Последние каникулы, Шаровая молния - Хахалин Лев Николаевич 14 стр.


- Второй раз будет не страшно? Не молчи! - шепнул он.- Знаешь, у меня такое чувство, будто я гору перевалил и устал ужасно. Спать хочешь? - Он встал.

- Пусти, пожалуйста. Не надо здесь,- зашептала Оля.- Я спать хочу - умираю! Пойду?

- Иди, конечно,- сказал Вадик обиженно.- Прости, пожалуйста! - Он отпустил ее и даже отошел к окну.

- Глупый мой, любимый! - тихо произнесла Оля и подождала, когда он посмотрит на нее.- Спокойной ночи!..

Покрутившись немного на кухне, Вадик лег и мгновенно заснул. Утром, попрощавшись с мамой в вагоне метро, он спросил у Оли:

- Что с тобой вчера было? Я чего-то не понял.

- Веришь мне? Значит, так надо было,- поцеловала его Оля при всех, чтобы он поверил.

Около девяти утра, когда по улицам города заспешил служилый народ, они были уже у гостиницы, где квартировал районный штаб.

Оля оставила Вадика на улице и вошла в четырехэтажное здание, сейчас такая уверенная в себе, что и не узнать. Вадик настроился скучать, но вдруг у газетного киоска услышал знакомый говорок Сашки Шимблита.

- Привет! - крикнул Вадик.

- Какими судьбами? - удивился Саша.- Приехал проведать? Меня? Два дня подряд заседали по вашим делам,- засмеялся он.- Промблема,- сказал он голосом Кочеткова.- Купировал ему истерику. Слушай, он что, гипертоник? - Вадик покивал.- Я и смотрю... Как же он продержался? Лечил его?

- Что с ним решили?

- Почетная отставка. По состоянию здоровья. Отпущен домой. Придется тебе писать обоснование задним числом. Не повезло тебе, старик! - посочувствовал он, истолковывая по-своему молчание Вадика.- Ну, ничего, потерпи! Скоро вся эта бодяга кончится, вернешься к нормальным делам, начнешь свою тему и позабудешь это приключение... Ребят только жалко. Заработков, похоже, у них не будет. Ну, а тебе, в компенсацию моральных издержек,- закартавил он, торопясь,- я районную премию обещаю. Я пошел! Ты все-таки не ко мне? На днях штаб к вам заедет. Отчет пиши! - крикнул он уже с порога гостиницы. Открыл дверь и отступил, пропуская Олю и Кочеткова. Кочетков кивнул ему и отвернулся.

- С конвоем, значит! - криво улыбнулся он Вадику.- Строем пойдем или как? Руки за спину? Ну, давай команду.- Кочетков смотрел на Вадика.- Чего уставился? Пошли, Ольга!

Он повернулся и быстро зашагал по улице вверх, . на центральную площадь. Оля сделала движение, будто хотела догнать его.

- Обожди! - задержал ее Вадик.- Он еще не разряженный. Сейчас лопнет.

У поворота Кочетков обернулся и обнаружил, что идет один,

- Вот теперь пойдем,- сказал Вадик, когда Кочетков скрылся за углом. Он взял Олю за руку и останавливал, когда она, забываясь, начинала торопиться, возвращал ее на место, рядом с собой.

- Что так долго?

- Решение отряда доложила, и еще они протокол читали. Заждался?

- Ну и что они? Пришлют "варяга", как водится?

- Зачем? Согласились с нами.

- Как это согласились? - удивился Вадик.

- Согласились, и все. Ведь отряд решил. Народ. Все равно нам за все отвечать, не им,- твердо сказала Оля, и Вадик усмехнулся.

А дождик, начавшийся еще утром в Москве, теперь дошел сюда, и все моросил, накрывая серой мглою улицу с кучками сена на обочинах, крыши домов и далекий лес на горизонте. Одна за другой через площадь неслись машины, и, поглядев на бусинки воды, застрявшие у Оли в волосах, Вадик выбежал к самой проезжей части, сжимая в кулаке сложенную вчетверо бумажку мандата. Машины, с трудом, так, что даже замирали на мгновение, выбравшись на площадь, поднимались с убегающей к водохранилищу покатой центральной улицы, поэтому Вадик успел увидеть медицинский бодренький "рафик" и замахал руками.

- Ну, документ! - хмыкнул шофер, прочитав мандат.- Садитесь! - Он с улыбкой посмотрел на Олю.

- Захватите там еще одного нашего,- напросил его Вадик.

Машина рванула с места и почти сразу же нагнала Кочеткова, шагающего по кромке шоссе. Куртка на нем уже промокла на плечах. Когда "рафик" затормозил, он удивился, но, заглянув в распахнутую дверцу, увидел Олю и влез в низенький салон. Крепко хлопнул дверцей, скомандовал шоферу: "Газуй!"

В салоне, поближе к задним дверям и на носилках, стояли большие мокрые корзины; хорошо, свежо пахло землей и огурцами. Кочетков с удовольствием потянул носом воздух.

Оля сидела на откидном, докторском, сиденье, а Вадик - на запасном, спиной к ходу машины. Кочетков огляделся, все еще стоя на согнутых ногах, крякнул, когда на ухабе стукнулся головой о крышу.

- Ну, а я на место больного, значит.- Он снял корзины и лег на носилки.

Матовые стекла пропускали тусклый свет, и какие-то внезапно возникающие тени размыто скользили по ним; ревел мотор, и под полом гулко бились упругие колеса. А шофер все прибавлял и прибавлял скорость; их мотало и, чудилось, несло куда-то боком или прямо в лоб серому туману, зацепившемуся за деревья и кусты у дороги. Мотор то рычал, то звенел, они повисали на мгновения в воздухе и потом с гулким шумом обваливались на мокрую визжащую дорогу; хотелось открыть хоть окно, чтобы определиться, потому что пространство казалось бесконечным и они пронизывали его насквозь.

Кочетков вытащил папиросы и закурил. Потянуло дымом, и Оля, морщась, с трудом отодвинула стекло. Повалил свежий мокрый лесной воздух, шумы дороги стали звонче, и можно было увидеть бесконечное мелькание леса, в котором вдруг проглянули осенние тона.

- Пока ехали закупоренные, похоже было на самолет,- сказал Кочетков.- Как перед десантированием. Чего-то гудит, туда-сюда мотает, где, что - не разберешь! С парашютом не прыгал, доктор?

- Прыгал.

- С восьмисот, да? Ну, это все равно что с кровати.- Он вздохнул.- Знаете, салаги, падаешь - все чужое, не свое, руки, ноги; вдруг - хлоп! - дернет до солнышка и - спуск, как на качелях.- Он ждал от них слов, вопросов, но они молчали. Кочетков бросил на пол окурок и закурил опять.- Сто прыжков. И с дыхательным прыгал и со спецснаряжением. Было времечко! - вздохнул он.- Пока медицина не влезла - все шло нормально. Только один врач у нас был человек! Хирург! Майор. Взводный наш,- Кочетков пристроил голову на локте и так, чтобы видеть Вадика,- чуть пополам не разломился: его стропой перехлестнуло. Сам говорил: "Слышу, трещит!" А через пару месяцев - в строю.

- Значит, переломов не было,- возразил Вадик.- Просто потянул связки или мышцу надорвал. Мне отец рассказывал про такие штуки.

Кочетков тяжело смотрел на него.

- Ты про давление в штаб накапал?

- И без того вчера Шимблит выявил твою гипертонию. Хорош бы я был - узнай это от него! - Вадик усмехнулся.

- А на... всем вам это? - заорал Кочетков в лицо Вадику.- Меня не комиссуешь! Я свободный человек. Захочу - в отряд вернусь. И идите вы все, салаги!..

- Полегче,- оборвал его Вадик.- Здесь Оля!

- Ничего, перебьется! Она и не такие слова дома слышала. Верно, Оль? - Кочетков, ощерясь, повернулся к ней. Оля покраснела.- Спелись,- заключил Кочетков.- Приручил. Я думал, болтают, а выходит - правда! А, Оль? Вот Светка посмеется! А говорила: до свадьбы - нет.

- Оставь ее в покое,- бросив руку на плечо Кочеткову, сказал Вадик.- Еще слово про нее!..

--Яж тебя прибью! - сквозь зубы процедил Кочетков, рывком садясь на носилках. Он был уже подобран, как для прыжка.

- Перестаньте! - крикнула звонко Оля и привстала.- Остановите!

Но шофер гнал машину и за ревом двигателя и свистом ветра Олин голос не услышал.

- Ты мне должен,- в глаза Кочеткову сказал Вадик.

- Попробуй стребуй как-нибудь,- разваливаясь на носилках, ухмыльнулся Кочетков.- Справь мне такое удовольствие. Я обожду.

Они ехали в молчании. Потом Оля, сидевшая лицом к окну, произнесла:

- Ты мне не друг больше, Кочетков. И все, что ты мне про него наговаривал,- она протянула к Вадику руку, предупреждая его возможное движение,- все не так оказалось. Ты образованность ненавидишь, потому что от нее сомнения, а не потому что он задается. Ты идейного из себя корчишь... А со Светкой как с приблудной обращаешься... Не женишься ты на ней, Кочетков, вранье все слова твои. Правильно Вадик говорит - костолом ты. И в бедах наших ты виноват - раздавил ребят, себя одного слышишь.

Он молча поглядывал на нее, пока она говорила, потом пожевал губами и сплюнул. Отвернулся и начал насвистывать что-то. А Оля долго смотрела ему в спину, и губы у нее дергались от сдерживаемого напора слов.

Машина остановилась. Через круглое оконце шофер крикнул:

- Приехали! Мне поворачивать!

И они вышли на мокрую траву обочины. Дождь моросил, накатывая волнами. В километре впереди была деревенька, и Кочетков, подняв воротник куртки, зашагал в ту сторону.

Устроив Олю под веткой огромной, мшистой у корней ели, на коричневой сухой подстилке из игл, Вадик несколько раз бегал на дорогу- пытался остановить попутку. Но добрались до центральной усадьбы они не скоро.

- Хотите, расписку напишу - насчет материальной ответственности? - спросил Вадик директора, задумчиво вертящего в руках права водителя третьего класса.

- Да мне не машину жалко, вас жалко будет, если что.- Директор не смотрел на Вадика, отводил взгляд на бумаги. - Зачем это все? Дело уже не поправишь.

- Наказать их надо, наказать! - сказал лысый инженер,- Чтоб неповадно было. Я бы отказал.

- Нет, наказывать нельзя,- возразил директор.- Они учатся быть хозяевами на своей земле, в своем доме. Наказывать нельзя, вкус к работе потеряют. А вот вам, доктор... Я просто боюсь за вас.

- Разрешите все-таки. Они стараются. Дайте нам сделать все, что сможем.

- Дочка на днях возвращается, семнадцатого.- Директор впервые посмотрел на Вадика.- Вот вы свое дело сделали. Потому что обучены, подготовлены, А эти ребятки? Они ж в песочек играли в первые дни, баловались. Значит, до конца хотите игру довести? Хорошо, я дам приказ. Идите в гараж, я позвоню.

Через силу улыбнувшись секретарше, которая хотела задержать его разговором, Вадик под проливным дождем побежал в гараж, предъявил там права завгару (тот их едва ли не обнюхал) и получил ключи от бортовой машины. Он обошел ее два раза, покопался в барахле, наваленном в ящике под сиденьем.

- Порядок,- прогудел из-за его спины завгар, черный мужик, где-то уже виденный им.- Приказ директора, мы ж понимаем! Бери, доктор!.. Егеря-то больше не бьешь? Ха-ха -ха!..

Сиденье было промято. В углу гаража Вадик разыскал кусок стекловаты, замотал его в мешковину и пристроил на сиденье. Наконец наступила минута, о которой, как он хорошо помнил, всегда говорил инструктор на курсах: "Сначала осмотрись, ногами в педалях пошуруй, не стесняйся. Ключ поверни, мотор послушай. И ехай, не гони, но и не притормаживай, как курица у мокрого куста, и опять же - не смотри одним глазом вперед, как та курица, обоими смотри, дорогу выбирай, ведь себя везешь! Так и давай!"

У амбулатории притормозил, посигналил Оле, замерзшей на крыльце, и, приняв ее в кабину, спросил, как заправский шофер: "Куда поедем?" Оля потрогала ему нос, оттянула его книзу и велела: "Домой!"

Без колебаний Вадик нажал на акселератор и припустил машину. У поворота на дорогу через поле они нагнали совершенно мокрого, в почерневшей от влаги форме Кочеткова. Он, не оборачиваясь, отступил с края шоссе. Пропустил их вперед.

- Ну его! - попозже сказала Оля.- Нашу жизнь заедать вздумал. Так лучше!

Она просунула свою руку Вадику за спину, и они затряслись на ухабах проселка.

Уже назавтра и потом Вадика стал тихо будить комиссар. Он негромко, но настойчиво стучал в дверь медпункта и, дождавшись, когда Вадик со сна хрипло скажет: "Ага! Встаю!" - шел на кухню. Там, вытащив из-за теплой печной трубы подсушенные за ночь дрова, растапливал печь, нес дрова в избу и, долго и тихо дуя на растопку, разводил огонь - ночи уже были холодны.

А Вадик, кое-как ополоснувшись на берегу и неприязненно поглядывая на неподвижно висящий над водой туман, плелся в столовую, принимал у Оли из рук стакан черного чая и, обжигаясь им, просыпался окончательно. Потом он будил дежурного, спящего в кабине машины, занявшей линейку, и, стараясь не газовать, тихо выбирался но скользкую дорогу. Зато на шоссе, ровном и свободном, он до конца выжимал акселератор. Заправившись бензином, возвращался в лагерь, попадал к завтраку, а потом, выбритый и сытый, уже наслаждаясь бодрящим утренним холодком, теплом в ногах, спрятанных в резиновые сапоги - сам черт не брат! - ждал, пока соберутся ребята. С молчаливого согласия отряда Оля усаживалась рядом с ним, крепенько хваталась за скобу передней панели, и только после глухого, из-под брезента, комиссарского "Порядок!" Вадик трогал машину.

По колдобинам, жирной грязи, всю дорогу через поле он вел машину, цепенея от напряжения, потому что телом ощущал, как там, за спиной, вихляется кузов и бросает из стороны в сторону ребят, вцепившихся руками в скамейки и борта.

Вырулив на шоссе, он останавливался, ждал повторной команды комиссара и только тогда искоса взглядывал на Олю. Она доставала из рукава теплый, пахнущий ею платок и вытирала ему испарину на верхней губе.

Дожди, вот уже две недели беспросветно поливающие землю, отмыли стены дома и напитали его сырым, тяжелым духом. Задирая голову в моросящее небо, Вадик не верил, что когда-нибудь в этом доме будет тепло и сухо, запахнет жильем. Пока он походил на каменный сарай, грязный и холодный.

Первую половину дня он обычно ездил с Олей по складам, скандалил там за двоих и запомнил на всю жизнь, что ровная вежливость убедительней мата. Возил на стройку цемент, гвозди, какие-то металлические скобы, а назавтра на тех же складах получал рубероид, вату, гудрон или доски.

А после обеда он вставал подсобником к Автандилу. Заканчивали работу в сумерках, в лагерь возвращались с фарами, и всегда, сворачивая на линейку, уже полностью размытую дождем, в свете фар, ударявших по зданию столовой, он видел Олю. Его ждал готовый прибор. Пока он жадно съедал ужин, она сидела возле, шепотом, хотя никого рядом не было, рассказывала происшествия, деревенские новости, а уж потом помогала ему мыть машину.

На танцы теперь ходили поздно и редко. Случались стычки с появлявшимися с центральной усадьбы местными ребятами. Однажды Вовик прибежал, размазывая рукой кровь, и комиссар с трудом удержал ребят, собравшихся постоять за честь отряда. Вадик только что протер руки одеколоном, чтобы отбить запах бензина, пришел на крыльцо покурить, поболтать с ребятами и удивился: темно, дверь закрыта, и никого нет. Но раздался свист, к крыльцу подступили незнакомые парни, прячущие руки за спину.

- Этот? - сказал кто-то из: темноты.- Эй, выдь сюда! Поговорим.

- В чем дело? - спросил Вадик, чувствуя, однако, опасность.

Ему в лицо ударил свет фонарика.

- Это врач ихний. Тот - пацан.

- Что надо, мужики?

- Позови нам Фиксу.- Из темноты к крыльцу приблизились еще какие-то тени, скрипнула ручка кабины машины. А за спиной у Вадика, за дверью избы кто-то глухо завозился, шипели: "Не пускай его, руку перехвати!.." Потом из открывшейся двери, из квадрата света, вышел комиссар. Вопросительно взглянул на Вадика,

- Не надо нам задираться, ребята! - сказал он спокойно. На крыльце появились Кочетков (руки в карманах), Игорек, братья Сударушкины.- Нас больше,- напомнил комиссар.- А своего мы в обиду не дадим.

- Все одно, подловим! - пообещали из темноты.

- Слушайте, вы! - разозлился Вадик.- Вы что - шакалы? Идите сюда, на свет, говорите по-человечески! Ну, в чем дело?

Он шагнул в темноту и оступился на нижней ступеньке. Кто-то отпрянул, но с другой стороны к Вадику подскочил и уцепился за его куртку высокий парень. Он стоял так соблазнительно удобно, что простой, незамысловатой подсечкой его можно было легко уронить на землю, под ноги, и потом дать по шее, но Вадик только зажал его руку.

- Спокойно, сопляк! - сказал он.- Если вы сейчас же не покинете лагерь,- крикнул он в темноту,- то комиссару не удержать ребят! Отойдите от машины! - закричал он опять, слыша лязг дверной ручки.- Если кто-нибудь что-нибудь сделает, завтра же по вашим домам пойду я, ясно?

Назад Дальше