывают мусор посредством новейшей технологии – а о месте, неведомом для человеческого восприятия.
Он прищурил глаза, и морщинки, ползущие во все стороны, говорили о том, с каким незыблемым вниманием он старается вникнуть в суть написанного. Сначала Николь показалось, Семён Альбертович близок к моменту разорвать листы в клочья, но затем его дряблое лицо пропиталось усмешкой. Он улыбнулся. Лукавые глаза с поразительной быстротой бегали по печатным строчкам. Выгоревшие брови, нависающие грубыми полосками, подскочили вверх, когда он воскликнул:
– Превосходно! Чудесно! Феноменально! Тянет на первую полосу.
Николь облегченно вздохнула. В последнее время изложение мыслей в печатном виде отнимало уйму времени и сил. Но статья о посёлке, который превратился для неё в домашний очаг, она писала на одном дыхании. Каждая строчка содержала в себе частичку её души. С необъяснимым волнением, передаваемым читателю, она описала шум водопада, энергичный Хоровуг, удивительных Квезалей, вечернее чаепитие с ароматными плюшками и маковыми конфетами, радушных мирян. Все как один обладали развитым гостеприимством и сердечностью. Быть может, только благодаря страху перед «Колонизацией» они сумели сохранить душу чистой от скверны.
Николь долго размышляла об этом. Её больше не прельщали клубные вечеринки; в них царили лживая праздность и пошлость целей; не трогали встречи с людьми, выжимающими личную выгоду от совместного досуга. Ей опротивели сцены, когда одни обливают помоями сплетен других, едва те повернутся спиной. Их улыбки фальшивы до основания; их лица ухожены, а души валяются в мерзкой грязи. Мир потерял моральные ценности, и Николь остро ощутила эту потерю, находясь в Красном Ручье.
Победная улыбка озаряла бескровные губы Николь. В её низком голосе зазвучала ирония:
– Я же говорила, материал – исключительный! А вы и слышать ничего не хотели.
Рюмин довольно осклабился. Ведомый привычкой создавать комфортные условия для труда, он небрежно закинул скрещенные ноги на стол и сказал:
– Разве я тебе отказал? Пиши себе, что вздумается! В этом состоит твоя непосредственная работа. Ты квалифицированный профессионал и вправе заручиться идеями.
Николь пожала плечами. Тягаться с застарелым упрямцем – бесполезное занятие. Она пропитала голос обаянием.
– Семён Альбертович…
– Что?
– Разве я не заслужила маленький отгул на пару дней?
Рюмин ответил не сразу. В его вечно напряженном разуме проносился калейдоскоп возможных ответов, и он затруднялся выбрать, какой употребить более уместно в ту минуту. Его подлетевшие вверх брови давали существенную подсказку, какая фраза последует за этим.
– Стоит мне только тебя похвалить, как ты начинаешь дурить. Николь, у нас полно работы, черт тебя подери! Я не могу лишиться главного светлого ума редакции даже на день.
– Я вас очень прошу! Да, и предлагаю взамен отгулу свой годовой отпуск.
По натуре Семён Альбертович являлся расчётливым пронырой. Он никогда не упускал возможности сэкономить, и предложение Николь пришлось ему по нутру. Разумеется, он не хотел терять ни в деньгах, ни в объемах выполненных работ, но в итоге валютные средства значительно перевесили.
– Ну хорошо, только один день! Послезавтра жду тебя на рабочем месте.
Николь просияла. Безудержная радость била через край так, что не будь Семён Альбертович её начальником, она бы кинулась ему на шею и расцеловала в знак благодарности.
Воспрявшая духом, она вылетела из кабинета с луноликой улыбкой и предвкушением сладостной встречи с Максом. Как же она этого ждала! Но насладиться ликованием души не удалось. Она вспомнила, что у Макса есть красивая юная жена, и что на совести Николь лежит ответственность сообщить ему об этом. Она размышляла, когда лучше сообщить ему правду: сразу, как приедет в Красный Ручей или чуть позже, когда проведут вместе хоть какое-то время. Разлука казалась неминуемой, и то поможет выгадать лишний час в его обольстительных объятиях. Её сердце, истосковавшееся по теплу его рук, сжималось от боли: Макс точно предпочтет прошлое настоящему.
Она отмотала воспоминания в начало, когда вокруг нашумевшей истории об альпинистах ползли разные слухи. За развитием событий следил Булавин; сама Николь выступала в роли наблюдателя, а не осведомленного. Потому отметила, что, кроме настоящего имени и описания трагедии, она по-прежнему не располагает сведеньями о Максе. Мишель Джекинс тоже была немногословна, полагая, что фотографии достаточно для продолжения поисков. Конечно, Николь могла бы обратиться к Булавину и устроить тщательный расспрос об альпинистах. В таком случае не исключалась вероятность, что тот начнёт подозревать неладное и осведомится, с чего такой интерес к закрытой истории. Николь не хотела распространяться кому бы то ни было об Алане Джекинсе, пока Макс, узнав правду, сам не изъявит желания сообщить о себе миру.
«Я не могу сидеть сложа руки! Надо всё разузнать и поподробнее» – думала Николь, заходя в личный кабинет.
Она отыскала визитку Мишель Джекинс и набрала номер. Длинные гудки в телефоне опережали частое биение её сердца.
– Алло.
– Мишель, вы могли бы уделить мне пару минут? Я бы хотела встретиться.
– Да, конечно, я остановилась в гостинице «Шарм», диктую адрес.
Николь записала продиктованные сведения и, накинув пиджак, выскочила из кабинета.
Глава 28
Гостиница «Шарм»
Того же дня
Николь постучала в номер 123 на четвёртом этаже. Ответа не последовало. В коридоре стояла такая тишина, будто гостиница погрузилась в крепкий бездыханный сон. Николь постучала снова. Никто не отворил, и она предприняла очередную попытку. Наконец, после четвёртого стука дверь открыли, и на пороге появилась Мишель. Вид у неё был слегка сконфуженный и возбужденный. Влажные волосы были небрежно зачесаны на одну сторону. Толстый махровый халат, как тяжёлый груз, висел на хрупком теле. Николь подивилась очарованию, исходящему от её ровной потрясающей кожи. Она напоминала Мадонну Бартоломе8. Невинное лицо, тонкие изящные пальцы и неподдельная грация – все неоспоримые достоинства Мишель Джекинс создавали вокруг неё ощущение совершенства.
– Николь, входите.
Журналистка собиралась войти, как вдруг в дверном проёме возник статный мужчина, не высокого роста, но с широкими плечами. Располагая слащавой внешностью героя комиксов, по годам он выглядел вдвое старше Мишель. Парень мимолетно оглядел Николь и отвёл глаза. Его смущение расценивалось Николь, как сигнал, что она застала их с поличным. Он удалился, а Николь прошла внутрь.