— Не приведи Ясень какая, — подтвердил Локи. — Однако ж девки в здешней тмутаракани больно хороши. Да ты и сам их видел… Слышал… Нюхал? — Он махнул рукой. — А, ладно! В общем, та ещё краса! И все три — дочки местного кузнеца, представляешь? Ну как уж тут не задержаться? Навеки бы жить у них остался, да мед здесь делают — моча ослиная и то вкуснее будет.
На последнее заявление Хеймдалль иронично хмыкнул, но смутить своего дядюшку ему никогда не удавалось.
— Что ржешь? Попробовал как-то, не разглядев. — Локи и глазом не моргнул, игнорируя подколку. — Дерьмо у них мед, одним словом. И папаша ихний из кузни своей рано или поздно выберется и до меня с дубьем доберётся за то, что дочерей ему перепортил. А то не может же у него пятый день кряду горн тухнуть?
— А четыре дня, значит, мог? — хохотнул Хейм, дивясь очередной проказе неугомонного друга.
— Неисповедимы пути судьбы. — Ехидство в голосе в голосе Локи было едва уловимо. — Рассказывай лучше. Что стряслось, что ты битый час мнешься передо мной, как отроковица на брачном ложе?
Хеймдалль и впрямь покраснел, пойманный на собственной нерешительности.
— Что-то происходит, братец. Ветви Древа трясутся и усыхают, словно предчувствуют грядущую бурю. И даже сама земля… И воздух! Все мироздание будто дрожит, предвещая скорое наступление беды. Я говорил об этом Всеотцу…
— Погоди! — Локи нахмурился, растревоженный дурным предчувствием. — Хейм, скажи мне лучше, что гул в моей башке неизбежное последствие перебродившего меда.
— Ты тоже это слышишь? — Хеймдалль выглядел удивленным. — Никто из наших, кроме Всеотца, мне не поверил!
— О! — с преувеличенной радостью воскликнул неугомонный шутник. — Так это не у одного меня? А сам говорил, что не ужираешься хмельным, уподобляясь свиньям и иным скотам! Про Одина я, впрочем, не удивлен.
— Да нет же! Земля гудит, не иначе что-то раскалывает миры на части! Сам послушай.
Локи недоверчиво нахмурился, но, с корнем выдрав и отшвырнув в сторону мешавший ему куст вереска, бухнулся плашмя на землю, приложив к ней ухо и вслушиваясь в стоны каменной толщи.
— Убедился? — Хеймдалль, поняв, что друг, хоть и не проронил ни слова, верит сказанному, решился перейти к главному и самому неприятному: — Отец призывает тебя обратно в Асгард. Все асы собираются на решающую битву…
— Неизвестно с кем, — довершил за приятеля Локи, поднимаясь с земли в расстроенных чувствах и отряхиваясь от налипших на одежду листьев и комьев грязи. — Знаешь, что я думаю? Уж лучше б меня кузнец поколотил!
***
Сидя перед вратами в пиршественную залу Асгарда Вальхаллу, бог коварства и раздора, успев основательно устать от долгой дороги и бесконечного ожидания, скучал и предавался воспоминаниям. Он помнил и считал это место своим домом с тех пор, как попал сюда ребенком, когда по счастливой случайности оказался здесь вместе с матерью, вскоре, увы, почившей. Отца своего он никогда не видел и не знал, хоть и услышал, став постарше, слухи, что тот был из Гримтурсенов³, которых, впрочем, тоже никто давным-давно не видел.
Среди асов бродило бессчетное число баек, повествовавших о том, что вот тот-то из них-де был потомком великанов, да то-то было сделано их руками, и тут-то их некогда повстречали. А если брага оказывалась особо забористой, то не только повстречали, но и беседовали! На деле же никто этих загадочных гигантов отыскать не мог, равно как и в место их предполагаемого обитания — Нифльхейм — проникнуть.
Об обычных великанах-йотунах речи, разумеется, не шло — этих неотесанных дурнопахнущих переростков было хоть пруд пруди и в Мидгарде, и среди асов, а уж в Йотунхейме кроме них и вовсе никого не водилось.
Неспешный поток мыслей Локи прервала громыхнувшая створка врат Вальхаллы и донесшаяся следом оттуда какофония звуков, столь нехарактерных для этого места. Нет, вопли, бряцание топоров и угрозы немедленной расправы над оппонентом в споре были привычные, а разница состояла в том, что в этот раз все участники, судя по всему, оказались пугающе трезвыми, что не могло не внушать беспокойство.
В приоткрытом проёме показался быстро приближающийся силуэт Хеймдалля. Подойдя к лавке, на которой полулежа расположился бог лжи и обмана, гигант кивнул, указывая на вход:
— Ступай, они ждут.
Локи протяжно зевнул и, соскочив с каменной скамьи, ленивой походкой направился в пиршественную залу. Попав внутрь, он был встречен резко воцарившейся тишиной, вскоре нарушенной не слишком старательно скрываемым перешептыванием.
— Вот он!..
— Гляди-ка, не побоялся…
— Фригг его по камням размажет!..
— Лишь бы в пиво не попало — отравишься, это как пить дать…
С улыбкой выслушав сводку общественного мнения, Локи двинулся вдоль рядов длинных деревянных столов, оккупированных хмурыми по причине отсутствия традиционного спиртного, эйнхериями⁴, попутно разглядывая убранство помещения. Здесь за время его отсутствия ничего не изменилось: все те же стены, увешанные деревянными щитами, все тот же теряющийся в серой дымке потолок, с которого на сидящих льётся холодный металлический свет, и все тот же неизменный Один, восседающий на своём троне в самом конце залы в окружении преданных ему асов. Скука смертная, как обычно.
Локи уверенно шёл вперёд, весело отвечая на хмурые взгляды викингов. Те к нему, сколько он себя помнил, особой любви не питали. Воином он не был, предпочитая решать дела другими методами. А уж его шутки… Ну и то правда, кому охота обнаружить в своей чарке дохлую мышь вместо эля? А стараниями Локи-подростка подобное происходило регулярно.
Дойдя до центрального стола, он остановился под тяжёлыми взглядами собратьев асов и поклонился, приветствуя старых друзей, ныне глядящих на него кто волком, а кто и обезумевшим от жажды крови вепрем.
— Долгой жизни брату моему, Одину, и вам, добрые асы!
Кое-кто, кажется Тюр, вскинулся от такого приветствия, но был усажен обратно — Локи был в своём праве. В конце концов их побратимство со Всеотцом никто не отменял и не смог бы. Вглядевшись в хмурое лицо названого брата, Локи отметил, что у того с момента его изгнания прибавилось морщин, а на переносице залегла тяжёлая складка, свидетельствующая о том, что все последнее время Всеотец пытался над чем-то думать, а не ломать своим чугунком головы врагов.
Сидевшая рядом с ним супруга, как всегда чопорная и застывшая неподвижной статуей Фригг, выглядела не лучше. Впрочем, её желания читались на лице куда легче, она еле удерживалась от того, чтобы не впиться когтями в глаза ненавистного ей бога обмана, ответственного за смерть её обожаемого сына.
— И ты здрав будь, Локи, — бархатистым басом ответил Всеотец, демонстративно не замечая брожений в собственных рядах. — Я рад, что ты откликнулся на мой призыв.
— Как мог я пропустить такое событие? Встретиться с собратьями асами, каждый из которых готов пожать мне что-нибудь. Некоторые, быть может, даже руку.
— Не юродствуй, — устало поморщился Всеотец, на секунду отвернувшись и что-то выслушав от одного из воронов⁵, сидящих у него на плече. Хугин то был или Мунин? Локи никогда не умел различать между собой этих заносчивых крикливых куриц. Наконец Один продолжил: — Хеймдалль поведал, что ты так же, как я и он, чувствуешь дрожь мира, сулящую погибель всем нам. Это правда?
— Да, — коротко подтвердил Локи, вызвав очередную волну шушуканий за спиной. — Хотя я-то, признаться, поначалу грешил на собственное несварение.
— Тишина! — Единственный глаз Одина опасно сверкнул холодом, разом угомонив все прения. — Провидица сказала свое слово. Грядёт буря, грозящая всем нам большой бедой. И ты, Локи…
— Сдохнешь вместе с нашими врагами! — раздался неожиданный выкрик из зала, породив десяток смешков, тут же стихших под хмурым взглядом Всеотца.
— Ты, Локи, должен выбрать, за кого будешь сражаться в грядущей битве, — довершил Один. — Пришла пора откинуть наши разногласия перед лицом Рагнарека⁶, ибо мы сможем выжить лишь объединившись.
— Чушь это все! — не удержался один из асов, любимый сын Тора, со злости шарахнув кубком по столу и расплескав на себя содержимое. — Ты же сам слышал, Всеотец! Этот коварный змей со своими выродками предаст нас, отдав в лапы Йотунам!
— Помолчи, Моди⁷! И остальные тоже! — в который раз осадил своих собратьев Один, и от вспышки его гнева под потолком залы начали сгущаться предвещавшие грозу всем девяти мирам свинцовые тучи.
— Кстати, раз уж мы заговорили о выродках… — подал голос до того молча наблюдавший за разворачивающимся спором и размышлявший о чем-то своем Локи. — Где Фенрир⁸, Всеотец? Не сидел ли мой сын среди вас как равный, в день, когда я был изгнан из Асгарда?
— Да лучше б уж его с тобой отправили! — рявкнул никогда не отличавшийся долготерпением Тюр, расшвыряв державших его друзей и встав в полный рост. — Сам погляди, что он натворил!
Локи получил возможность рассмотреть необъятную фигуру бога чести и доблести и в особенности его правую руку, от которой осталось одно предплечье, оканчивающееся круглой золотой пластиной в районе локтя, исписанной охранными рунами.
— Твой отпрыск сделался безумен! И отгрыз мне полруки, пока мы пытались его скрутить! — довершил свою обвинительную речь Тюр, яростно глядя на собрата.
— Я хочу его видеть. — Локи, подавив секундное замешательство, просительно посмотрел на Одина, откинувшегося куда-то вглубь трона. — Мне надо с ним поговорить и понять, что произошло.
— Нет! — громыхнул Всеотец, голосу которого вторил гром готовой разверзнуться в небесах бури. — Ты примешь решение сейчас! Довольно с нас твоих шуток!
— Ты не услышишь от меня ни единой шутки, Один, но и ответа тоже! Я не приму решения, пока не поговорю с сыном. — Локи смотрел своему некогда брату прямо в единственный глаз, гадая, какое решение тот примет. Фригг что-то кинулась нашептывать мужу, поступившись статусом ледяной статуи, которую до сих пор изображала. Выслушав причитания жены, Один равнодушно отмахнулся и подался вперед, пристально вглядываясь в лицо непокорного побратима. — Хорошо… — выдохнул он, расправляя плечи, — тебе будет позволено увидеться с Фенриром в его темнице. Ступай немедля. Тюр и Хеймдалль проводят тебя.
Резко кивнув, Локи развернулся и, игнорируя направленные ему в спину взгляды — яростный однорукого и смущенный великана, — широким шагом направился к выходу, стремясь побыстрее покинуть ставшие чужими стены.
***
Они двигались уже третий час, когда высокие белые башни Асгарда скрылись в туманной дымке где-то за их спинами. Все еще пребывающий в ярости Тюр демонстративно шел чуть впереди, размашисто шагая по каменистой равнине и давая отмашку в такт шагам позолоченным обрубком. Хеймдалль держался рядом с Локи, периодически косясь на друга и гадая, в каком тот пребывает настроении, в очередной раз укрывшись от всех за маской шутливого безразличия.
— А скажи-ка, племянничек, — решил закинуть пробный камень бог коварства, рассчитывавший если и не вызнать какие-нибудь новости, то хоть побесить угрюмого вояку. — Как же так вышло, что ты руки-то лишился. В карты проиграл или на спор?
Тюр какое-то время молча направлялся вперед, раздраженно потряхивая век нечесаной косматой гривой волос, но все же ответил:
— Не трепись, о чем не ведаешь! Фенрир твой обратился в волка и едва не покусал Всеотца, когда тот сидел на пиру. А потом чуть не разнес половину Асгарда. И разнес бы, если б его не пленили.
— Чем пленяли-то? — присвистнул Локи, гадая, отчего сын, всегда уравновешенный и не выказывающий тяги к жестокости, мог впасть в эдакое буйство. — Или ты решил скормить ему себя и вызвать у него тем самым несварение?
Вместо брата ответил Хеймдалль, поняв, что еще немного, и Тюр потеряет последние крохи терпения:
— У них был уговор: Фенрир согласится дать опутать себя девичьими лентами, если в ответ Тюр положит ему в пасть руку.
— Что за ленты? — Локи удивленно сморгнул.
— Цверги делали, — отозвался Тюр. — Все остальное твой волчоныш в клочья порвал. — В голосе бога звучала иррациональная гордость за воспитанника.
— Ну ладно, а что за история с предсказанием? Раз уж я будущий отступник, надо ж знать, сколько просить за свое предательство. Не хотелось бы продешевить!
— Два года назад я впервые почувствовал неладное, — начал рассказ Хеймдалль. — Некоторые из ветвей Ясеня усохли и перестали отзываться на мой зов. Испугавшись, я сразу отправился к Всеотцу рассказать о своих тревогах. Он прислушался, ибо сам чувствовал что-то подобное, и своей волей призвал из обители мёртвых пророчицу Вельву⁹. Чокнутая старуха, если меня спросишь. Она предрекла войну с Йотунами и скорую гибель асам и девяти мирам.
— Ага, — исподлобья глянув на Локи, поддакнул Тюр. — А про тебя поведала, что выступишь на стороне великанов и вообще гад.
— Забавно. А про то, как мне удалось избавиться от их запаха, не распространялась? Жаль, — задумчиво проронил Локи, вновь думая о чем-то своем. — А откуда у Всеотца такие силы, чтобы, не испросив разрешения хозяйки Хель¹⁰, вызывать из её царства провидиц?
— Да уж было дело! — хмыкнул в бороду Тюр. — Пока ты, дражайший дядюшка, портил девок по всему Мидгарду, Всеотец вновь ходил к Мимиру¹¹ за советом.
Локи страдальчески закатил глаза:
— Великое Древо! Только не говори, что братец решил завязать с деторождением всяких хлюпиков и на сей раз оставил у этого гнилого кочна свои причиндалы!
— Ха! Если бы! — хохотнул Тюр, но тут же исправился: — Да тьфу на тебя, паршивец! Слухи ходят, что Всеотец на девять дней пригвоздил себя Гунгниром к мировому Древу, после чего обрёл неслыханное могущество!
— Чем бы дитя ни тешилось… — устало покачал головой Локи.
Они вышли к гигантскому разлому в земле, уходящему в обе стороны куда только хватало глаз. Противоположная стена расщелины виднелась где-то метрах в пятидесяти. Локи нерешительно глянул вниз и спешно отошел назад, пытаясь справиться с головокружением: дно, выстеленное туманом, оказалось, прямо скажем, далековато.
— Пришли, — выдохнул Тюр, указывая на край пропасти, на отвесной стене которой была прорублена труднопроходимая каменная лестница. — Спускайся вниз, мы тебя тут подождем.
***
Солнце над Асгардом клонилось к закату, когда злой и раздосадованный Локи, ругаясь и то и дело оскальзываясь, поднялся наверх и наконец смог перевести дух от долгого подъема. То, что он увидел на дне пещеры, далось ему тяжело.
Первым, что бросилось ему в глаза внизу, оказался гигантский валун, весь обмотанный широкой синей лентой, какими девицы украшают волосы в дни весенних гуляний. Свободный конец ленты уходил куда-то вглубь каверны. Пожав плечами, Локи двинулся в темноту, стараясь не оступиться и не провалиться по неосторожности к центру земли.
Что оказался на месте, Локи понял не сразу. Сначала в темноте он уткнулся в стену, всю усыпанную острыми каменными иглами, болезненно одернул содранную в кровь руку, и лишь затем догадался, — то, что принял за камень, было спиной огроменного волка, свернувшегося в клубок в дальнем углу пещеры.
Размеры чудовища поражали — такой, пожалуй, и впрямь мог бы разнести весь Асгард по камню. А уж Тюрова лапища, сама по себе не маленькая, была для него, пожалуй, чем-то вроде веточки для чистки зубов.
Рассматривая то, во что превратился сын, Локи не сразу заметил два красных глаза, пристально глядящих прямо на него. А встретившись с ними взглядом, едва удержался, чтобы не отпрянуть и не выдать таким образом своего замешательства.
Фенрир, сколько помнил Локи, всегда был силен. Даже создал свой собственный народ, населив суровыми воинами, способными обращаться в животных, Ванахейм, тем самым изрядно попортив крови соседям асов. Подобное не удавалось даже Всеотцу — его угловатые деревянные чушки в свое время пришлось оживлять самому Локи, который, разумеется, не преминул внести парочку изменений в изначальный дизайн.
Но такой неукротимой силы и ярости, что читалась сейчас в глазах Фенрира, он не встречал никогда. Гигантский волк уже наверняка бы набросился, если бы не был спеленут девичьими лентами как гусеница, имея возможность лишь вертеть головой да слегка шевелить задней лапой, царапая и кроша метровыми когтями гранитную стену своей тюрьмы.