— Если целью была вся семья, то он вернется, когда наблюдение снимут. Через месяц или год — не имеет значения.
Арман выждал положенные три дня скорби, принятые в их мире, и с наступлением ночи приблизился к особняку. Звонком в дверь он ничего не добился, да и не ожидал, что кто-то откроет, поэтому вошел через заднюю дверь — сигнализацию так и не включили после взлома, а замок не заменили. Видимо, младший Моро не оправился от потери в достаточной мере, чтобы думать о делах насущных, а без его ведома никто не смел делать что-то на территории особняка.
Вивьен нашелся в гостиной, и сначала Арман решил, что он тоже отправился вслед за отцом и братом, ведь пульс не прослушивался. И не прощупывался. Арман поднял голову Вивьена, потянул вверх веки, увидел, что глаза закатаны, но дыхание все же есть, оглядел рассыпанную по полу и столу «пыль», смахнул все, что смог собрать, в пакет, а затем, высыпав в раковину в ванной, включил воду. Шеф не похвалил бы его за уничтожение вещдоков, но Арман рассудил, что это сейчас только усугубит дело. Утром нагрянут полицейские с ордером на обыск, чтобы перелопатить тут все, что не успели три дня назад, и Вивьена привлекут за хранение, а он и так в одном шаге от обвинения в убийстве. Зачем сам ввязался в это, пока Арман понять не мог, но оставаться в стороне не получалось.
Когда ванна набралась до половины, он закрыл кран и вернулся с безвольно висящим на руках телом, но стоило уронить его в ванну, как Арман тут же получил ногой в живот. Вивьен вырывался, но сил, чтобы выбраться, все равно не хватало — то ли Арман был сильнее, то ли поспособствовала изнуряющий нервы и тело коктейль из «пыли» и алкоголя.
— Отпускаю, — сказал Арман, убирая руки с его плеч, и Вивьен рывком встал.
Ничего не сказал он только потому, что не мог — челюсти сжало от холода. Содрав с себя мокрую одежду, он сдернул с крючка у зеркала халат, завернулся в него и попытался расправить полотенце. Даже стоя у двери, Арман слышал, как стучат его зубы. За те несколько минут, что Вивьен пробыл без одежды, он убедился, что никаких свойственных всем фейри физических уродств у него нет. Либо он плохо рассмотрел все остальное, застопорившись на гибкой спине и острых лопатках, а затем на ногах.
— Ты как человек, — произнес Арман, приближаясь. — Прижмись плотнее, станет легче.
Вивьен смотрел исподлобья, явно не понимая, что от него хотят, и Арман привлек его к себе, обхватив руками за пояс. Большую часть времени его тело оставалось холодным — так было проще экономить энергию и не растрачивать ее впустую, но, когда было необходимо, он мог повышать температуру до ста восьми градусов по Фаренгейту. Смертельных для человека и таких нужных, когда приходится сушить на себе рубашку, попав под дождь.
Прижатый к горячей груди, Вивьен затрясся еще больше, замычал, пытаясь что-то сказать, но осознал тщетность попытки и стоял, прильнув, пока дрожь не схлынула. От него пахло выстиранным халатом и потом — из подмышек, паховых ямок и за ушами, это было нормально для любого, кто не посещал душ несколько дней. Ничего необычного и отталкивающего, удивляло только то, что Арман определил этот его естественный запах как возбуждающий, подстегивающий инстинкты охотника и пробуждающий более глубинные потребности, чем голод. Пожалуй, если бы Вивьен не отстранился спустя некоторое время, руки Армана оказались бы у него под халатом. И Арман не смог бы объяснить почему.
— Я выплюну свой желудок, если не глотну, — добравшись до стола в гостиной и наливая в стакан золотистую жидкость из бутылки, произнес Вивьен. — Как давно я… тут?
— Три дня. Остатки «пыли» я уничтожил, только вызови уборщиков до того, как завтра явится полиция.
— Зачем пришел ты? За ней?
— Хотел убедиться, что ты в своем уме.
И не отправился по следу убийцы, чтобы вырезать всю его семью, как это сделал один не слишком сдержанный вампир, — хотелось добавить, но Арман промолчал. Вивьен, глотнув из стакана, отодвинул его и принялся растирать щеки и шею ладонями, пока губы не порозовели.
— Утром я решу все дела с кремацией и журналистами, они наверняка тоже ночуют за воротами, как и ваши люди, — проговорил он задумчиво, но уже не заторможенно. — Так и не выяснили, куда пропала наша охрана?
— Никто не может ответить, — сказал Арман. — Записи стерты за весь тот день. Тебя будут допрашивать не один раз.
— Пусть. Мне нечего скрывать.
— Есть предположения, кто мог это сделать?
— Никаких. Точнее, будут, но после того, как я попрощаюсь с родными.
На церемонию погребения Арман тоже пришел. Вивьен стоял в стороне от родственников и друзей погибших, слушал слова прощания и смотрел куда-то за спины, на ветки деревьев. Арман, закинув ногу на ногу, сидел на мраморной скамье неподалеку, у могилы, где вместо надгробия возвышалась статуя ангела, позеленевшая от времени и повышенной влажности. Там, где по воле заказчиков раньше была нанесена золотая краска и теперь осыпалась, камень потемнел, и ангел плакал черными слезами. Кладбище считалось старым, таких статуй здесь можно было насчитать более двух сотен, тут давно никого не хоронили, но делали исключения для фамильных захоронений — Моро-старшего и его сына зарыли рядом с более древними могилами рода. Тут же лежала и приемная мать Вивьена.
Кладбища Арман любил. Как бы банально это ни звучало. Эстетику полустертых табличек, ряды надгробий — как дольмены, вросшие в землю и дающие ее силу, статуи, зеленый бархат мха на плитке, тишину и покой. Особое место, где время застывало пленкой инея на прошлогодних листьях, закрытый маленький мирок вечно спящих. И никогда не просыпающихся, потому что упырей Арман еще ни разу не встречал.
То, что кто-то наблюдает за происходящим вместе с ним, Арман учуял тоже по запаху — отчетливо ввинтилась в нос могильная сырость, густой запах свежего чернозема, затем за правым плечом этот кто-то прошелся, не таясь. Арман медленно повернул голову и встретился со взглядом алых глаз. Свечение, исходившее от них дымкой, мазалось по черной шерсти как гуашь. Огромный черный пес просидел до конца церемонии и исчез, как только все начали расходиться. Дождавшись этого, Арман убрал руку с кобуры и направился к Вивьену, который продолжал стоять у надгробий.
— Выпьете со мной, господин полицейский? — спросил Вивьен негромко. — Я угощаю.
— С удовольствием составлю компанию, учитывая, что мне нужно задать пару вопросов.
Кладбищенские Гримы появлялись в двух случаях — предвещая смерть или охраняя ценности древнего рода. В ближайшие пару часов Арману нужно было выяснить, умрет ли в скором времени последний прямой наследник состояния Моро или сам окажется артефактом.
========== Лоа ==========
— Я не собираюсь его продавать — потому что его никто не купит после того, как некоторые снимки попали в прессу. На днях переберусь в пентхаус с другой стороны парка, я жил там, когда посещал университет. Спать здесь я не смогу. Тем более есть на кухне, где еще вчера… Нет, не смогу. Даже для меня это слишком. Хотя я видел, как обращался с катаной Глор, когда приезжал на разборки с псами.
Протянув Арману стакан с бурбоном, Вивьен сел на диван и уставился на панорамную картину с изображением ночного Нью-Йорка. Арман, который успел позвонить в отдел, пока он ходил за выпивкой, сказал:
— Того, кто выходил из дома, зафиксировал видеорегистратор на автомобиле твоих соседей. Мистера Берри как раз привез личный водитель, когда кто-то пересекал дорогу. Сейчас данные обрабатываются.
— Как-то глупо, — заметил Вивьен. — На наших не похоже, слишком неосмотрительно попадаться на глаза людям.
— Значит, он сам человек и допустил оплошность. Либо ему плевать, заметили его или нет. Позже узнаем.
— Ты же останешься до утра? Я хочу поспать. Я не спал нормально несколько дней, мне все чудится, что дома кто-то есть.
— Мне предлагали переспать, а вот поспать вместе — впервые, — сказал Арман, доливая в стакан — алкоголь даже в больших дозах на него не действовал, но приятно согревал внутренности. — Предположу, что и не ел ты примерно столько же. Закажи себе, я предупрежу охрану.
— А ты?
— Не голоден.
Еду Вивьен заказал из лапшичной, расположенной в Чайна-тауне, причем рис с морепродуктами и соба стоили там не дороже, чем везде. Пахло это все изумительно, но все равно не пробудило в Армане желание вновь попробовать человеческую пищу. Вивьен, забравшись с ногами на диван, подцепил палочками для еды морской гребешок.
— Точно не будешь? У Ли лучшая кухня в Чайна-тауне, кто бы что ни говорил. Задавайте уже свои вопросы, господин полицейский. После свиной котлеты и риса я настроен на беседу.
— Ты еще не доел рис, — произнес Арман, наблюдая, как Вивьен, закатав рукава рубашки, орудует палочками. — Ладно. Тогда по порядку. Назови имена всех тех, кто мог желать смерти членам твоей семьи. Больше остальных. Кто мог превратить желание в действие.
— Перед тем как… это все произошло, мы собирались проверить Луи, Муртаса, Финна и Ингреда. К последнему я успел зайти, самая мелкая сошка, но очень проблемный, как заноза в пятке. С Луи у отца были совместные дела, пока тот не задрал цену за реализацию товара и пришлось искать других… партнеров. Он держит свой клуб в Энглвуде, «Иксы», в прошлую субботу рядом с ним разгромили аптеку и расстреляли троих прохожих. Ты должен был слышать об этом. Муртас работает в парке развлечений, обслуживает оборудование, но все знают, что у него можно найти недорогую и небодяженую дурь, хотя она слабее той, которой занимался отец. Угрожал как-то пару раз, что если встретит наших распространителей на своей территории, то не посмотрит, на кого они работают. А один как-то забегал, случайно, по тупости, но старику этого не объяснишь. С Финном отец раньше отлично ладил, пока жена Финна не залезла к нему в постель. Матери уже не было, это было его право, только, дурак, спутался с этой потаскухой и рассорился с другом из-за нее. Эти трое могли начать свое дело и желать смерти всем нам.
Пустую коробку из-под риса Вивьен положил на стол, глотнул из бутылки апельсиновый сок и внезапно подобрался к Арману ближе, ложась на бок и укладывая голову на его колено. Арман поднял руки и оперся локтями о спинку дивана, чтобы ненароком не касаться — Вероника, его последняя любовь, считала когда-то это признаком деликатности и уважения. На самом деле ему просто неприятно было касаться других людей и нелюдей. Впрочем, с Вивьеном дело обстояло иначе.
— Ты холодный, — заметил Вивьен, потираясь о ткань брюк щекой, и Арман намек понял, заставляя кровь бежать быстрее. — Завтра вечером поедем к Луи? Ты же поедешь со мной?
— Ты можешь рассказать все полиции, и они отправят с тобой подготовленных людей.
— Людей. Неужели не видишь разницы? К тому же не думаю, что тебе есть чем заняться помимо твоей работы. Я считаю, что нас столкнули не случайно и мы должны держаться вместе.
— Кто столкнул?
— Судьба. Когда-нибудь я заставлю тебя признать это. Допускаю, что у судьбы есть конкретное имя и даже медицинская страховка, но это не имеет значения.
Уснул он быстро — Арман услышал, как замедляется дыхание и расслабляется рука, лежащая на его ноге. Аура у Вивьена была мягкая, обволакивающая, ощущение в целом напоминало, будто в комнату пустили расслабляющий эфир — сиды, работающие в массажных салонах в Чайна-тауне, иногда баловались такими штуками, если клиент оказывался слишком зажат или агрессивен. На ощупь кожа спящего была такой же гладкой, как с виду, но течь мысли дальше Арман не позволил — было чревато физиологической реакцией обычного половозрелого мужчины, а это было не то, в чем нуждался человек, только что вернувшийся с похорон. Арман откинул голову на спинку дивана, закрыл глаза и слушал, как вдалеке проносятся автомобили. И испытал недоумение, открыв их вновь и увидев, что в комнате опять светло. Вивьен сидел в кресле напротив с чашкой кофе, переодевшийся в джинсы и футболку, с еще влажными волосами и босой.
— Я что, спал? — спросил Арман, разминая плечи и чувствуя себя таким полным сил, каким не чувствовал много лет кряду.
— Это так необычно для тебя? — усмехнулся Вивьен. — Спал. И даже не шевелился, что очень удобно.
В этот момент в дверь позвонили, Вивьен ушел открывать, а Арман, зная, кого увидит, предпочел покинуть дом через черный ход. Не хватало еще с утра встречаться с ищейками из отдела особо тяжких. Презумпция невиновности для них не значила ничего, каждый, кто допрашивался, автоматически становился преступником или пособником в преступлении в их глазах, и чаще всего так оно и оказывалось. Вивьену предстояло пережить не самое приятное общение, однако Арман был уверен, что и ищейкам будет непросто.
Начали сразу с кабинета отца. За него Вивьен был спокоен — ни единой бумажки с намеком на бизнес отец не хранил дома, только личные документы и рабочие распечатки, то же самое касалось файлов на компьютере. Пока специалисты в перчатках снимали отпечатки пальцев с поверхности письменного стола и сейфа, двое мужчин в штатском занялись комнатой Вивьена. Детектив Стюарт и детектив Торрес — так они представились — не понравились ему сразу, завязывая разговор фразой:
— Ого, как тут чисто, а казалось, дерьмо от стен еще полгода отскребать.
Сказал Стюарт, а Торрес хмыкнул в усы. Ощупав все поверхности в комнате, заглянув во все обувные коробки в гардеробной, в ящик с галстуками и запонками, Торрес открыл нижний ящик комода, покрутил в руках «Глок» и снова хмыкнул.
— Разрешение на оружие там же, под моими носками, — произнес Вивьен, сидящий на подоконнике и наблюдающий за людьми.
— А что у нас тут? — Стюарт дернул на себя верхний ящик и присвистнул. — Наручники?
— Разрешение на хранение наручников пока не требуется, как мне известно. — Вивьен качнул босой ногой. — И смазка продается без рецепта, как и презервативы. Детектив, не нажимайте, пожалуйста, на…
— Вот дерьмо! — Стюарт, поспешно отбросив вибрирующее розовое нечто обратно, закрыл комод. — Чертовы богачи!
— Не самая дорогая модель, — заметил Вивьен. — Вам точно по карману.
Панно тоже сняли, но не нашли, конечно же, нишу за ним, а насчет прочего он уже не беспокоился — разве что Глор мог спрятать куда-то косяк с травкой. Но косяков тоже не нашлось, и детективы, сообщив, что ждут его завтра в отделе, удалились.
Арман явился, как и договаривались, к вечеру, тоже в джинсах и футболке под курткой, максимально неприметный и не сверкающий стоимостью одежды и часов — в Энглвуде могли ночью пристрелить и без повода, а не только за ценности или деньги.
Подумав, Вивьен выудил из гардеробной кроссовки, в которых бегал, — они имели самый «приличный» для Энглвуда вид.
— Я навел справки, — сказал Арман. — Луи — выходец из рабов индейско-африканского происхождения. Его предки бродили по болотам с аллигаторами еще до того, как на костях похороненных там мертвецов построили Новый Орлеан. Один из предков, сосланный для строительства города, известен как серийный убийца, оставивший большое потомство — помимо грабежей и убийств он не пропускал ни одной юбки, изнасилованные и продолжили его род, семьи у него не было. Сам Луи вырос в Энглвуде, полукровка, смертен, с подросткового возраста состоит в различных бандах и неоднократно привлекался за хулиганство и причинение тяжких телесных.
— Псина, — объединил в одно понятие Вивьен. — Под два метра ростом, клыками прокусывает кости. С ним лучше вообще не связываться, но выбора нет.
— Я, так понимаю, затем тебе и нужен — чтобы, пока мне будут выпускать кишки, ты мог смотаться.
— До смерти все равно не убьют, не беспокойтесь, господин полицейский.
Энглвуд, самая грязная его часть, где вечно мелькал разный сброд, начинался относительной тишиной и разбитыми фонарями, их тут уже и не заменяли, хотя на окнах кое-где сохранились антивандальные системы. Полиция приезжала сюда чаще, чем доставала свои ланчи из коробок для еды, а обычные граждане, которые были проездом, из авто не выходили без прямой надобности. Что касается местных, то их представляли в основном цветные — держались своими группами и не лезли в дела друг друга. Не то чтобы это был сам криминогенный район города, но даже Арман появляться тут не любил. В основном потому, что тут смердело мочой, дешевой выпивкой и гнилью мусорных баков.