Николай - беспокойный, вспыльчивый, резкий в своей прямоте. Его характер не трудно понять с первого знакомства. Он сразу выложит свои мысли, убеждения, вкусы, симпатии и антипатии. О таких говорят - душа нараспашку.
Николая никогда и ничем не озадачишь, не захватишь врасплох, он не полезет за словом в карман. Общительный, веселый, он всегда перед глазами, и после первого знакомства кажется, будто его знаешь давно
У него нет ни капли назойливости и панибратства, хотя он сразу же переходит на «ты», и ему невольно отвечают тем же.
Таков Николай Горбачев. Мне думается, жизнь не баловала его. Возможно, поэтому он практичнее меня - сам стирает, гладит и чинит себе одежду, умеет готовить обед, знает цену копейке.
Я хочу многому научиться у Николая и горжусь нашей дружбой. Мы, наверное, потому и сошлись характерами, что очень разные. Занимаемся мы тоже по-разному. Я - по своей системе, школьной - никогда не откладываю на завтра то, что можно сделать сегодня. Поэтому у меня остается время и на чтение книг, и для дневников.
Николай же учится рывками. Он всегда чем-то увлекается - интересной книгой, комсомольской работой (его избрали комсоргом группы), танцами, самодеятельностью.
28 октября
Сегодня было общеинститутское комсомольское собрание. Доклад о коммунистической этике сделал секретарь комсомольского комитета студент третьего курса Жора Милехин, высокий, широкоплечий. Он блестящий оратор. Уже когда выходит на трибуну, студенты, особенно девушки, начинают ему аплодировать. А он обхватывает трибуну руками и долго смотрит в зал, ожидая, когда все утихомирятся. С трибуны Жора, как дирижер с пульта, управляет аудиторией. Слушатели то молчат, то вдруг разражаются смехом и бурно рукоплещут его удачному слову. Не понимаю, почему он пошел учиться в станкостроительный институт. Мне кажется, что он и сам любуется своим бархатным баритоном, красивыми жестами, сложным плетением фраз.
Вторая половина доклада была построена на местных примерах. Факты из жизни наших комсомольцев сами по себе были неяркими. Особого впечатления на слушателей они не произвели. Я не столько вдумывался в содержание доклада, сколько любовался искусством Жоры плести красивые фразы.
После доклада Милехина долго не решались брать слово. Он будто всех придавил своим красноречием. Николай шепнул мне:
- Я выступлю. Не люблю краснобаев.
Я посоветовал ему воздержаться. Нам, первокурсникам, полезнее слушать. Все ребята упорно молчали. Напрасно председатель подзадоривал их. Молчание уже становилось неловким.
Николай все-таки поднял руку. Председатель даже повеселел.
- Давай, Горбачев. Побольше огоньку.
Жора сидел в президиуме с гордым видом человека, совершившего, по крайней мере, подвиг. Николай не совсем уверенно встал за трибуну. На него смотрели удивленно и недоверчиво, откуда, мол, взялся этот паренек. По лицу Николая я понял, что он волнуется, и боялся за него. О чем он может сказать? Не вступал бы в спор с Милехиным. Это все равно, что котенку нападать на тигра.
Николай начал:
- Товарищ Милехин больше заботился о своем красноречии, чем о содержании доклада.
Милехин весь передернулся, взъерошился, будто петух перед боем, и предупреждающе посмотрел на председателя - студента пятого курса. Тот в ответ весело улыбнулся.
Дерзко высмеяв докладчика, Николай перешел к критике деятельности комсомольского комитета, обвинил его в том, что тот мало занимается вопросами воспитания студентов.
- Факты, факты давай, - то и дело бросал Милехин
Все видели, что он болезненно воспринимал критику. Я не слышал еще, чтобы кто из комсомольцев критиковал его. Наоборот, о нем отзывались восторженно, поговаривали даже, что Жору собираются взять на работу чуть ли не в Центральный Комитет комсомола.
Николай рассказал о поведении нашего однокурсника Виктора Зимина. Однажды на семинар он пришел в нетрезвом виде, профессор сделал ему замечание и отослал домой. Виктор ответил грубостью. Ему грозило исключение из института, но кто-то замял эту скандальную историю.
О хулиганском поступке Зимина Николай, по совету Милехина, поставил вопрос на комсомольском собрании нашей группы. Виктора взяли под защиту его дружки, а Николая обвинили в склоке.
Приятель Зимина Струков тогда прямо заявил:
- Я возмущаюсь, почему наш комсорг забытую всеми историю вытащил на свет божий. Виктор извинился перед профессором.
Струкова кое-кто поддержал. Володя Брусков, Нюся Рослякова и я выступили тогда против Виктора Другие ребята как-то не придали особого значения проступку Зимина. Мы все четверо попали в немилость к нему и его товарищам. Они даже перестали с нами здороваться.
Сегодня на собрании Николай задал Зимину жару
- Клевета! - с места кричал Зимин.
- Новая склока! - зашумели его приятели.
Все в зале бурно отозвались на выступление Николая. Время его давно истекло, председатель то и дело стучал карандашом о графин, а комсомольцы кричали:
- Пусть говорит!
- Правильно говорит!
Николаю долго аплодировали. Его острое выступление положило конец молчанию. В президиум летели записки с просьбой дать слово. Досталось всем: и Виктору Зимину, и Жоре Милехину, и всему комсомольскому комитету.
После собрания Николай вдруг стал своим среди комсомольцев института. Я завидую его смелости Мне хочется быть таким, как он, - колючим.
30 октября
Мне казалось, что Зимин после «холодного душа», устроенного ему на собрании, образумится. Но этого не случилось.
Я давно присматриваюсь к Виктору. Он - приметная фигура на нашем курсе. У меня сложилось о нем мнение, как о франте и гордеце. Многие студенты нашего курса, в их числе и Николай, ходят еще в шинелях, в сапогах, гимнастерках или кителях. Все это бывшие фронтовики. Для них, как я заметил, военное обмундирование и орденские колодки на груди - даже своего рода шик. И на фоне серых шинелей Зимин резко выделяется хорошо сшитыми, модными костюмами. Одевается он со вкусом, часто меняет галстуки, носит длинные волосы, зачесанные к затылку. Лицо у него - тонкое, белое, выхоленное. Его можно назвать красивым. Вот только в голубых глазах что-то нагловатое. Он ровесник Николаю. Говорят, что Виктор уже учился в каком-то институте, а отец его работает чуть ли не в министерстве.
Для большинства студентов и особенно девушек он свой человек. Перед стипендией ребятам занимает деньги, водит их в столовую, угощает хорошими обедами и вином.
Мне непонятно его предвзятое отношение к Николаю. Они с начала учебного года, как говорится, не сошлись характерами. Виктор иронически смотрит на его солдатское, выцветшее обмундирование и две медали «За отвагу». А у Николая просто не за что купить другую одежду.
Во время перерыва мы с Николаем стояли у окна. По коридору шел Виктор в окружении своих дружков. Они всегда держатся табунком. Поравнявшись с нами, Зимин глянул в лицо Николая и сквозь зубы процедил:
- Обличитель!
Его компания подняла Николая на смех. Он побледнел.
- Что, правда глаза колет? - спросил он, еле сдерживая себя.
- Это тебе не пройдет так.
- Угрожаешь?
- Слишком велика для тебя честь! - ответил Зимин.
Николай рванулся было к нему, но я удержал его. В это время раздался звонок, и мы поспешили в аудиторию.
Николай не записывал лекцию, все время чертил в тетради какие-то узоры.
- Плюнь ты на Зимина, - шепнул я.
- Когда-нибудь морду ему набью, - ответил он.
- Это будет глупо.
- Ну и что же.
В конце лекции Николаю кто-то передал тетрадный лист, сложенный вчетверо. Это была карикатура. За трибуной стоял Николай с взъерошенными волосами в позе оратора и с лицом обезьяны. Внизу надпись: «Обличитель». Николай хотел было порвать карикатуру, потом взял ручку и написал внизу: «Бузотеров обличаю!». Сложил лист и адресовал Зимину.
1 ноября
Все видят, что между Горбачевым и Зиминым отношения обостряются с каждым днем. Одни ожидают развязки, другие делают вид, что ничего не произошло, третьи пытаются помирить их. Ребята почти все на стороне Николая, но пока молчат.
Виктор и его товарищи косятся на меня.
В нашей группе треть студентов - либо фронтовики, либо производственники, остальные, как и я, пришли в институт после окончания школы. Фронтовики и производственники относятся к нам, как к желторотым юнцам - покровительственно и несколько пренебрежительно. Мы, в свою очередь, смотрим на них, как на «стариков». У них своя компания, у нас своя «Старички» не вмешиваются в наши дела.
3 ноября
Сегодня случилось то, что можно было ожидать и чего я опасался.
Это произошло неожиданно после окончания, лекции, когда аудитория почти опустела. Мы с Николаем направились к выходу. У двери стоял Зимин. Когда мимо него проходил Николай, Зимин что-то сказал ему. Что именно - я не расслышал. Николай вспыхнул и влепил Зимину пощечину. Тот пустил в ход кулаки. Я бросился разнимать. Меня кто-то больно ударил в бок, и я отскочил в сторону. Николай сбил с ног Зимина и оседлал его на полу. Брусков и я кинулись к ним. Зимина дружки потащили за собой, очевидно, жаловаться директору. Мы остались, ожидая приглашения к начальству.
- Зачем ты сделал это? - спросил я у Николая.
Он не ответил.
- Но ты понимаешь, что наделал?! Тебя могут исключить из института.
- Пусть.
Тут вошла секретарша и сказала, что Горбачева вызывает директор. Поджав накрашенные губы, она холодно посмотрела на Николая.
Володя Брусков и я пошли вместе с ним. Директор - пожилой, с бледным нервным лицом - взволнованно ходил по кабинету. У стола в кресле сидел Зимин, зажав платочком окровавленный нос. Возле него стоял Струков. На диване сидел Жора Милехин.
- Черт знает что! Хулиганство! Как вы посмели? Да у нас такого никогда не бывало, - обрушился на Николая директор.
- Не кричите, - буркнул Николай.
- Это что за разговоры! Вы где находитесь! - еще больше разозлился директор.
- Он оскорбил меня… - начал было Николай.
- А вы рады поводу подраться? Комсомолец, фронтовик ведет себя, как хулиган. Да вы знаете, что за такие дела исключают из института? За это судить надо.
- Доведем и до суда, - сказал Струков. - А на собрании ортодокса из себя строил.
Николай кинул в его сторону злой взгляд.
- Я кровью добыл право учиться, - сказал он.
- Правильно - поддержал Брусков.
- Тоже мне защитник нашелся, - процедил сквозь зубы Струков.
Милехин усмехнулся:
- Да, комсорг отличился. - Помолчал, о чем-то думая. - Что же, Горбачев, делать с тобой, а?
- Делайте теперь, что хотите, - ответил Николай.
- Слышали? Покорность какая! - заметил Струков с явным намерением распалить директора и Милехина. Зимин молчал.
Для меня было ясно, что Николая толкали на драку, чтобы свести с ним счеты. Теперь все будет зависеть от того, как это дело повернет Милехин. Я опять подумал, что Николай зря на общеинститутском собрании бросил вызов секретарю комитета. Припомнят ему критику.
Я заметил, что Жора колеблется. Видно было одно: он не одобрял поступок Николая, но и не очень сочувствовал пострадавшему.
- О тебе, Горбачев, я был лучшего мнения. Придется это дело вынести на комитет, - сказал он.
- Выносите. - Николай повернулся и быстро вышел из кабинета. По-моему, это было глупо с его стороны.
- Вот видите! Я же говорил, - воскликнул обрадованно Струков.
- Я не прощу ему… - начал Виктор.
- А ты тоже герой! - усмехнулся Милехин. - Задираешься, а постоять за себя не умеешь Жаловаться бежишь.
Мы ушли из кабинета директора.
4 ноября
Николай не пришел сегодня на занятия. Не было и Зимина. У нас только и разговоров, что о вчерашней потасовке. Наши «старички» иронически смотрят на это происшествие.
Вечером Николай сказал мне, что Виктор и Жора, оказывается, двоюродные братья.
На каждой перемене я бегал к доске объявлений. Приказа об исключении Николая нет. Но я почти уверен, что он будет.
9 ноября
Невесело для нас с Николаем прошли Октябрьские праздники. Все эти дни я читал, а Николай где-то бродил. Вчера он мне сказал.
- Если меня даже исключат, лекции я посещать все равно буду. Не выгонят из аудитории. Подумав, добавил:
-Жора честный парень.
- С секретарем партийного комитета говорил?
- Болен Афанасьев. Говорил с его заместителем. - Николай безнадежно махнул рукой.
10 ноября
На Николая одни смотрят осуждающе, другие - сочувственно.
Приказа еще нет. Может быть, ограничатся тем, что проступок Николая обсудят на комитете, а директор приказом вынесет выговор?
11 ноября
Николая сегодня после лекции вызвали к директору. Я больше часа ожидал в коридоре. От директора он вышел мрачный, я никогда не видел его таким. У меня дрогнуло сердце.
- Ну что?
Николай пожал плечами.
- Не знаю. Директор и Милехин что-то очень интересовались моей биографией. Допытывались, кто мои родители. А я их не знаю.
Весь вечер мы ломали головы, что все это могло значить. Допустим, Николай по своей горячности совершил проступок, требующий осуждения. Но при чем же тут его родители? Не иначе, Зимин затеял какую-то каверзу.
14 ноября
Я все больше замечаю, что к Николаю в институте относятся с холодком. Некоторые делают вид, что не замечают его. Он болезненно воспринимает это, стал раздражительным. У него начала дергаться левая щека - последствие фронтовой контузии. Занимается он плохо. А на лекциях чертит в тетради какие-то узоры.
Виктор заметно присмирел. Одеваться стал проще, в нем нет уже заносчивости и надменности. Не втирается ли он в доверие к нашим ребятам? Для чего это ему? Я теряюсь в догадках. Происходит что-то странное и непонятное. Неужели в биографии Николая есть что-то компрометирующее, что он скрывал от всех? Но при чем же тут биография?
Мне кажется, что все это дело рук Зимина: он старается оторвать Николая от группы, создать вокруг него атмосферу недоверия и подозрительности. А что может быть хуже этого?
17 ноября
После занятий мы с Николаем отправились в Парк культуры и отдыха. Николая тяготит создавшаяся обстановка. Вчера он был у Милехина, потребовал, чтобы он объяснил ему, что все это значит. Жора ответил:
- Проверим, выясним, а там будет видно.
На вопрос Николая, почему его проступок до сих пор не вынесен на обсуждение, Милехин сказал:
- Не торопись, Горбачев, в петлю лезть.
Я постепенно прихожу к выводу, что это не просто месть, тут что-то большее.
Бродя по осеннему парку, мы пытались разобраться, что же в конце концов происходит вокруг нас. Кажется, будто кто-то все время закручивает упругую пружину, она вот-вот сорвется и кого-то больно ударит по рукам.
- А вдруг в твоей биографии действительно есть что-нибудь такое, что настораживает дирекцию и комсомольский комитет? - спросил я Николая.
- А какая у меня биография?
- Неужели ты ничего не знаешь об отце и матери?
- В том-то и беда, что не знаю. Мы долго шли молча.
- Завтра после лекций я поговорю с нашими ребятами, - сказал Николай.
- Давно бы надо сделать это.
Мы начали обсуждать наше завтрашнее выступление. Будем разоблачать Виктора. Ему не поздоровится.
С этим решением мы вернулись в общежитие. Николай воспрянул духом. Он долго сидел за столом, что-то записывая в блокнот. Я лежал в постели и обдумывал факты, которыми завтра прижму Зимина.
18 ноября