— Что-с?!
— Я сказал: вас ждет извозчик!
— Вы еще обо мне услышите, — пятясь к двери, бро-
сил Тит Хетагурову. — Мой папаня самого графа Зубова
ссужает...
Кубатиев, недоуменно пожав плечами, вышел вместе
с толстяком.
— Плюнь ты на него, Костя, — сказал Владимир,
обняв приятеля. — Я пью, голову не теряю, а он совсем
осатанел от мадеры. Пойдем встречать восемьдесят чет-
вертый. Выше голову, князь Хетаг!
Но с этого вечера Коста решил не приходить в дом
инженера Ранцова.
Каждый день приносил яркие впечатления. Открыва-
лись все новые тайники искусства живописи. О их су«
шествовании Коста раньше и не подозревал, полагая,
что большой художник — явление стихийное.
Учился Хетагуров с увлечением. Сидя в классе или
дома за книгой, забывал решительно обо всем: о нужде,
о своих явных и скрытых врагах, о завтрашнем дне, ког-
да кончится чай и не хватит денег на кухмистерскую.
...В гостиной просторной квартиры молодого инжене-
ра Анненкова, служившего на Тентелевском заводе вмес-
те с отцом мичмана, Владимиром Львовичем Ранцовым,
собирались на земляческие вечеринки студенты-кавказ-
цы. По воскресным дням драматическая труппа репе-
тировала пьесы, молодые люди и девушки танцевали,
декламировали под звуки рояля, пели и даже показыва-
ли цирковые фокусы.
Иногда устраивались платные представления в поль-
за
зу нуждающихся студентов. Покровителем этого благо-
творительного дела был тридцатилетний кумыкский князь
Исламбек Тарковский из аула Тарки. Он тоже был воль-
нослушателем Академии художеств, несколько раз в год
посещал рисовальные классы. Исламбек оплачивал рас-*
ходы драматической труппы, а иногда устраивал шум-
ные вечеринки в ресторации «Белая ночь». О Тарковском
поговаривали, что он увлекался не столько благородной
идеей помощи бедным землякам-студентам, сколько по-
исками новых любовных приключений среди начинаю-
щих актрис. Но все считали князя просвещенным моло-
дым человеком, тонким эстетом, знатоком искусства.
В шумной гостиной инженера Анненкова Коста не-
ожиданно встретил Ольгу Ранцову, приехавшую по при*
глашению Анненкова, с которым она была знакома.
Ольга хотела испытать свои артистические способности
в роли Орлеанской девы — любимой своей героини (так,
по крайней мере, она объяснила Хетагурову свое появле-
ние в «клубе» студентов-горцев).
— Отчего вы перестали бывать у нас? — спросила
Оля, когда они остались наедине. Во взгляде девушки
Коста уловил искреннюю тревогу.
— Я иду навстречу желанию вашей матушки, только
и всего.
— Навстречу желанию!..— вспыхнула Ольга.— Не
знаю, чего вы добиваетесь своей холодностью...
Коста трепетно взял ее руку и поднес к губам.
— Вы ошибаетесь, Ольга Владимировна. Вы мне до-
роги. Но, умоляю вас, давайте поговорим сейчас о чем-
нибудь другом. Как вам нравится Жанна д' Арк?
Брови Ранцовой сдвинулись.
— Я бы многое отдала за то, чтобы сыграть эту роль
в жизни. Погибнуть на костре за свой народ, стать
святой...
— Погибнуть? Нет, Ольга Владимировна. Вы долж-
ны жить, жить!
— Для чего?
— Для счастья.
Он вынул из обшлага черкески записную книжку и
тут же, экспромтом, написал акростих, начинающийся
словами:
О сколько грез, восторгов, слез,
Ребенок, в жизни ждет тебя!..
37
Когда дописал восьмистишие, объяснил:
— Прочтите заглавные буквы, получится: «О. Ранцо-
ва, живи!»
— «Живи» тут еще нет.
— Сейчас допишу...
Но дописать не удалось. В комнату вошли два подвы-
пивших ценителя искусств — Тамур Кубатиев в светлом
фраке и Тит. Хетагуров подумал о Кубатиеве: «Должно
быть, сбежал из училища. Хорошо, посидит с недельку
на гауптвахте».
У Тита на запонках были крупные жемчужины в тон
летнему костюму.
— Пардон, не ожидал! — Тит остановился, оперся на
плечо Тамура, застывшего в почтительном поклоне
(Ольга заметила на темени юнкера пробивающуюся ран-
нюю лысину).
Тит Титович выпалил скороговоркой:
— А матушка Клементина Эрнестовиа так беспоко-
ются: «Где моя Оленька?» — а она обосновалась... хи-
... в клубе молодых холостяков. Хи-хи-хи...
Ольга покраснела от гнева.
— Когда вы оставите меня в покое? Вы, вы... как,
Константин Леванович, называется та шкура, в которую
на Кавказе наливают вино?
— Бурдюк, — подсказал Хетагуров.
— Да-да. Вы противный бурдюк, вот вы кто!
Ольга стремительно вышла.
Коста сбежал вниз велел зя ней.
5
На следующий день Тарковский послал свою доро-
гую, с мягкими кожаными сиденьями коляску за Ольгой
Раицовой — без нее постановка «Орлеанской девы» сры-
валась. Узнав о причине бегства Ольги Владимировны,
Исламбек написал ей, что отныне лакею будет велено
не пускать в клуб купчишку с дорогими запонками».
Ранцова приехала, и спектакль состоялся Все приш-
ли в восторг от ее игры. Коста поздравлял девушку, Ис-
ламбек пророчил ей великое будущее на театральном
поприще. Оля держалась скромно, но не в силах была
скрыть волнения. Лицо ее светилось затаенным счастьем.
38
После спектакля Хетагуров декламировал под музы-
ку стихотворение Некрасова «Н. Г. Чернышевский». Хо-
зяин квартиры, молодой инженер Всеволод Сергеевич
Анненков играл на рояле: голова слегка откинута назад,
энергичное лицо казалось спокойным. А в музыке все на-
растали гневные ноты. Вдохновенно звучали некрасов-
ские строки:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет — он будет иа кресте.
Его послал бог гнева и печали
Царям земли напомнить о Христе....
Хетагурову долго аплодировали. Тарковский подошел
к нему, положил руку на плечо.
— Клянусь аллахом, ты истинный кавказский чело-
век, Коста! Читаешь стихи эмоционально. Такое чтение
достойно адмирации и имитации. Клянусь!
Ольга заметила во взгляде Коста улыбку —пристра-
стие Тарковского к иностранным словам забавляло его.
— Но пойми меня, земляк! — продолжал Ислам-
бек. — Что скажет князь (ему послан особый пригласи-
тельный билет на наш вечер), что скажет его сиятельст-
во Григорий Григорьевич, услышав это стихотворение.
Ве^ь он прекрасно знает, что господин Чернышевский
отбывает политическую ссылку. Какой удар может пасть
на твою золотую голову, мой старый кунак, Коста! Ге?
Хетагуров рассмеялся:
— А я-то не знал, что среди высокого рода Тарков-
ских есть, мягко выражаясь, боязливые люди. Я думал,
там одни джигиты. — Коста вздохнул, комично развел
руками.
Исламбек нахмурился. Расправил сильные плечи под
белой черкеской, прищурил глаза. Бронзово-смуглое ли-
цо с тонким породистым носом приняло надменное вы-
ражение.
—Трусов нет в славном роду Тарковских! К черту
всех! Читай, Коста, на вечере хоть воззвания социали-
стов. Мне-то что!.. А сейчас, господа, идемте пить в «Бе-
лую ночь». К черту жандармов! Плюем на них с самой
Казбек-горы! Ге?!
Хетагуров подошел к Исламбеку и обнял его, хотя
знал, что Тарковский просто рисуется перед девушками,
что через неделю, на вечере, он улизнет куда-нибудь, а
39
в случае, если вице-президент не приедет, будет выда-
вать себя за самого ярого демократа и якобинца. Любит
богатый бездельник ходить в героях дня.
Перед самым отъездом в «Белую ночь» приехал мич-
ман Ранцов. «Задержался на деловом свидании»,—
объяснил он свое опоздание.
Ехали целым поездом колясок — за счет Тарковского.
Хетагуров сидел рядом с Ольгой, мичман — на козлах.
Коста и Ольга молчали, с наслаждением вдыхая аромат
теплого июньского вечера.
В отсутствие девушки Коста старался внушить себе:
«Не по пути тебе с этой мечтательной аристократкой...
Надо забыть ее». Но вот новая встреча — и опять рука
тянется к маленькой нежной ручке, снова влекут глаза-
омуты.
Повернувшись к окну, Коста заметил, что их обгоняет
знакомая коляска. В ней Тит.
— Откуда он взялся?—спросил мичман.— Давайте-
ка свернем в сторону, пусть Тит покусает локти...
— Правда, — оживилась Ольга. — Едем вправо, на
стрелку!
Извозчик глянул на мичмана плутоватыми глазами
и свернул к Неве. Пара полукровных рысаков весело по-
несла коляску.
— Прочтите, Коста, что-нибудь из Надсона. Я так
люблю ваше чтение. Свои-то стихи вы прячете и читаете
раз в год.
— Надсона? — рассеянно переспросил Хетагуров, и
вдруг лицо его выразило непонятную тревогу. — Нет, не
хочу Надсона...
Рысаки перешли на шаг. Впереди медленно двига-
лась колонна арестантов с кандалами на руках. Мичман
привстал на козлах, вытянув шею, всматривался в лица
заключенных.
— Политические, — сказал он тихо. — Друзья-едино-
мышленники Чернышевского, о котором ты читал сегод-
ня стихи.
— Единомышленники Чернышевского? — переспро-
сил Коста.
— Да, здесь, видно, настоящие бунтовщики, — про-
должал Владимир. — И те, что ходили в народ, и из но-
вого племени социалистов, вроде Благоева. Любой из
них готов идти на плаху за идеал свободы.
40
Хетагуров удивленно посмотрел на приятеля. В гла-
зах моряка светилось воодушевление, никогда раньше он
не говорил таким языком. Впервые мелькнула мысль:
«Что-то скрывает от меня Владимир...»
С некоторым недоумением взглянула на брата и
Ольга.
— Безоружные жертвы господина Победоносцева, —
продолжал мичман. — Разумно он употребил свои чрез-
вычайные права — создал внушительную армию колод-
ников...
Владимир как будто не замечал присутствия Ольги
и Коста.
— Нигде в мире нет таких добротных кандалов, раз-
ве только там, где идет торговля черными ра-
бами...
Колонна растянулась почти на весь квартал. Серая
одежда, давно небритые бороды, тусклые от бессонницы
глаза, унылое бряцание кандалов — все оставляло гне-
тущий след в душе.
— Смотри-ка, Володя! — воскликнул Коста. — Петя
Чумак из Херсона! Ты его знаешь. Помнишь, на выстав-
ке картин Вильгельма его хотели арестовать...
— Знаю, он из группы Благоева.
— Ольга Владимировна, — обратился Хетагуров к де-
вушке, — простите, я должен подойти к арестованному.
Может быть, удастся поговорить. Вы поезжайте в «Бе-
лую ночь». Я приду туда.
— Вольному воля, — неопределенно ответила Ольга
и опустила на лицо голубую вуаль.
Мичман торопливо достал из нагрудного кармана
кителя сторублевую ассигнацию с изображением Екате-
рины и протянул ее Хетагурову.
— Возьми, Костя. Если удастся, передай Петру Чу-
маку. Скажи — от мичмана, он знает.
— Вы знакомы? — удивился Хетагуров.
— Мимолетно... Передай, если сможешь... Мне-то
самому нельзя подойти к политическим в офицерском
мундире...
Коста еще раз извинился перед Ольгой и быстро по-
шел вслед колонне.
Остановился, оглянулся на удаляющуюся коляску.
В душе шевельнулось недоброе предчувствие, к сердцу
подступила тоска.
41
На повороте колыхнулась на ветру голубая вуаль и
скрылась...
Вот уже неделю в свободные от лекций и уроков ча-
сы Хетагуров работал на разгрузке барж. Плата сдель-
ная — 8 копеек за каждый тюк или мешок. В течение
дня удавалось заработать рубля полтора.
Коста был крепким мускулистым парнем, только вот
ноги иногда сдавали. На танцах безотказно резвые, а тут
подводили, да к тому же сильно ныло бедро.
От тяжелой работы дрожали руки — когда рисовал,
кисть прыгала по полотну. В таких случаях принимался
за стихи. Крепко сжимая карандаш, писал, писал почти
до рассвета. Устами героя поэмы «Чердак» вел неприми-
римый спор с либералами, ставшими на колени перед
креслом, в котором восседал обер-прокурор Победонос-
цев, и с теми, кто только в тостах работал за просвеще-
ние России. Прототипы были рядом: инженер Владимир
Львович Ранцов, гуляки-болтуны вроде Тарковского.
Возвращаясь в мансарду после встреч с ними, Хетагу-
ров порывисто брался за перо, и лились гневные строки...
Так было после вечеринки в ресторации «Белая ночь».
Коста пришел туда в самый разгар пирушки. Ольги уже
не было. Мичман сказал, что она уехала домой расстро-
енная. Хетагуров вернул Владимиру ассигнацию: К Чу-
маку конвоиры не подпустили. Успел только крикнуть:
«Не унывай, Петро, за святое дело идешь!» Чумак мах-
нул серой арестантской шапкой.
Тарковский произносил громкие тосты о равенстве и
братстве, о «свободной любви», Кубатиев — о своих «ве-
ликих» предках. Коста не пил. Равнодушно, беззлобно
смотрел на красную от вина и обжорства физиономию
Тита Титовича...
Ушел раньше всех. Только что пережитое нашло отра-
жение в новой строфе поэмы «Чердак»:
Все говорят они красиво
О жертвах для народных нужд.
Но речи их звучат фальшиво,—
Высокий идеал им чужд.
Герой поэмы, Владимир, возвращается домой из
«кружковой беседы»:
42
Где фразой лишь одной кудрявой
Пред горстью праздных болтунов
Оратор юный строй державный
Вмиг разрушал и строил вновь...
Он верит в светлое будущее своего народа, но пока
он одинок в своих благородных порывах. И Коста начи-
нал опасаться, как бы его герой з горьком отчаянии не
покончил с собой...
Предутренние туманы поднимались над Невой. Коста
закрывал полукруглое окно мансарды и ложился, не
раздеваясь, на часок-другой. С рассветом он уже ша-
гал к пристани, где его ждала тяжелая работа груз-
чика.
Никто из близких знакомых не знал о том, что Кон-
стантин Хетагуров, сын поручика Левана Хетагурова,
таскает тюки с барж судовладельца и коммерсанта Ов-
цына. Рассказать Коста мог только одному Андукапару,
но тот два месяца назад уехал во Владикавказ практи-
коваться в военном госпитале.
...Во что бы то ни стало нужно хотя бы год протянуть
в академии (на окончание полного курса Коста не наде-
ялся), чтобы лучше овладеть техникой живописи, выйти
на широкую дорогу самостоятельного творчества. Хотя
бы получить диплом преподавателя "рисования —работа
учителя дала бы возможность писать, творить...
Думы не оставляли Хетагурова даже в те минуты,
когда он тяжело ступал по пружинистому трапу с ношей
на спине. Вокруг слышались шаркающие шаги грузчи-
ков, низкие гудки пароходов, подходящих к пристали,
порою звякали склянки на кораблях. От шагавших впе-
реди плыл запах водочного перегара, но солоноватый ве-
тер с моря сразу же перебивал тяжелый дух. Дышалось
легко.
На командном мостике баржи стоял бритый черноли-
цый надсмотрщик-турок с белым шарфом на шее. Смуг-
лая до черноты кожа не позволяла рассмотреть черты
его лица. Выделялись только белки глаз и зубы. Грузчи-
ки звали его «проказой» и втихомолку поговаривали, что