Таксист знал только одно место, где могли бы оказать медицинскую помощь — областную больницу в Ливадии — километров сорок езды.
— Лучшая больница! Одна на всю Ялтинскую область! — Гордо сказал он мне. — Евроремонт!
Действительности соответствовала только одна его фраза — «Одна на всю Ялтинскую область». Больница оставляла гнетущее впечатление.
Приехав на место, мы аккуратно посадили малоподвижного Валеру на поребрик, и пошли искать доктора — коррупционера, который согласился бы на свой страх и риск принять гражданина великой России. В конце-концов нашли. Определили больного в палату, положили ему на тумбочку в телефон и отбыли. Пообещав сердобольному врачу прибыть к семи утра на следующий день, пока не пришла его смена. Чтобы не спалиться.
Камень упал с моей души. Наконец-то я был спокоен. Валера под присмотром врачей пройдет курс лечения, придет в себя, и снова сможет радоваться жизни. В приподнятом настроении я принял душ, переоделся в променадное, и, в предвкушении романтического вечера, пошел прогуляться.
О дУше надо сказать особо. Он был с гидромассажем, разными видами струй и радио. Овладеть в полной мере этим сложным прибором я так и не сумел. Дело в том, что для проведения экспериментов требовалось присутствие живого человека внутри кабины. При этом дверь должна была быть закрытой изнутри. Иначе текло. А когда ты находишься внутри, и тебя обдает то кипятком сверху, то ледяной водой с боков — желание экспериментировать пропадает.
Так вот, воображение рисовало мне купания при луне с прекрасными девами в неглиже, шампанское со свежими креветками в прибрежном ресторане, и жаркие объятья прекрасной незнакомки в пустой двухкомнатной квартире.
Полный романтических грез я открыл дверь на улицу, и столкнулся лицом к лицу с Валерой. Его щеки, покрытые клочковатой рыжей щетиной, венчали безумные глаза. Опухшее лицо завершало типичный образ чрезмерно увлекшегося отдыхающего. Да и обуви на нем тоже не было. Он что-то неразборчиво пробурчал, вломился в квартиру и упал на кровать. Как человек в таком состоянии и без денег за столь короткое время мог преодолеть 40 километров — выяснилось позже. Уже в Петербурге.
Дабы не томить читателя, расскажу, как было дело. Валера пришел в себя, и оглядел помещение, в котором находился. Крымская больничная палата действительно зрелище довольно унылое. И даже в какой-то степени страшное. Я бы не захотел там лежать тоже. Отцепив капельницы и устремив немигающий взгляд вперед, он ринулся прочь. Как он вышел по запутанным переходам с пятого этажа — неизвестно. Но вышел.
Единственной ценной вещью в его распоряжении был телефон. Какой-то из элитных, кнопочный. И Валера нашел таксиста, который под залог аппарата согласился довести его из Ливадии в Гурзуф. Где должен быть состояться обмен телефона на деньги. А надо сказать, что в Гурзуфе движение транспорта ограничено. Он почти весь пешеходный. Машине просто физически не проехать через врытые железные столбы. И таксист остановился довольно далеко от нашего дома. Больной, измученный похмельем и долгой дорогой, просто поленился возвращаться. Таксист ждал его в течение часа, но так и не дождался.
Пока Валерий изволил почивать, я сходил к фонтану, нашел старушек, которые сдали нам квартиру, и обрисовал ситуацию. Бабушки отнеслись к спасению человека серьезно, и сразу развили бурную деятельность. Немедля был сделан звонок старшему бригады скорой помощи. Обговорена сумма и время. Затем, для соблюдения формальностей, совершили звонок диспетчеру — туристу плохо, скорую, скорую! И минут через десять эскулапы уже расставляли капельницы и вскрывали ампулы. Сельские врачи действовали быстро и по-простому. Валера, привыкший к джентльменскому петербургскому обращению, был недоволен и роптал в меру сил.
До отправления поезда Симферополь — Санкт-Петербург оставались примерно сутки. Но мы успели с реабилитацией. Не совсем, конечно, но в достаточной для отъезда степени. Провожали нас те же старушки. Почти прямоходящий Валера, из последних сил, покидал вещи в чемодан, добрел до такси, и тяжело опустился на заднее сиденье. Прощаясь, я извинился перед хозяйками за наше разнузданное поведение, и доставленные, в связи с этим, неудобства.
— Да какие же неудоства? — К моему искреннему удивлению ответили бабушки.
— Вы еще других наших постояльцев не видели! Приезжайте еще, мы вас получше поселим! Только не пейте… Вот такое вот настоящее крымское гостеприимство.
Водитель такси плохо говорил по-русски, приходилось повторяться, употреблять слова попроще. В общем, общение было достаточно дискомфортным. Спасло радио шансон. Ведь на то оно и радио, чтобы говорить.
Прибыв на вокзал, мы заглянули в какой-то злачняк, где выпили по пиву и съели по сосиске в тесте. Ну а дальше была малоинтересная посадочная суета, перепутанные платформы, всеобщая паника и неразбериха. Запомнился один эпизод. Молчащий Валера взирал на вход в вагон. Ступеньки возвышались почти на метр. И увидев девушку с невероятно огромным чемоданом, он толкнул меня локтем и произнес:
— Санек, помоги девушке… — После чего не спеша закурил.
Оценив ситуацию, я ринулся помогать. Взяв этот чемодан-монстр за ручку, я потянул его наверх, в тамбур. Если бы я хотел какать, я бы обосрался. Но повезло. Кое-как чемодан я втащил. Но какой ценой! Благодарность от девушки прозвучала, но облегчения не принесла. Да и не в благодарности дело. Мне просто интересно, чего же она такое там везла?
Валера докурил, и мы прошли в свое купе. На нижней полке чинно сидели старичок со старушкой рафинированно интеллигентного вида. Божьи одуванчики. Последнее поколение истинных петербуржцев, благодаря которым, наш город и стали называть Культурной Столицей. ..
Пожилая пара чинно поздоровалась с нами елейными голосами и начала шебуршать какими-то пакетами, бумажками, баночками и прочим дорожным скарбом, припасенным во множестве. Располагались они на нижних полках, ну а мы, естественно, на верхних.
Поезд тронулся. За окнами было темно, чайные ложки дребезжали в стаканах. Эта не лишенная приятности железнодорожная атмосфера располагала к отдыху и сну. Что я и не преминул сделать. Да и ко всему прочему несколько дней я не высыпался. Лежалось покойно и хорошо.
А у Валеры дело обстояло совсем иначе. Его обуяла суета и бессонница. Он, отдавливая хрупкие стариковские конечности, взбирался наверх, несколько минут отчаянно вертелся, потом шел курить. Этот цикл повторялся каждые пятнадцать минут. В любое время ночи, открыв глаза, можно было увидеть Валеру, который или залазил наверх, или спрыгивал вниз. Старички, как истинные интеллигенты, не подавали виду и притворялись спящими. Это была последняя нервная ночь в этом неспокойном вояже.
Настало утро. Наши соседи готовились завтракать. Чинно сервировали стол курями и вареными вкрутую яйцами, заваривали кипятком полезные каши. Из приличия позвали к столу и нас. Отказываться мы не стали. Как повезло с соседями! — подумал я. Да не тут-то было…
После легкого завтрака мы, лежа на верхних полках, завели разговор о Pussy Riot. О разжиревшем и обнаглевшем поповском сословии и неправедном суде спевшимся с мракобесами. Внезапно раздалось злое шипение. Это старушка, божий одуванчик, проклинала молодых матерей, посаженных за решетку, и требовала еще более сурового наказания.
— А за что их вообще посадили? — Спросил я.
— Они поглумились над святынями! Кощунницы!
— А статья-то, какая? Нет такой в УК — неуважение к православным святыням…
— Да они мерзавки! Их бы при Сталине…
Эти дедушка и бабушка оказались яркими представителями православных коммунистов-сталинистов. Это антагонистическое течение стало распостраненным в последнее время. Они считали себя православными и почитали Кобу как святого. И несогласных, с их нелепыми убеждениями, готовы были сжечь на костре. Этот спор поколений испортил наши отношения до конца поездки. Становилось скучно, но тут произошло событие, которое заставляет поверить в наличие чувства юмора у высших сил.
В купе развязно заглянул сотрудник вагона-ресторана. Тот самый, с протокольной мордой. Он помогал мне облеванному высадится в Симферополе.
— О, бля! — Удивленно и обрадовано сказал он. — Пивка? Как оказалось, мы ехали обратно с той же бригадой.
— А сервиз и куртку я вам попозже отдам. — Сказал труженик общепита и растянул губы в своей недоброй улыбке. Лицо у него такое, что поделать?
— Какой сервиз? — Спросил Валера. Я тоже не помнил никакого сервиза, хотя где-то на задворках памяти что-то такое брезжило.
— Так ты же сервиз купил, здоровый такой. — Сказал он Валере и посмотрел на меня. — А ты куртку забыл и фляжку. Куртку я отдам, а фляжку себе возьму, распределил мое имущество сотрудник РЖД.
Он был заметно пьян, и помня нашу поездку туда справедливо рассчитывал на обильные возлияния в хорошей компании и прочие приятные бонусы. Но я пить не хотел, а Валера не мог. Хотя кое-что этот ушлый разносчик пива таки поимел. Ближе к вечеру он завел разговор о необычайно вкусном блюде, которое готовит шеф-повар вагона-ресторана «как для себя». Он расписывал вкусовые качества этого изысканного кушанья до тех пор, пока мы не стали захлебываться слюной. После чего увлек нас за столик.
Это чудо кулинарного искусства стоило как хороший обед с вином в приличном петербургском ресторане, и оказалось весьма посредственным на вкус. У меня создалось впечатление, что повар покидал в горшки остатки неиспользованных продуктов и затушил.
Незаметно наступила ночь, и проснулись мы уже в Санкт-Петербурге. Изысканные архитектурные памятники Купчино плавно проплывали за окнами. Мы подчеркнуто вежливо и с взаимными извинениями попрощались с пожилой четой, и вышли из вагона в приятную северную прохладу.
Осталось одно небольшое дело — забрать Валерин сервиз и мою куртку. Но сильнопьющий работник общепита, презрев вчерашние договоренности, к выходу из нашего вагона не явился. Нашли мы его быстро. Он просто физически не мог проснуться, превысил норму. Немного перепил. Тем не менее, вещи мы забрали. У проводницы служебного вагона.
Типичные для Петербурга разнообразные оттенки свинца, воспетые поэтами, поначалу даже радовали глаз. После буйства крымских красок сдержанная, довлеющая в классицизму цветовая гамма северной столицы, радовала глаз строгой красотой. Но наслаждаться оттенками серого мешали снующие в огромном количестве загорелые азиатские лица, которые не гармонировали с палитрой великого города, и вносили эклектику и хаос в его строгие очертания.
Оставался последний пункт — доставка. Предварительная договоренность была, но Валера на отдыхе не мог в полной мере пользоваться дарами мобильной связи, и шансы на довоз были 50 на 50. Связаться из поезда с Ксюшей и Анжеликой не удалось, купленные у подозрительного хохла карты оплаты связи никак не желали активироваться…
И теперь Валера гордо нес по перрону купленный, потерянный, и вновь приобретенный сервиз, при этом пытался выглядеть бодрым и отдохнувшим. Отчасти было похоже.
Мы сели в модный внедорожник, под завистливые взгляды тысяч привокзальных таджиков, и поехали. Даже пробки показались после разлуки родными. Меня довезли до дому, и мы попрощались…
На этом это необычное путешествие закончилось. И что мы поняли, что вынесли, спросит меня пытливый читатель? А то, дорогие друзья, что алкоголь способен не только помочь отдохнуть, а еще и испортить отдых. Причем в большей степени именно испортить…
Гриша
Смеркалось... Город встречал еще одну ночь. Кал как обычно низвергался под землю, пенилось пиво, проезжали автомобили. Заканчивалось лето. Григорий возвращался с очередного семинара из разряда " Как стать богатым ". Да, он хотел стать обеспеченным и преуспевающим человеком. А кто не хочет? Посещение многочисленных тренингов и семинаров помогало мало, зато Григорий превратился в улыбчивого, аккуратно одетого рубаху-парня. Вкус водки был давно забыт, сигареты, лежавшие в кармане, предназначались для других, щеки горели здоровым сельским румянцем.
На лестничной площадке он встретил свою соседку. Старушку, которую жители дома ненавидели и боялись. И, как это не грешно, мечтали о ее скорейшей кончине. Старушка любила лезть в личную жизнь своих соседей, и стала виновницей нескольких разводов.
Григорий, сделав над собой нечеловеческое усилие, вежливо улыбнулся, и сказал:
- Добрый вечер, Вера Семеновна! Дай вам Бог здоровья!
- Да какое уж там здоровье... Прошамкала бабуля, и они благополучно разошлись.
Как только за Григорием захлопнулась дверь, улыбка покинула румяную физиономию юноши.
- Сука старая... - Прошипел он и прошел на кухню. После каждого семинара Григорий аккуратно конспектировал все то, что казалось ему важным и полезным. Этот вечер не был исключением.
Гриша взял свою тетрадь и задумался. Очередной «успешный человек», ведущий семинара, подвиг его разум на сладкие грезы. Вселил оптимизм и веру в завтрашний день. Фабула семинара сводилась к следующему:
- Великий Космос может исполнить желание человека, но только одно, и в тот момент, когда между ним и человеком возникает кратковременная связь. Речь лектора была убедительной, она изобиловала историческими фактами и примерами. Григорий поверил истово и сразу. Впрочем, это случалось с ним очень часто.
Со следующего дня поведение Григория изменилось. В разговорах с соседями и коллегами по работе, он стал избегать ответов на вопросы, связанные с его пожеланиями. Когда в понедельник, сотрудники в состоянии тяжелого похмелья, мечтательно произносили:
-Эх, бля, пивка бы щас... - Григорий угрюмо отмалчивался. Когда его девушка игриво спрашивала:
- Ну, Гриша, чего ты хочешь? - Он глупо улыбался и молчал, боясь впустую потратить единственное желание.
Зато у себя дома, в одиночестве, Григорий постоянно что-то желал. Великий Космос хранил молчание, и денежный дождь все не орошал его вопрошающее чело.
И вот, одним из вечеров Григорий снова встретил свою соседку, Веру Семеновну. Старушка бодро трусила с двумя гигантскими сумками, и имела цветущий вид.
- Здравствуйте, как здоровье ваше? - Из приличия спросил Григорий.
- Спасибо, сынок, не жалуюсь. Оптимистично ответила бабулька и ринулась дальше, по своим темным старушачьим делам. Григорий пожал плечами и пошел было дальше, как в мозгу взорвалось: « Добрый вечер, Вера Семеновна! Дай вам Бог здоровья». Он Пожелал! Гриша впал в рефлексию. Очень быстро он поверил, что именно это пожелание и было тем единственным. И шанс на лучшую жизнь больше не представится.
- Не может быть! - Пронеслось в голове. Несостоявшийся миллионер уверил себя, что дальнейшее его существование не имеет никакого смысла.
С этого вечера Гриша запил. По-настоящему. Надежда растворилась, и Григорий, как мог, приближал свой конец. Ночами, в изрядном подпитии, он ломился в дверь к Вере Семеновне, и грозился ее убить. Старушка вызывала наряд милиции. И утреннее возвращение из вытрезвителя, превратилось для Григория в рутину.
Он давно уже не работал, пропивая одежду и мебель. В пустой квартире остался только один предмет роскоши - холодильник. Он был такой старый, что пропить его ни как не удавалось. По утрам Гришу мучило суровое похмелье. И он выжимал из многочисленных бутылок последние капли.
- Выпить хочу, трубы горят... - Простонал Григорий, и, понимая нелепость своих действий, в сотый раз открыл холодильник. Его глазам предстала холодная, в каплях, бутылка водки.
Григорий посмотрел на бутылку, и горько зарыдал. Слезы оставляли на его небритых щеках светлые дорожки. Он мутным взором обвел батарею бутылок на полу, беломорные окурки и объедки рыбных консервов. Сквозь слой грязи, кое-где, проступал рисунок обоев. Гриша очень медленно потянулся за бутылкой, все еще не веря в ее существование. Прикосновение к ее гладкому, блестящему боку, подтвердило его худшие подозрения. Водка была реальной как его никчемная жизнь.