зал стэком на идущего навстречу подростка, с мешком
за плечами, по-видимому, приняв его за нищего.
. Приблизившись к мальчику, Керакозов натянул креп-
ко закрученные на кулак вожжи, кони стали. Подросток
тоже остановился. Он снял с плеча мешок из домоткан-
ного сукна, широким рукавом черкески вытер со лба пот.
— Кадам сауш, лаппу?*— спросил Керакозов по-осе-
•тински.
— Нахима, — ответил юный путник, застенчиво улыб-
нувшись.
— А что это означает? — Ираклий Спиридонович с
тихим смешком пожал плечами.
Мальчик засмеялся, сверкнув белыми зубами, — он
понял, что познания его собеседника в осетинском языке
не идут дальше произнесенной фразы.
— Домой, — по-русски повторил мальчик. — Дедуш-
ку в городе искать.
Подъехал обоз. Охранники спешились. Богдан Богдан
нович Злыдень разминал отекшие ноги. Мистер Стрэнкл
смотрел в длинный морской бинокль на отроги Главного
Кавказского хребта. Старый проводник Габо пристально
разглядывал юношу в черкеске, а тот не мог отвести глаз
от керакозовских скакунов и прищелкивал восхищенно
языком. Наконец Габо сказал несколько слов по-своему.
Мальчик, потупив взор, ответил. Старик снял косматую
горскую шапку и скороговоркой прочитал какую-то мо-
литву, часто повторяя «аллах».
— О чем они?— полюбопытствовал мистер Стрэнкл.
—Э! — махнул рукой Керакозов. — Сейчас догово-
* Куда идешь, парень? /осет,/
92
рятся до того, что окажутся близкими родственниками.
Держу пари. Уж таковы осетины. Родственники — уж как
пить дать.
— Пить дать? О кей!
Иностранец без лишних слов извлек из-под сидения
кожаный саквояж, достал объемистую бутылку виски,
содовую воду, колбасу, хлеб. Через минуту путешествен-
ники закусывали. Не страдавший отсутствием аппетита
Керакозов остался весьма доволен таким оборотом дела.
— За успех экспедиции! — поднял походный метал-
лический бокал Ираклий Спиридоиович.
Старик Габо спорил с мальчиком:
— Саладдин умер, так едем со мной! Через два дня
вернемся в город, сходим к начальству. И тебя опреде-
лю в школу, и твоих друзей. Где они?
— Они ушли вперед, в город. Мать меня упросила
остаться немного дома. Ахметка не согласился ждать.
Говорит: джигит не должен терять время, когда важное
дело есть...
Знаур не сказал, что этим «делом» была предполага-
емая поездка на фронт. Умолчал он и о первой встрече
с матерью.
Габо подошел к коляске, почтительно снял шапку.
— Господин!—обратился он кСтрэнклу.—Этот маль-
чик мой внук. Отец его матери, лесник Ирбек Саламов,
приходился мне двоюродным братом...
— Вот, пожалуйста! — встрепенулся Керакозов. — Я
же говорил, что они окажутся родственниками.
— Я говорю правду, Ираклий Спиридоиович. Маль-
чик воспитывался в доме родственников отца, как неза-
коннорожденный. Недавно душа хозяина дома Салад-
дина переселилась в иной мир — такова воля аллаха.
— Где же его отец? — спросил Керакозов.
Понизив голос, Габо ответил:
— В Турции или в Персии, офицер.
Мистер Стрэнкл насторожился. Он не забыл о встрече
в Тегеране с сотником Кубатиевым и о его просьбе пере-
дать деньги какому-то мальчику. Ведь речь шла, кажет-
ся, о Саладдине, которого большевики должны были по-
ставить к стенке?
Но мистер Стрэнкл не принадлежал к числу людей,
торопящихся отдать деньги /хотя бы и небольшие/ в
чужие руки. Нет, ни из своих, ни из казенных сумм он не
93
потратит без пользы для дела ни единого шиллинга!
Другой разговор — благотворительные посылки. Чем
быстрей избавиться от них, тем лучше.
Вдруг мистеру Стрэиклу пришло на память то зага-
дочное слово, которое он услышал тогда в тегеранском
духане «Невидимая нить»
— Кавда... кавдасард... Габо! Что такое «кавда-
сард»? — спросил он проводника.
— Рожденный в хлеву, незаконнорожденный.
— Хм. А он... тоже из хлева? — Стрэикл ткнул стэком
в сторону Знаура, стоявшего поодаль.
Ради аллаха, тише! — взмолился старик. — Это так
оскорбительно. Мальчик до сих пор не знает, кто его
отец. Когда возмужает, ему расскажет об отце сама мать.
— Что же ты хочешь от меня, говори, — Стрэнкл под-
нес горящую зажигалку к сигаре.
— Мальчик идет учиться во Владикавказ. Я сам опре-
делю его в школу, а пока позвольте взять Знаура с собой
в экспедицию.
— Знаура?.. — мистер Стрэнкл удивленно и с
каким-то испугом посмотрел на старика, неужели это
тот мальчик, о котором говорил ему сотник?
— Его имя Зиаур, мой господии. Когда мы вернемся
в город, я определю его к родственникам. Боюсь, что
дедушка, к которому он идет, откажется принять его к
себе.
— Какой еще дедушка? Ведь ты сам назвался дедуш-
кой, — заметил Керакозов.
— Дело в том, Ираклий Спиридоновнч, что тот де-
душка не прямой, а я близкий.
— Понимаю, — снова рассмеялся Керакозов. — Он
ему такой же дедушка, как ты мне бабушка...
— Нам не нужны лишние люди. Глава миссии
будет недоволен, если узнает, но... что ж... возьму на се-
бя. Как принято говорить в России: семь бед—один от-
вет. А нет ли у мальчугана насекомых, черт бы их по-
брал?
— Что вы, господин! Мальчик воспитывался в знатной
семье! — с поклоном возразил Габо.
Теперь и знатные позавшивели, — ввернул Керакозов.
— Только одно условие,— сказал иностранец. —
Малыш будет мне помогать составлять гербарий лечеб-
ных растений Кавказа.
94
— Ом будет делать все, что вы прикажете, мой госпо-
дин! — еще ниже поклонился Габо.
— Мистер Злыденс!
— Слушаю вас,— старый военный чиновник склонил-
ся в почтительной позе.
— Можете выдавать паек этому малышу.
— Слушаюсь.
Через несколько минут экспедиция тронулась в путь.
Габо снова затянул осетинскую песню. Знаур тихо под-
тягивал ему.
А перед глазами мальчика вставала картина встречи
с матерью. «У меня теперь есть мать,— мысленно гово-
рил Знаур, оборвав песню на полуслове.— Мать!..» Она
стоит перед ним и повторяет одни и те же слова: «Ма
хур!* Ты со мной, ма хур!..»— гладит сына по голове,
плачет от счастья. А когда настал час разлуки, сказала:
«Ты уходишь в город учиться? Не хочу, чтобы первое
слово мое было против твоей воли. Поезжай. Пиши пись-
ма. Я сама приеду к тебе, ма хур. Но останься хоть на
два дня, прошу тебя...»
Ахметка настоял на своем — идти в город немедлен-
но. Поспорили, чуть не поссорились. Костя взял сторону
Ахметки. Условились встретиться через три-четыре дня у
дальнего родственника Знаура, Дзиаппа, который жил
рядом с осетинским кладбищем. Мать советовала разы-
скать другого дедушку, Габо, но не знала, где он живет.
Ей не хотелось, чтобы сын переступил порог дома старо-
го Дзиаппа, близкого к роду Кубатиевых.
«А теперь я еду с дедом Габо, — думал Знаур. — И
через два дня мы будем в городе. Как странно. Видимо,
Уастырджи** помогает мне...»
И еще вспомнились последние материнские слова,
произнесенные с тревогой: «Зачем ты покидаешь меня,
ма хур!..»
Поднявшись в предгорье, экспедиция разбилась на
две группы. Злыдень с обозом остался в селении Фидар.
Стрэикл приказал ему раздать детям сорок маленьких
* Ма хур /осет./—-мое солнце,
**У астырджи — в осетинской мифологии — покровитель
путников.
95
посылок — мешочков прогорклой муки, составить и
заверить печатью Совета список получивших по-
дарки.
Мистер Стрэнкл, Каракозов, Габо и Знаур в сопро-
вождении двух конников охраны — рябого курда Мехти
и чеченца Закира — поднялись по Дигорскому ущелью
вверх. Все ехали верхом, кроме старика и юноши — они
вели на поводу двух темных мулов, навьюченных тюка-
ми* с провизией и брезентовыми палатками.
Надвигался вечер, когда верховые спешились на
широкой поляне плато. Пока люди разбивали палатки,
мистер Стрэнкл установил на высоком штативе фотоаппа-
рат и заснял несколько видов. Прямо на восток простира-
лась широкая равнина с утопающими в садах селения-
ми, вокруг которых извивались серебристые нити рек,
правее тянулись отроги Главного хребта и синели ущелья.
Урух шумел где-то далеко внизу. Тихий, изменяющий
свое направление ветерок приносил то прохладу ущелья,
то благоухание фруктовых садов, то аромату альпий-
ского разнотравья. Погода, кажется, налаживалась,
угроза дождя миновала.
Мистер Стрэнкл облачился в альпинистский костюм
цвета хаки, на его поясе появился тяжелый кольт в гут-
таперчевой кобуре.
Курд Мехти стоял с карабином у входа в палатку
иностранца и Керакозова. Габо возился возле кухонного
казана, охранники пасли лошадей и мулов, Знаур соби-
рал сухие ветки для костра.
— Не знаешь ли ты, малыш, где тут развалины древ-
ней башни? — спросил Стрэнкл Знаура.
— О! Знаю. Нелегко туда добраться — башня у само-
го перевала по дороге в Грузию.
— Часа за три дойдем?
— Думаю, дойдем, господии.
— А что там было раньше?
— Просто так: наблюдать— не идут ли враги. Та-
кую башню имел каждый род.
— Откуда ты знаешь?
— Мне рассказывала... моя мать, лекарка Хадзигуа.
— Выйдем завтра пораньше,.покажешь башню.
— Хорошо, господии.
Вечером Знаур помогал Габо готовить ужин. Возле
очага то и дело появлялся Керакозов, давал наставле-
96
ния — что и как готовить. Ветер разносил запахи пале-
ных перьев и бульона из свежей дичи.
Подкладывая в костер сухие сосновые ветки, Знаур
с интересом наблюдал за Мехти. После вечерней молитвы
тот долго глядел на «кыблу» — в сторону, где, по его
мнению, находилась святая Мекка, а потом тихо и про-
тяжно запел. Глаза курда сузились, длинное коричневое
лицо словно окаменело. Знаур не понимал слов, но
чувствовал, что песня исполнена тоски по далекой родине.
Не зря Мехти так печально смотрел на перевал, за кото-
рым где-то далеко-далеко начинался Курдистан.
Когда песня оборвалась, к Мехти подошел Стрэнкл
и сказал ему несколько слов по-арабски. Курд кивнул
на перевал, вздохнул, горестно покачал головой.
«О чем это они?» — подумал Знаур.
Иностранец достал из кармана брюк блестящую
желтую монету и, поиграв ею на ладони, бросил к ногам
Мехти. Тот заулыбался, под черной тесьмой усов пока-
зался желтый клык.
«За что он дал ему деньги?» — удивился юноша.
...Чуть свет Стрэнкл и Знаур отправились вверх по
ущелью. Мальчик шел впереди, неся лопату, кирку и пус-
той мешок для травы. Изредка оглядывался, не отстал
ли господин. Вот уже скрылась за пригорком высокая
мачта, на которой был укреплен белый шелковый флаг
с красным крестом и полумесяцем — эмблемой, которая
служила надежным подтверждением вполне миролюби-
вых помыслов иностранной миссии.
Горная тропа змеилась вверх по крутому отрогу пере-
вала. Мальчик хорошо знал места. Не раз ходил он
здесь на летнее пастбище, носил из Фидара чурек
и соль для Дадо, Кости Коняхина и других пасту-
хов.
Знаур оглянулся. Чужестранец немного отстал. Он
нес на плече плоский металлический ящик.
— Далеко еще, малыш? — спросил, переводя дух.
— Столько же, господин. Нужно пройти к тому мес-
ту, где начинается ущелье...
Стрэнкл глянул на хронометр и на стрелку компаса,
прикрепленного к тонкому кожаному планшету. За проз-
рачной крышкой белела какая-то схема.
— Придется поработать сегодня.
— Рвать траву на лекарство?
7 Их было трое
97
— Трава — пустяки. Надо суметь выкопать индий-
ский корень «тха» так, чтобы не оторвать самого начала
его, тонкого, как паутинка. Дело кропотливое и требует
спокойной обстановки.
— Разве есть такой корень в Осетии?
— У самой башни. Там его обнаружил знаменитый
бельгийский путешественник Кинг. Ну, идем!
Вдруг откуда-то издалека Знаур услышал песню
курда Мехти. «Видно, мистер приказал своему телохра-
нителю быть поблизости»,— сообразил мальчик.
Знаур шел быстро и легко. Вот уже из-за маленького зе-
леного пригорка показались развалины старой родовой
башни. Напрямик — совсем близко, но пройти к башне
можно лишь преодолев две ущелииы, сплошь увитые
колючим кустарником. Мистер Стрэнкл то и дело ругался
по-английски.
Снова почудилось, что поет Мехти. Знаур прислушал-
ся, и до него явственно донеслись слова припева: «Далай,
далай, былкылай...» Мальчик вспомнил, как вечером
Стрэнкл разговаривал с Мехти на его — курдском —
языке.
— Господин, что значит: «Далай былкылай»? Так пел
Мехти...
— Значит: «Черт бы меня побрал со всеми моими
потрохами...» Быстрей!— с раздражением ответил
Стрэнкл.
Иностранец обогнал мальчика и стремительно заша-
гал вперед. Он почувствовал одышку, но и не думал об
отдыхе.
От древней башни, сложенной из валунов, сохрани-
лись только три стены с узкими бойницами да нижнее
помещение, похожее на недостроенный сарай. Все порос-
ло сорной колючей травой.
— Белый камень! — не сдержавшись, радостно во-
скликнул мистер Стрэнкл.—Здесь должен быть индий-
ский корень «тха»!..
Большой полукруглый камень лежал около входа в
нижнее помещение. Башня стояла на самом стыке двух
ущелий. Отсюда была видна горная часть Осетии. Знаур
с грустью смотрел на другую сторону ущелья, где над
синевой густого сосняка поднималась струйка белого
дыма... Там мама. Почему называют ее ведьмой? А
она —добрая, ласковая.
98
— Вот что, мальчик, пока я буду искать корень, а
мне придется тут повозиться — ты ступай в лес, — он
указал в сторону далекого леса,—и рви траву. Вот та-
кую,—Стрэнкл нашел глазами сорокалистник и нагнулся
за ним, чтобы передать Знауру.
Из вышитого мешочка достал иностранец маленький
золотой динар.
— Вот тебе за труды, — сказал он, подавая монету.
— Не нужно, господин, отдайте лучше дедушке, —
несмело ответил Знаур.
— Бери — твои деньги!
— Когда возвращаться, господин?
— Когда начнет смеркаться. На галеты, подкрепись.
Если понадобишься раньше, дам два выстрела из кольта.
Иди.
С нескрываемой завистью посмотрел подросток на
блестящую кобуру кольта и пошел вниз по знакомой тро-
пинке.
Знаур сгорал от мальчишеского любопытства: что за
таинственный корень, который мистер остался добывать
сам? «А может там никакого корня нет, а лежит клад.
Дадо рассказывал предание о том, как один алдар зарыл
клад возле своей фамильной башни». Фантазия уже рисо-
вала Знауру сокровища, зарытые в земле.
Сбегать бы спросить Хадзи — она знает все травы и
корни. Нет, не успею...» Опять вспомнил: «Зачем, зачем
ты меня покинул, ма хур!»
Вернувшись к башне, Знаур застал англичанина сидя-
чим на белом камне. Вид у Стрэнкла был усталый, ры-
жие брови зло сдвинуты. Он сказал, что не нашел корня
«тха», но завтра поиски будут продолжены. Вырытая
яма была засыпана.
Знаур ждал, когда улягутся все, чтобы поговорить
с дедушкой Габо. Наконец стало тихо. Даже часовой у
входа в палатку Стрэнкла задремал.
Выслушав мальчика, старый Габо долго молчал, по-
том тихо заговорил /беседа велась на осетинском языке/...