о борьбе с детской беспризорностью, Северин прочитал:
«Константин Коняхин, 15 лет; Ахметхан Арсланов, 14
лет. Задержаны при краже яиц в курятнике гр. Абаева
(якобы для покупки на оные билетов в цирк). Оба пы-
тались убежать. Отправлены в детдом № 8».
•« Поздним вечером в детдом шли Григорий Иванович
и Знаур.
Несколько дней назад Знаур тоже стал воспитанни-
ком детдома № 8. А в облчека он ходил для получения
подарка — новенького красноармейского обмундирова-
ния. Было и добавление к подарку — два фунта астра-'
ханской воблы. Время от времени Знаур отгонял трех
тощих бездомных собак, волочившихся сзади по рыбьему
запаху.
Григорий Иванович Северин не просто вышел прогу-
ляться по свежему воздуху. Во время неудач и разоча-
рований балтийский матрос с лицом, закаленным ветра-
ми многих морей, испытывал желание излить душу, вы-
сказать наболевшее кому-нибудь из таких, как Знаур,
кто не осудит, не посмеется, а по-детски искренне разде-
лит горечь переживаний.,
— Да, нескладно получилось у нас,—говорил Севе-
рин.—Два матерых кашалота уплыли — Стрэнкл и док-
тор Мачабели...
Северин не мог простить себе этого. Через графа
Шувалова были раскрыты и пойманы почти все, кто
входил в штаб «боевого союза» возрожденцев. Накануне
исчезновения доктора в облчека поступило сразу два
сигнала, дающих основание немедленно арестовать его.
Первый сигнал—записка с иностранным «акцентом». В
ней говорилось о том, что некий врач микробиолог соби-
рается делать смертельные прививки тем, кто доброволь-
но уезжает на фронт. Не составляло труда догадаться,
о ком шла речь. Лади Георгиевич Мачабели был един-
ственным членом призывной комиссии, занимающимся
прививками. Судя по почерку, автором письма была
женщина. Второй сигнал — устное заявление Нины Реу-
товой, молодой медицинской сестры из лаборатории Ма-
чабели, обнаружившей в шкафу баллон с незнакомой
вакциной «Ц» для инъекций. В отсутствие доктора де-
вушка взяла из баллона пробу под микроскоп и немед-
ленно побежала в чека...,
154
Микробиолог имел тонкое звериное чутье. Еще до
того, как за его квартирой было установлено наблюде-
ние, Мачабели попросил в облздраве легковой автомо-
биль, добрался по Военно-Грузинской дороге до селения
Чми, шоферу велел вернуться на первый Редант и по-
дождать. Через горы перебрался в Грузию. Там след его
пропадал.
Шувалова увезли в Москву. Хорунжий Половинка по
приговору чека был расстрелян. До сих пор еще Северин
слышал неистовый визг труса-предателя, увидевшего на
уровне своей головы семь винтовочных стволов...
— А мистера мы с дедушкой Габо проспали,— с го-
речью сказал Знаур.—Дедушка говорил, с заграничны-
ми гостями надо быть осторожней...
— Ладно, Знаур,—перебил Григорий Иванович.—
Не будем плохим словом поминать умерших.
Мальчик вздохнул. Жаль дедушку. Вчера вместе с
дядей Темболом ходили в лазарет справляться. Там ска-
зали, что старик Габо два дня назад скончался от тифа
и похоронен в братской могиле, где лежат тысячи бой-
цов Одиннадцатой Красной Армии... Знаур знал, что
где-то там похоронен и красноармеец Иван Коняхин —
Костин отец.
— Ну, орленок, давай прощаться. Пиши письма.
— Письма? Куда писать? Ведь вы вернетесь в Мос-
кву? !
— Да. Я уеду, но Тембол и Аршавель остаются. Пи-
ши им. Закончишь семилетку, устроят тебя на курсы.
Будешь чекистом. Я говорил с ними.
— Вы когда в Москву, дядя Григорий?
— Скоро. Ну, прощай. Помни наши советы и, глав-
ное, умей хранить военную тайну. Если встретишь на
своем пути врага, не упускай его. Действуй не в одиноч-
ку, а с верными друзьями.
Расстался Знаур с Севериным — и одиноко стало на
душе. «Хороший человек дядя Григорий»,— думал маль-
чик.
Но тем и хороша юность, что она не знается долго с
тоской и печалью.
Воображение рисовало картины завтрашнего дня.
Главное, что Знаур теперь не одинок: в детдоме его
ожидали Костя и Ахмет. Втроем они обдумывали план
тайной поездки на фронт,
Ш
На дорогу уже приготовлены сухари, сэкономленные
за счет собственных желудков, три селедки, «выужен-
ные» Ахметкой из бочки во время его дежурства на кух-
не детдома, да еще — дареная вобла...
...«Может быть, на фронте, среди врагов, мы встретим
этого Чук-Чека с головой удава — лысого доктора?..
Или — самого мистера?.. Приколем их саблями к земле...
Долучайте!»—думал Знаур, входя во двор детского дома.
В полночь, когда детский дом погрузился в сон, ребя-
та тихо открыли окно, входящее в сад. До земли — доб-
рая сажень. Первым спустился Костя по бельевой верев-
ке, добытой и припрятанной все тем же неуловимым Ах-
меткой. Потом полез Ахметка, а конец веревки держал
Знаур. Когда подошла его очередь спускаться, он при-
вязал веревку за ножку кровати и проворно, как кошка,
скользнул вниз. Вдруг в комнате что-то загремело, Зна-
ур стукнулся о землю....
— Кар-раул!— завопил проснувшийся сторож, уви-
дев, что железная койка сама лезет через окно...
Беглецы успели скрыться.
За железнодорожными мастерскими вышли на колею
и двинулись по шпалам.
Долго шагали молча. Уже рассветало. Город остал-
ся позади.
Первым нарушил молчание Костя.
— А в животе — опять марш «Тоска по родине»...
— Какой марш?.. Зачем непонятный слово говоришь,
да?..— недовольно заметил Ахметка.
Костя разъяснил приятелю-ингушу значение сказан-
ной фразы:
— Когда в животе никакого продовольствия нету,
там жалобно урчит...
Солнце поднялось высоко, когда юные путешествен-
ники подошли к станции Дарг-Кох. Там стоял товарный
состав.
— Давайте зайдем с самого хвоста поезда,— посо-
ветовал Ахметка.—Залезем на крышу вагона. Кля-
нусь—лучше будет.
— Не надо,— возразил Знаур.— Я пойду поищу зна-
комых. Может, кто из наших найдется. Поезд, кажется,
идет туда, куда нам надо.
156
Знаур не ошибся. Это был эшелон с пополнением
Красной Армии. В одном из вагонов молодые голоса не-
стройно пели новую песню.
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон...
Запевал чей-то бойкий тенор, а остальные подхваты-
вали:
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой!..
Ребята вышли на перрон, робко оглядываясь.
— Знаете что, хлопцы! — осенило Костю.— Давайте
скажем, что мы отстали от поезда, который ушел рань-
ше этого, и будто бы мы догоняем свою команду.
— Клянусь аллахом,— поддержал Ахметка,— ты
мудрый слово говоришь, Костя!
— Хорошо,—согласился Знаур.— Будем про Ахмет-
киного дядю говорить. Едем к нему—и все. Где он слу-
жит?
— В вашей осетинской бригада,—ответил Ахмет-
ка.— Он там есть командир. Начальник. Клянусь.
— Ладно, не хвастайся,— оборвал Костя.— Только
так, ребята: буду я говорить. Вы поддакивайте, что я не
вру, а говорю святую правду, как на духу у попа.
Из вагона выпрыгнул шустрый паренек с наганом
на поясе и красной звездой на рукаве.
— Вам что — особое приглашение? — напал он на
ребят.— А ну, давай быстрей в вагон!
— С друзьями прощались...— невнятно пролепетал
Костя.
— Хватит, уже отправление.
В «телячьем» вагоне было человек двадцать. Какой-
то здоровенный детина сидел возле «буржуйки» и разда-
вал хлеб с селедкой.
— Подходи, эй, опоздавшие!.. Кому не хватает, на-
летай — пять хвостов остается в резерве.
Друзья устроились в самом углу, под нарами. Вагон
рвануло, сильно толкнуло назад, лязгнули буфера. По-
езд медленно набирал скорость.
Знаур толкнул в бок Костю:
™ Едем, Коста!
157
— Ага, едем...
— Ей бог, наш дело хороший!— радостно прошептал
Ахметка.
Тот же здоровый парень, что раздавал селедку (он,
видно, был в вагоне за старшего), на какой-то малень-
кой остановке принес в вагон охапку сена.
— А ну, кто там,— обратился он к лежащим на на-
рах.— Гибитов, Кастуев, давайте, за . мной, еще сена
трЬшки принесем. Гарни постельки дробим...
Дальше ехать было совсем хорошо — лежали на ду-
шистом сене.
На душе легко: в вагоне никого из начальников нет,
значит, нечего страшиться расспросов и допросов.
На станции Прохладной в дверь заглянул кто-то с
фонарем, в очках.
— Здесь нет отставших, товарищи!?
— Нету, товарищ помначэшелона! — прогремел го-
лос старшего.
Знаур посмотрел на помначэшелона. Сомненья нет:
это не кто иной, как очкастый завдел Христиановского
окружкома РКСМ. «Не выдаст»,— подумал Знаур, за-
сыпая.
Чуть свет прибыли в Минеральные Воды, и старший
по вагону (звали его Арсентием Плахой) снова раздавал
все ту же астраханскую селедку и тот же черный лип-
кий хлеб.
— Закусим, хлопцы, чтобы дома не журились,— го-
ворил он,— приедем в часть, там будет гарна кухня и
гречнева каша з маслом.
Поезд долго маневрировал. На первом главном пути,
где останавливались скорые пассажирские поезда, стоял
товарный эшелон. На одном из вагонов надпись: «Мо-
сква, председателю Совнаркома В. И. Ленину. Хлеб для
голодающих детей столицы от крестьян Георгиевского
отдела Терской области».
По перрону разгуливали какие-то подвыпившие ще-
голи. Один из них, в черной поддевке и в сапогах гар-
мошкой, заковыристо наигрывал на разукрашенной пер-
ламутром гитаре и пел тоненько:
Ах, шарабан мой американский,
А я мальчик д 'атаманский.,,
158
— Видать, они не очень-то голодуют,—заметил Кос-
тя.— И когда только буржуи перестанут самогонку
жрать...
— Скоро всех побьем!—заверил Ахметка.
— Ты много их побил, буржуев,—насмешливо спро-
сил длинноногий парень с верхних нар.
— Не ругайтесь, хлопцы,— примирительно сказал
старший.— Приедем на позицию — всем хватит...
Большинство ребят в вагоне были из Заманкульской
ячейки РКСМ, рослые, со смуглыми загорелыми ли-
цами.
В вагон пришел очкастый — помощник начальника
эшелона. > •
— Товарищи,— сказал он, сев на пустой ящик.— Ко-
миссар эшелона товарищ Слесарев приказал мне сде-
лать вам доклад, согласно плану...
Молодые бойцы окружили докладчика. Стало
тихо.
— Много говорить не буду,— продолжал он.— Про-
вокаторы пустили слух, что наша пролетарская осетин-
ская бригада погибла под станицей Бургустанской. Вы,
истинные сыны революционной Осетии, не дрогнули от
этой страшной вести и пошли на фронт.
Бригада наша не погибла! Она сражается. Расскажу
вам об одном кровопролитном бое. Он произошел утром
16 сентября...
И все услышали правду о событиях под станицей
Бургустанской.
Осетинская нацбригада вела тяжелые бои. Шестнад-
цатого в четыре часа началась очередная атака. Вто-
рой батальон под командованием Огурцова должен был
занять центр станицы, где стояла церковь. В составе
батальона действовала Заманкульская рота РКСМ. Она
принимала на себя главный удар. В передних рядах на-
ходился восемнадцатилетний политрук, комсомолец
Петр Икати. Когда бывалый партизанский командир Се-
мен Цебоев скомандовал: «В атаку, орлы!» и цепь ро-
ты — сто молодых бойцов — дружно поднялась, политрук
Икати выбежал вперед. Он взмахнул наганом и крик-
нул: «Даешь Бургустан! Да здравствует советская рес-
публика!» Цепь рванулась вперед, увлекая за собой весь
батальон. -&Я
Накануне боя у Пети совсем развалились сапоги, и
159
он шел в атаку почти босиком. Потом к нему так и при-
стала кличка «босой комиссар».
Первым достиг бруствера вражеской траншеи паре-
нек в синей черкеске Володя Тогоев. И тут же упал на-
взничь — со второй траншеи вражеский пулеметчик от-
крыл огонь. Из окопов повстанцев полетели ручные гра-
наты. Пали Макар Гуцаев и Саша Гадзаов..
Контуженный гранатой политрук Икати сидел на по-
ле, схватившись за голову.
Атака захлебнулась. И тут словно из-под земли вы-
рос перед красноармейцами командир бригады Янышев-
ский — без фуражки, с алым пятном на щеке,— призе-
мистый, кряжистый, как медведь.
— Что ж, «орлы», топчетесь?—крикнул он и, вски-
нув маузер, выступил вперед.
Из цепи вырвался рослый парень в косматой гор-
ской папахе, с кинжалом на поясе — Андрейка Томаев.
Улучив момент, обогнал комбрига, бросился к одиноч-
ному окопу, где засел пулеметчик, наотмашь ударил его
прикладом — завязалась рукопашная. Саша Дзабоев
поспешил на помощь.
Пулемет умолк, открылся путь для батальона.
— Спасибо, ребята! — прозвучал над полем громо-
вой голос комбрига. Он был уже верхом на сером кабар-
динском скакуне.
Раненых Сашу и Андрейку доставили санитары.
...По приказу свыше комбриг Янышевский и комиссар
Поддубный с кавполком бригады вырвались вперед, на
преследование отходящих в Карачай повстанческих час-
тей. Пеший полк остался на месте. Второй батальон пол-
ка разместился в Бургустанской.
Здесь и случилась беда.
На рассвете следующего дня конница белоказаков
по балкам ворвалась в станицу, и первая рота батальо-
на попала в окружение. Произошел жестокий рукопаш-
ный бой, «резня», как говорили потом участники. Каза-
кам удалось отбить и захватить в плен около восьмиде-
сяти наших бойцов. Под усиленным конвоем их увели в
тыл, в станицу Бекешевскую.
— Вот этот бой и послужил источником зловещих
слухов о гибели всей бригады,— сказал в заключение
докладчик.— Возможно, что вам, молодому пополнению,
придется выручать товарищей из плена и освобождать
160
Бургустаискую от наемников Врангеля — повстанцев.
Вопросы будут?
— А пока вы ездили за нами,— спросил Алеша Би-
гаев,— не могли наши освободиться из плена?
— Когда я уезжал, бригада временно вышла из боя,
ее место заняли кабардинцы,— такая же бригада, как
наша, только полностью кавалерийская. Бетал Калмы-
ков привел ее нам на выручку.
Тут очкастый глянул в угол и заметил рыжую Кости-
ну голову. Вероятно, вспомнил, как Костя окрестил его
«индюком с печатью». Узнал и Знаура с Ахметкой.
— Ах, это вы?! Только сейчас едете? Да...
Видимо, смекнув, что друзья едут зайцами, сверх
разверстки, помощник начальника эшелона что-то недо-
вольно про себя пробурчал, рассеянно поглядел по сто-
ронам. Не мог он забыть, что ребята поехали на фронт
по его совету. Конечно, он не предвидел тогда, что арха-
ровцы сядут в поезд, за который он несет ответствен-
ность перед командованием.
— Ну что ж, хорошо,— вздохнув, сказал очкастый.—
Как приедем, разыщите сразу меня. Я вас отведу прямо
к политруку Икати. Он поймет...
Политрук Икати был рад приезду «сверхштатных»
добровольцев, вместе с Цебоевым пошел к комбату Огур-
цову просить за ребят. Без лишних слов комбат прика-
зал зачислить в список роты, как воспитанников, под-
ростков Кубатиева, Арсланова и Коняхина.
— Только вот что,— сказал Огурцов,— ребят надо
беречь, война-то к концу клонится. Не посылайте их
лишний раз куда не следует.
— Э! Такие ухорезы нигде не пропадут,— махнул