– По себе, бабуль, людей не судят, может, они милые люди!
– Такие милые, прямо как я, что вы нас друг с другом перезнакомите только на похоронах. Что же вы за пять лет ваших терзаний нас ни разу друг другу не представили?
Вот и я думаю, с какого перепуга мы решили заняться этим сейчас?
У нее был талант в нарезании правды-матки идеальными ломтиками.
– Что это?
Я с ужасом посмотрела на белую рубашку и черную юбку, которые лежали в закромах гардеробной, по отдельности носить было можно, ну а вместе их надеть возможно только на церемонию «Мисс Кринолин-2007».
– Иди, надевай, и ни слова. Будешь делать все, что я тебе посоветую, мало того что семью идеальную построишь, так еще и от меня избавишься.
Последнее лилось бальзамом на душу. Желательно рижским и не меньше двадцати градусов по алкогольному Цельсию.
Времени менять белье катастрофически не было. Тем более что веревочки располагались по ту сторону баррикад.
Кружево практически не просвечивало. Подумаешь, ярко-розовое.
– У меня колготки только в сеточку.
Кто же мог подумать, какой художник по костюмам свалится мне на голову...
– Не буду спрашивать, кем ты работаешь. Наденешь высокие сапоги. Сейчас я тебя причешу.
– Может, все же не стоит?
– Да, ты права, не стоит, – она двинулась с телефоном в сторону спальни. – Кстати, к какому агентству обратиться, чтобы выставить на продажу недвижимость в Нижнем?
– Бигуди или начес? – кинулась я за ней с извинениями.
– Какая у меня коммерческая внучка, – продекларировал главный манипулятор семьи.
Спустя полчаса бабулиного кудахтанья я посмотрела в зеркало.
– Вот кто тебя просил делать из меня Lady Marmalade?
– Женщины из «Мулен Руж» следят за собой, в отличие от тебя.
Осталось подыскать подходящий хлыст и шест.
– Хватит уже меня попрекать во всех смертных грехах.
– А ты практически их все совершила, кроме возлюби жену ближнего.
Собственно, насчет этого можно было поспорить, но об этом речь пойдет чуть позднее. Есть в прошлом некоторые грешки, которые тянут вниз силой притяжения. Но какая гравитация, если такая любовь под боком?
– Вот когда я убивала или крала?
Мухи в первом случае и мужчины во втором не в счет.
Насчет чревоугодия не спорю.
– А ты забыла про ту жабу, которую ты раздавила на участке, и про тридцать (!!!) килограмм яблок, которые сперла с участка тети Зины?
– Насчет тети Зины ты сама говорила, что она змеюка, и разрешала по ночам бегать писать-какать к ней на участок.
И как бабушка натренировала мышцы лица, чтобы изумление походило на дубовое спокойствие? И как она умело всесводила счеты с соседями, «ни любви, ни тоски, ни жалости»!
– Мало ли что я говорила, могла бы иметь больше мозгов, а не слушать выжившую из ума старую женщину.
И этой женщине отдали на воспитание стольких отпрысков нашей семьи. Это как надо не любить детей? Задавать вопрос «куда катится мир» не приходилось. На данный момент он шел к черту – то есть к Романовичам на шабаш. Или рамадан. Путаюсь я в этих иудейских понятиях.
– Старую? Тебе тогда было от силы шестьдесят, всем врала, что сорок восемь. А насчет жабы – это же не убийство!
– А для чего я тебе в детстве читала сказки про царевну-лягушку? Убила принцессу, а она так и не дождалась принца.
– Ты еще скажи, что не рассказывала, что в сказки верят только идиоты. И читала марксизм-ленинизм, чтобы мы лучше засыпали.
– Но ведь вы правда засыпали лучше! Я же не изверг, который все детство талдычит о принцах, умалчивая, что они в лучшем случае гомосексуалисты. Я же не думала, что ты в третьем классе расскажешь об их ориентации учительнице начальных классов.
Практика воспитания неисповедима, как экономическая модель современных ячеек общества.
– И кстати, живот очень важный орган. При отсутствии еды он может начать переваривать мое сердце! Запиши в протокол касательно чревоугодия.
– Было бы оно у тебя.
– Там язва. Все твои острые жизненные истины.
– От язвы слышу! Ладно, справочником жизненного фельдшера делу не поможешь. Рассказывай, что у него за свора. Семья, в смысле.
– Чистокровные евреи.
В пятом колене великие деятели искусства.
– Полная гостиная жидовских морд.
Она умела опошлить все, включая советскую власть.
– Бабуля, давай только без антиглобализма.
Хотя, признаюсь, она готовила из меня последователя потомственных мировоззрений.
– Рассказывай, кто кем работает.
– Мама вроде филолог, отец банковский клерк.
– Бандит и домохозяйка, отлично. Именно о таком будущем я мечтала, пока семь лет подряд водила тебя в лучшую музыкальную школу.
– Да хватит уже цинизма.
– Спокойно, у тебя он в крови по женской линии.
– У мамы его не было!
– Ага, не было? Она в день свадьбы нарисовала карту мест жительства родственников, измерила километры до Москвы и уговорила твоего отца построить мне дом под Нижним Новгородом. И в приглашениях написала: «Не переживайте, можно деньгами!»
Какая умная женщина моя мама!
– Она хотела как лучше.
А получилось как всегда. В квартире газ, на даче электрообогреватель.
– Для нее. Братья-сестры у него есть, у Алека твоего? Ну, право, что за имя...
– Только двоюродные!
– Ты влипла в затруднительную ситуацию. Вкратце обрисую твое положение: он единственный ребенок в семье, мужчина, точно поздний. Иначе бы мама была бы не филологом. Отец содержит всю семью и знает, что в их интересах женить сына на состоятельной девушке-еврейке из благополучной семьи. То, что твои родители разводились и сходились уже четыре раза, их вряд ли обрадует. Мама ждет от тебя добропорядочности – но это на тебе никакой святой водой не нарисуешь, отец богатства – но ты выглядишь как пролетариат двадцатых годов.
– Бабушка, это из последней коллекции Marc Jacobs!
– Им что якобс, что нескафе – одна фигня. Им цацки нужны, стать, грация. А ты как сосиська скручена. Спину держи прямо.
Детское упражнение: гладильная доска за спиной. Господи, за что мне все это наказание! А в глубине моего подсознания прозвучал Анин погребальный голос: «Не за что, а для чего?»
– Помни, главное оружие – это нападение. То есть побольше вопросов, как вы это приготовили. Откуда та картина, что вы думаете о разных литературных явлениях. Хотя ты ни одного не знаешь. Попроси показать детские фотографии. Забалтывай их как можно сильнее. И ничего не рассказывай про семью. Разве что про крайне умную и интеллигентную бабушку.
– У тебя было семь мужей.
– Я же сказала – про умную и интеллигентную бабушку, а не про ту стерву, которая четырежды вдова.
Самокритика тоже была в генах.
Как же хочется спрятаться от всех этих мыслей. Но я в реальности. Слышите? Прием!
– Пошла! – бабуля выпроводила меня за дверь, шлепнув по заду великую грешницу.
Мне удалось стащить один мундштук и пару сигарет. Сесть в новую, но уже засранную птичками и деревьями машину, понять, что бензина почти нет, и ехать на скверную порчу настроения.
Ничто так не может поднять настрой, как пара-тройка Аниных напутствий перед ужином. Ведь для нее мои трудности примерно как очередная серия «Остаться в живых». Lost – я была слишком потеряна в недрах семейной жизни.
30. Маша у Клары работу украла. Кораллы ни при чем
Я почти подъехала к подъезду. Дождалась, пока милая пожилая пара открыла ключом дверь, и, тихо семеня в такт их походке, двинулась к лифту.
– Если тебе вдруг позвонит Алек и спросит, какого черта вы не оставили мою бабулю жить на вокзале, знай – я полностью поддерживаю его мнение.
– Я всегда знала, что ты похабная стерва, – ответил мне другой конец провода по имени Анна.
– Я даже не успела поменять белье.
Замок от часов подставил меня, как последняя гнида, зацепившись за пуговицу рубашки, и... О нет, оставил меня с прекрасным декольте. Пуговица угодила в прощелину лифта и громко упала в шахту.
– Ну вот. Теперь они подумают, что я еще и неряха, – пробубнила Ане.
Я захлопнула телефон-раскладушку и переключила внимание на декольте.
– И что лиф у вас слишком вызывающий, – ответила та самая женщина, которая еще секунду назад казалась мне такой милой.
– Меня сегодня муж пытался научить правильно смеяться. Мол, чтобы я понравилась его родителям.
Когда же мы уже приедем на этот чертов шестой этаж.
Лифт резко остановился. И погас свет. Ночной дозор, ёпрст!
– Эээээээй! – прокричал мужчина в темном пальто.
– Вот черт, сегодня же субботний вечер. Мы отсюда не выберемся. У вас телефоны ловят?
– Моенька, глянь, у тебя работает? – испуганно прошептала мадам Правильность.
– У меня нет.
Я посветила зажигалкой.
– Нам хоть воздуха хватит? – спросила я у темноты.
– Если бы вы так сильно не надушились, то может быть! – ответил мне мистер Вежливость. – И аккуратнее с огнем, парфюм – легковоспламенимое вещество. Так недолго и на воздух взлететь.
– Да как вы смеете меня осуждать? Мне сегодня предстоит общение с еврейским кланом, скажите спасибо, что я хоть трезвая.
– Если бы мой сын привел в дом такую бесцеремонную женщину, я была бы крайне недовольна.
– Вот видите, вам важно, как она держится, как ведет себя. И не важно, любят ли они друг друга.
– Ну все семьи разные, дай Бог, чтобы вам повезло с родителями мужа.
– Надеюсь, хотя мне их уже расписали. Она филологиня, как сказала бабушка – точно выбегала замуж лет в тридцать. Он вроде как банкир. Наверное, обворовал Россию в девяностые. И что им в Израиле не сиделось. Хотя тогда бы я не узнала мужа. Но, может, это было бы к лучшему... Все время забываю сказать, что у меня клаустрофобия.
– Да мы уже поняли, судя по той безбожной ереси, что вы несете.
– Я, кстати, поняла, почему он так долго меня с ними не знакомил. Мы встречались, когда нам было лет по шестнадцать. Во время бурного секса я локтем скинула какую-то фамильную реликвию из византийского стекла. Но Алек решил во всем обвинить домработницу. Подло, конечно, но не меня же было сдавать. И потом, кто мог подумать, что они уволят эту домработницу.
– О боже, Клара! – истошно вскрикнула мадам Правильность.
– Что значит Клара?
– Домработницу звали Клара.
В лифте зажегся свет, и мы поехали наверх. На шестой этаж. Где нас уже ждал Романович.
Я бросилась к Алеку на шею.
– Ты не представляешь. Мне было так страшно, так страшно в этом чертовом лифте, давно говорила, что ремонт в доме нужно делать, что излила всю душу твоим соседям.
– Маш... Это не мои соседи!
– Так я и знала, вечно эти старики погреться ходят в чужие подъезды.
– Нет, ты не поняла, это мои родители.
И снова стандартная процедура «Милость на гнев: сменить». Часов не было – мой взгляд метался от двери к окну. Вот вам и комедия семейных положений.
– О, боже!
– Что такое?
Алек улыбался во весь рот. И почему-то постоянно обнимал меня, пытаясь замаскировать порванную рубашку. Нелепость – наша отличительная особенность. Изюминка, хотя скорее арбузинка.
– А то, что я не знала, что это твои родители. И несла им всякую ерунду про клан евреев, с которым я иду знакомиться. Алек, ей-богу, во всем ты виноват. Нервы, прости, ни к черту.
И не надо всяких цитат вроде «Ooops, I did it again». Сама знаю.
31. Mia dolce Sicilians. Where are you my Carleone?
Я с высоко задранной головой прошла в квартиру и осмотрела хоромы. Кроме предположительного «уютненько» слов не находилось. Скинула пальто на гору верхней одежды, лежащей на полу. В прихожей также находилось массовое захоронение зимней обуви.
– Маша, у нас принято снимать обувь.
Бросил меня на съедение волкам и еще приказывать будет?
– Я не могу.
– Что значит не могу? Не можешь – сходи в туалет. Только сначала сапоги сними.
Вот как всегда, сейчас придется сдаваться, ведь не знаешь, что врать, говори правду.
– У меня колготки в сеточку, – прошептала я ему на ухо, иногда успевая улыбаться голодной стае, заседавшей в гостиной.
– Мам, у нас есть бахилы?
– Нет у нас бахил, если она в рваных колготках – то пусть пойдет и вымоет подошвы, а потом пол, по которому ходила. – Я ей определенно не нравилась.
Я расстегнула сапоги и выставила на всеобщее обозрение ярко-красные ногти, просвечивающие под колготками.
Романовича как ветром сдуло. На кухню.
Я же принялась за занятие арифметикой, пытаясь сосчитать количество граждан Израиля в одной комнате. На двенадцати я остановилась.
Ход событий изменил мистер Вежливость:
– Маша, познакомьтесь, это троюродные братья Александра – Михаил, Евгений, Соломон и Меня. Баба Хая, тетя Келя, тетя Сара. Это его дяди – Самуил, Абрам, Шломо. Сестра двоюродная Хава, троюродная Мириам, племянница Изольда. Ну про нее Алек вам, конечно же, рассказывал.
Смех подступал к горлу. Заржать сейчас – потерпеть полный крах, не сделать этого – умереть от удушья. Единственный компромисс – тактичное бегство.
– Очень приятно. Простите, мне все еще дурно от этой эпопеи с застрявшим лифтом. Пойду помогу на кухне, – слиняла я на скорую ногу.
Мужская часть клана смотрела на оторванную пуговицу с удовольствием, женская – с презрением. Но и те и другие одинаково внимательно. Вот они – мои пятнадцать минут славы.
Мадам Правильность улыбалась во весь рот.
– Такое недоразумение. Мне только что Алек объяснил, что вы актриса. И иногда репетируете с незнакомыми людьми. А тут такое совпадение.
Час от часу не легче.
– Аа-аа-а. Он вас не предупредил, что я с «приветом»? Как это неделикатно с его стороны, – решила я шутить от безысходности.
– Пойдемте к столу. А то я правда испугалась, что вы поженились.
Мы с Алеком остались в кухне одни.
– Помнишь, я когда-то увела тебя у стервы Жанны? – спросила я, так как была готова вцепиться в глотку Алеку и выпить разом всю кровь.
Уводила не то слово, просто выгрызала зубами. Так серьезно этим занималась, что однажды проснулась с Жанной в одной кровати. Это поправка касательно «Не возлюби жену ближнего своего». И ближе Романовича у меня никого нет.
– Как такое забудешь.
– Лучше бы я этого не делала.
Я выхватила халу из его рук и понесла в комнату трофей. Уже возле дверей природное любопытство заставило притормозить и включить слуховую смекалку.
– Спокойно, – втирала им мадам Правильность, – это не его жена. Поматросит и бросит. Никакая актриса не ровня нашему Алеку. Сегодня видела Жанну. Разводится с мужем. Ничего, я их с Алеком помирю. Такая партия! Ах, какая партия!
Кажется, назревала великая ноябрьская революция.
– А тебя в детстве не учили, что подслушивать нехорошо? Хотя с твоей-то бабушкой! – послышался позади меня родной голос.
– Да моя бабушка всем бабушкам бабушка. Она хотя бы не воспитала из меня вруна.
– Вы чего в дверях стоите? Проходите есть!
Мы сели за стол. По наказу моей бабушки есть было крайне опасно. Поэтому я ограничилась стаканом воды и запеченным мясом. Все косились на меня. Ох уж эта чертова пуговица.
– Алек рассказал, что вы актриса. Театральная, я надеюсь, а то киношных я как-то не воспринимаю. Уже серьезные роли были? Что-то вроде «Тартюфа» Мольера или нет, лучше «Как важно быть серьезным»!