Кто-то прервал молчание, возникшее было под впечатлением горячей речи Смаги:
- Жаль, старче, что не рожден ты князем - за святое дело и голову сложить не жалко. А то все за зипунами половецкими в степь бегаем, или своих же, русских, воюем. Ни князю славы, ни нам чести.
На торговую площадь, держа путь к воротам детинца, на вороном жеребце въехал Срезень. Около Смаги осадил коня.
- Будь здрав, старче, - приветствовал он старого воина. - Все Русь лаптями меряешь?
- И ты здравствуй, Срезень, - ответил Смага, легко поднявшись с земли и почтительно сдернув плетенную из лыка шапку.
- Что скажешь по разговору нашему прошлому? Не надумал?
- Не обессудь.
- Коли надумаешь, то приходи.
Срезень тронул коня и скоро скрылся в воротах детинца.
- О чем он? - спросил Роман у Смаги.
- В помощники к себе зовет, - ответил тот. - Я когда-то и его научил, чему мог:
- А расскажи-ка, дедка, про стародавние времена, - попросил один из слушателей. - Ты мастер баять.
- Поди, всё слыхали:Вот разве что о Соловье-богатыре, который всему курскому воинству, как крестный отец: Про "богатырский камень" знаете, что в Казачьей заставе лежит? На нем имена выбиты тех богатырей, что смогли его поднять. Вторым после Ильи как раз Соловей и числится:
Вечерело, мягкие тени окутали город в серое, лишь маковки церквей и резные навершья теремов еще красовались в розовато-оранжевом свете уходящего солнышка:
- Быль это, а может, небыль, - начал Смага, - теперь не разберешь. Ворона узнала, мне накаркала:
В те стародавние времена земли курские княжьей власти не ведали, дань никому не платили и русскими себя не считали - мы, дескать, северяне: Хлеб сеяли, зверя били, рыбу ловили, а воевали только, когда враг приходил. Князь киевский Владимир Святославич земли свои еще не окрестил - прадедовским богам молился. В ту пору пришел из Степи неведомый народ, что звался печенегами - о половцах тогда и не слыхали. Начали печенеги на Киев наезжать и на копье его пробовать. Понадобились Владимиру опричь* своих дружинников богатыри с других земель, что с киевской землей граничили. Сулил князь за службу золото да почести, и съезжались к нему витязи из разных краев. Только вот северские удальцы Киев не жаловали и к Владимиру на поклон не являлись. Тогда кликнул князь своего главного богатыря Илью Муромца и приказал ему:
- А езжай-ка ты, не мешкая, Илья, свет-Иванович, в земли северские, ко реке ко Тускари - там, на крутом холме крепость твердая, а в ней, сказывают, богатыри тебе чета. Приведи-ка ты их в мою дружину, а коль не поедут, то возьми с них дань:
Поехал Илья Муромец с невеликой дружиною княжий наказ исполнять. В те времена дороги в землях курских были не торены, тропинки не топтаны - лес густой, да волчий вой. А злее волков разбойники, что по оврагам и буеракам путников поджидают. Заплутал Илья со дружиною. Скоро иль нет, видит богатырь киевский, что из леса темного выезжает безбоязненно молодец - во плечах косая сажень, а на плече дубинка в десять пуд.
- Как звать-величать тебя, молодец? - вопрошает Илья. - И ведаешь ли ты дорогу ко реке Тускари, где крепость твердая?
Отвечает Илье встречный молодец:
- Звать-величать меня Соловей. Дорогу ко Тускари я ведаю - коли с добром едешь, то провожу:
Долго ль ехали Илья с Соловьем, коротко ли, но вот и река блеснула, а на берегу холм крутой с крепостью на самой маковке.
Илью и его гридней приняли, как дорогих гостей: с дороги в баньке попарили, потом за стол усадили. По одну сторону стола Илья со дружиною, по другую Соловей со товарищи.
Наутро стали богатыри состязаться, силу да ловкость выказывать. Да никак друг друга победить не могут - вровень стоят северяне с киевлянами и уступать не хотят.
Тогда Илья Иванович говорит Соловью-северянину:
- Таким богатырям, как ты со товарищи, негоже в лесу век коротать, да леших пугать. Едем во Киев-град князю Владимиру служить - будешь жить в высоком терему, есть на злате да спать на пуху.
Отвечает ему Соловей-северянин с усмешкою:
- Богатырей Владимир киевский и без нас сыщет. Нам воля-вольная да земля родная дороже злата княжьего.
Тогда Илья-богатырь и говорит:
- А давай так рассудим: вон камень лежит, в землю врос: коли ты его поднимешь, то живите себе, как жили - ни дани Киеву, ни богатырей в дружину киевскую. Коли не поднимешь, а я осилю, то не обессудь - лучшие витязи северские и ты, Соловей, со мной уедете.
Так и порешили. Жребий кинули, кому камень первым поднимать - выпало Илье. Вырвал он камень из земли и поднял над головой - будто не камень в сто пудов, а гусиное перо.
Закручинился Соловей от такой силы невиданной, но к камню подошел смело, поклонился земле родной на четыре стороны - помогай родная сторонушка - собрал силу богатырскую и поднял камень, хоть сам по колено в землю вошел.
Слово богатырское крепче булата - собирается Илья Иванович в обратный путь, а сам-то хмурый да невеселый:
- Как я князю Владимиру пред очи его светлые покажусь, коли поручение не исполнил?
Отворились ворота твердой крепости, что на обрыве крутом по-над речкою Тускарью, выезжает их тех ворот Илья Муромец с малою дружиною и держит путь через густые леса ко граду Киеву. Соловей-северянин провожать киевлян вызвался:
Едут день, едут два:И уговорил Илья провожатого своего, Соловья-северянина, в светлом Киеве погостить да с тамошними богатырями силами померяться. Едут дальше - а вот и Днепр-Славутич, а вот и Золотые Ворота, а вот и князь на злаченое крыльцо выходит, богатыря своего первого встречает.
Как услыхал Владимир-князь, что повеление его не исполнено, осерчал он не на шутку, топнул ногой и велел Соловья-северянина в темницу посадить на хлеб да на воду - пока товарищи его дань богатую не привезут или в киевскую дружину не вступят.
Стали княжьи гридни к Соловью подступаться, чтобы узы на него наложить и в темницу бросить, ан не тут-то было - разбросал их богатырь северский по двору широкому. Но велика дружина киевская - всех не пересилишь. Вот уж одолевают гридни Соловья и тогда богатырь северский засвистал, как только он и его товарищи умели - люди на землю попадали, кони седоков посбрасывали. От посвиста того у Владимира-князя в очах потемнело, но и сам он богатырь был не из последних - схватил лук тугой и послал стрелу каленую прямо Соловью-северянину в сердце. Но не берет стрела Соловья - падает на полпути. Шлет князь вторую стрелу. Только с третьей стрелы нашло железо сердце богатырское, и пал Соловей на чужую землю.
А Владимир-князь повелел на месте крепости твердой, что возле Тускари, срубить город и народ тамошний невеликой данью обложить. Не сразу северяне под княжью руку встали, но долго иль коротко, а свершилось все по воле Киева: С тех пор курян-воинов за непокорство и удаль зовут на Руси соловьями, а посвист их боевой ни с чьим не спутаешь...
- Вот такие дела в старину вершились, - подытожил Смага. - Может, и про нас когда-нибудь расскажут - были, мол, богатыри:
Дня через три Смага ушел с купцами к Киеву. Прощаясь со стариком, Роман снарядил его корчагой хмельного напитка и подарил свой очередной нож-засапожник, заметив, что старик обходится без этого предмета.
- Как не быть ножу, есть ножик - в дороге неоружному плохо. Да им только душу из тела выковыривать - на другое не гож.
Старик вытащил из голенища изящный, заморской работы стилет с тонким лезвием и с богатой, украшенной каменьями рукояткой. Поди, разберись, где его сработали - может, в Толедо, а может, в Венеции. Такой пройдет сквозь кольца любой кольчуги.
- Прими от меня, отрок, - Смага протянул стилет Роману. - На нем крови праведной нет. Помолись за меня, старого грешника:
Беседы со Смагой напомнили Роману, что где-то за полями, за лесами есть другие страны со своим ходом событий, со своими легендарными людьми.
Теперь он часто жалел, что в "другой" жизни с прохладцей относился к изучению истории. Выучил, ответил и забыл, как что-то ненужное. По случайности, перед самым перемещением во времени, он готовил реферат о "Слове о полку Игореве" и кое-что знал о Руси этого периода. А что происходило в эти же годы за ее пределами?
Роману не удавалось связать воедино исторические имена и события, что крутились в его памяти, с тем временем, в которое его занесло. То ли это уже произошло, то ли еще будет? В голове путались кинофильмы, книги, учебники. И спросить не у кого: Срамотища - так он оценивал свои исторические познания, но кое-что вспомнить удалось.
Итак... Монгольские степи, Темучину, которого еще не скоро станут звать Чингисханом, всего двадцать девять лет - он почти ровесник курского князя Всеволода. Будущий "покоритель мира" пока лишь предводитель небольшого монгольского рода и настоящая воинская слава придет к нему лет через двадцать, когда князей Всеволода и Игоря уже не будет в живых. Сейчас Темучин ведет резню "местного значения" и не помышляет о водовороте битв, который он раскрутит и в котором исчезнут целые страны. Мало того, через два года он попадет в плен - на долгие одиннадцать лет.
На западе года через два-три начнется 3-й Крестовый поход. Самая яркая личность в походе - английский король Ричард Львиное сердце. Он на пару лет моложе курского князя, а умрут они в один год. А пока жизнь Ричарда полна приятных приключений: турниры, интриги, любовь:
Если верить английским балладам о Робине Гуде, то с королем Ричардом они были одногодки, а стало быть, деятельность знаменитого разбойника сейчас в самом разгаре...
Германский король, император Священной Римской империи Фридрих I Барбаросса, несмотря на преклонный возраст, редко снимает боевые доспехи...
Во Франции еще полон сил король Генрих II - первый из Плантагенетов, укреплявший королевскую власть, не останавливаясь ни перед чем:
Европа была полна войн, алчности, интриг. Впрочем, двенадцатый век достойно завершался периодом, который позже назовут Высоким средневековьем: университеты учреждаются по всей Европе, бурно развивается искусство, архитектура. В Париже уже лет двадцать строят собор Нотр-Дам.
А в Азии? Прежде единая мусульманская империя распалась на отдельные государства всего лет тридцать назад - в год рождения князя Игоря: Омар Хайям умер еще раньше... Что еще?
- Пошел бы дровец наколол, - прервала его исторические размышления Марфа. - Да за водой сбегай.
"Не дадут самообразованием заняться", - думал Роман, подхватывая ведра.
На улице Алешка с компанией азартно играли в лапту. Роман и отставил ведра в сторону. "Десять минут поиграю".
Умные мысли по поводу сравнительной историографии из головы как ветром выдуло:
Словарь:
вретище - бедная одежда из грубой ткани
смага - жар, огонь
по-фряжски - по-итальянски
корчага - горшок
Корсунь - город на Черном море
ляхи - поляки
угры - венгры
свеи - шведы
полуденные - южные
опричь - кроме
Глава одиннадцатая
НА ЗАСТАВЕ
(конец сентября, октябрь 1184 года)
Через пару дней после завершения воинских уроков Срезень, случайно встреченный Романом, с укором спросил:
- Ты что же на службу не являешься? - С усмешкой покосившись на княжьих цветов кисть темляка от засапожника, старшина добавил: - Хватит перед девками бахвалиться - чтобы завтра на заставе был:
Казачья застава угнездилась там, где много позже куряне-казаки поставят на красивом пригорке Вознесенскую церковь.
Прочные дубовые стены, четыре рубленые башни по углам и одна над воротами. Внутри помещения для жилья, амбары, конюшни, сеновалы. Посредине обширного, чуть ли не в гектар, двора стройно возвышался терем воеводы, а рядом, соперничая с ним красотою и добротностью, стояла церковь, одноименная со своей далекой по времени преемницей. Здешний молодой поп мало походил на священнослужителя: и на кулаках горазд подраться и мечом помахать.
В заставе жили и несли службу курские дружинники: кто-то временно, в свой черед - у кого в городе семья и жилье, а другие постоянно - у тех ни кола, ни двора. Как раз последних-то исстари и называли казаками.
Служба дружинная не мед, хлопот много: летом то ли в поход военный, то ли в порубежный дозор, а зимой - дань собирать с княжьих земель, да лихих людей щучить.
Делилась дружина на две части: старшую и младшую. В старшей вояки опытные, за плечами не одна военная кампания, а на теле шрамов не перечесть. Эти из казаков, а потому жизнь им не дорога.
Чтобы тебя приняли в старшую дружину, надо было начинать службу смолоду, пройти без изъянов и нареканий все этапы в дружине младшей - в гриднях. Туда тоже брали с разбором: сначала походи в детских, а то и в трудниках. И тех и других не только готовили к воинской службе, но и без поблажек использовали на хозяйственных работах. Разница между трудниками и детскими в том, что последние были из воинских родов, где кормильцы пали на войне. С детских спрос особый - коль на воинскую стезю ступил, то ленью и нерадивостью памяти отца не марай.
Соблюдался запрет на кулачные драки даже в порядке спортивного состязания - оберегалось дружинное братство. По велению князя и по давней традиции драться на кулаках дружинникам разрешалось только с равными себе по воинскому рангу из дружин других князей. И если для горожан соперничество между слободами, концами и улицами была повседневностью, то обитатели Казачьей заставы быстро забывали былые размолвки и становились "княжьими курянами", которые в любых обстоятельствах стояли друг за друга и за своего князя горой: