"Видели бы они теперь внука своего", - думал Роман. Впрочем, он был уверен, что, доведись до того, маленькая и хрупкая баба Настя, не дрогнув, сама стала бы с рогатиной против медведя. Да и дед Вася тряхнул бы стариной:
Пятеро парней верхами с важным видом ехали позади Срезня и его помощников. На двух санях-розвальнях громоздились туши добытых медведей и кабанов.
Старшина подозвал Романа:
- За мной путь держи, - и двинулся по заснеженному полю в сторону видневшейся на пригорке деревни.
Нужна была помощь кузнеца - лошадь расковалась. Кузнец оказался в запое и Роман взялся за работу сам. Подковал добротно, но пока разбирался в чужом инструменте, разогревал кузню, ковал ухнали, которых у хозяина не оказалось - стемнело, да и завьюжило изрядно. Пришлось ночевать в хате кузнеца:
Наутро, чтобы не объедать небогатых хозяев с кучей ребятишек, решили перекусить в харчевой избе рядом с дорогой: Большая, с тесовым полом полутемная изба, в одном углу печь, возле которой суетилась хозяйка, в другом - полати. Посредине два дубовых стола, за одним из которых уже расположилась компания сомнительного вида. Срезень с Романом заняли свободный стол и приступили к нехитрой трапезе.
- Рыжий, к нам спиной сидит, в кольчуге, - шепнул Роман старшине.
- Вижу, - Срезень с аппетитом истреблял кашу с лосятиной. - А того, что рядом - не узнал? Ты ему прошлой зимой зубов убавил. Слышь, шепелявит?
Соседи, несмотря на ранний час, были в сильном подпитии. Все чаще они недобро и оценивающе поглядывали на Срезня с Романом. Что-то назревало: Тот, в кольчуге под зипуном, вылез из-за стола, обнаружив при этом немалый рост, подошел к ним и, пахнув перегаром, с ухмылкой сказал:
- А что, люди княжьи, подайте каликам перехожим от щедрот ваших.
Срезень продолжал уминать кашу за обе щеки, не обращая на него внимания.
- Да у них языки от страха поотнимались, - засмеялись за соседним столом. - Куряне хваленые!
Срезень доел последнюю ложку каши, аккуратно смахнул с бороды крошки, и поманил рыжего пальцем:
- Ежели слово еще скажете - никто живым не уйдет.
- Вона как... - начал было со смехом рыжий, но Срезень, привстав, схватил его за загривок и со всего маху ударил мордой об стол - крайняя доска дубовой столешницы раскололась пополам.
"Калика" упал, остальные четверо с руганью вскочили и повыхватывав топоры, кинулись на курян:
По запорошенной снегом дороге трусили к Курску.
- Ну что, Ромша, в бою похмелье хуже, чем в пиру? - спросил Срезень. - Я первого своего до сих пор помню
Романа и впрямь трясло и мутило. Как ни суди, а из пяти убитых двое были на его счету. Вспоминать было тошно.
- А как ты шепелявого-то достал? Он тоже в кольчуге был.
Роман молча достал из левого сапога стилет, подарок Смаги.
- Мне такой же сработай, - попросил старшина, внимательно осмотрев необычное оружие. - Полезная вещь.
- У лихих этих, - продолжил Срезень, - на совести не одна дюжина душ загубленных. Так что Господь нас с тобой им навстречу послал, чтобы волю Свою исполнить. А Он абы кого не пошлет.
...После происшествия в харчевне Роман заработал право носить в левом ухе воинскую серьгу - знак того, что на его боевом счету не только кулачные победы:
Служба воинская времени у Романа отнимала все больше. Дневал и ночевал то в детинце, то на Казачьей заставе. Погостить у своих и подсобить Людоте удавалось все реже.
Роман встреч с Анютой не искал, но получалось само собой: то на снежной горке в воскресенье увидятся и она улыбнется ему приветливо, то в лавке, таясь от чужих взглядов, они парой слов перебросятся. Как-то на воскресной службе, посещать которую для гридня было делом обязательным, Роман услышал сзади знакомый шепот:
- Приходи по первой звезде к Перунову ключу:
Одета она была не по-боярски - в простеньком полушубке, валенках и платке, но от этого казалась Роману еще милее.
- Здравствуй, добрый молодец, - голосок её дрожал от волнения. - Поди, замерз?
- С утра жду, - ответил Роман.
- Как так? - удивилась Анюта, наивно поверив.
- Ты сказала "по первой звезде", а не сказала, когда. То ли когда потухнет, то ли когда загорится.
Боярышня засмеялась звонко, но потом с опаской прикрыла рот ладошкой, и тут Роман заметил, что она без рукавичек.
- Позабыла в спешке, - объяснила Анюта.
Роман взял ее сопротивляющиеся руки в свои и стал греть. Румяные от мороза щеки боярышни зарделись еще больше.
- Как птичку держишь, - сказала она, уже не пытаясь освободиться...
Яркие зимние звезды с любопытством смотрели вниз. Через много лет они будут слагаться все в те же созвездия, не изменив своего положения на небе. Что им несколько столетий? А вот от человека, даже от такого, как Анюта, и крохотной памяти не останется...
- Ишь, скорый какой, - засмеялась боярышня, вырвавшись из рук Романа и отбежав в сторону. - Не жених еще, чтобы целоваться. Вот сватов пришлешь...
Со стороны Княжьей дороги послышалось басовитое покашливание верного дворового.
- Никак твоя черноризка? Голосом с морозу погустела.
- Та на печи десятый сон видит, меня от доброго молодца охраняя, - засмеялась Анюта и уже с грустью продолжила:
- Пора мне, Ромша. И так своевольничаю. Не дай Бог, батюшка узнает: Завтра придешь ли?..
Но на следующий вечер Анюта к Перунову ключу не пришла: Едва дождавшись утра, Роман направился в город и битый час крутился под окнами хором боярина Седоватого, пока за замерзшими стеклами не увидел знакомое лицо - заплаканное и невеселое. Увидел всего на мгновение - кто-то властно отстранил боярышню от окна, после чего показалась бородатая физиономия ее отца. Боярин мельком посмотрел на Романа и сказал что-то в глубину комнаты.
Через некоторое время тяжелая калитка боярского двора со скрипом отворилась, пропустив троих дюжих мужиков, которые неторопливо пошли в сторону Романа.
- Чего ошиваешься, паря? - недружелюбно спросил один из них, похлопывая плеткой по сапогу. - Топай восвояси, а то шею намнём.
Случись это полугодом раньше, Роман постарался бы избежать стычки или хотя бы не начинать драку первым. Но сейчас он был почти дружинник, и защищать должен был не только свою честь, но и честь воинского братства, готового принять его в свои ряды.
Роман сбросил полушубок и засучил рукава рубахи:
- Попробуй.
Дворовые знали, с кем имеют дело, а потому решительности не проявляли. Один из них нырнул в калитку и скоро вернулся еще с двумя мордоворотами.
Но тут из-за угла выехало пятеро конных гридней во главе с седоусым старшим.
- Подсобить, Ромша? В самый раз погреться.
Гридни уже готовы были спешиться, но старший жестом их остановил и обратился к дворовым:
- Скажите спасибо, что боярину Никите служите. Мы бы вам целых костей поубавили.
Дворовые ретировались, и гридни с посвистом и со смехом поехали дальше: Роман собрался уходить, когда из ворот вышел еще один дворовый и, знакомо басовито кашлянув, сообщил миролюбиво:
- Тебя боярин Никита к себе кличет.
...Никита Седоватый своему родовому прозвищу совсем не соответствовал - у него черная, как у цыгана, борода и такие же черные, без проседи, волосы. Лет ему не больше сорока, роста был немалого, худощавый, с длинными, сильными руками. Одет по-домашнему просто, так же прост был и дубовый стол, за которым он сидел.
Седоватый оценивающе оглядел Романа:
- Как это ты дочку мою приворожить сумел?
- Сам по ней сохну, - сознался Роман.
- Ну, еще бы не сох, - усмехнулся боярин. - Батька приданное богатое отвалит и зятька к делу приставит. Ай нет?
Роман решил, что терять ему нечего. Надо добиваться своего:
- Слыхал я, боярин, что чин высокий к тебе не от отца с матерью перешел. Своим умом и силою добился... И что жену свою, мать боярышни Анюты, ты по несогласию ее отца силой увез. Твоему примеру и последую.
- Вот как: - только и сказал боярин, удивленно хмыкнул и посмотрел на Романа синими Анютиными глазами. Помолчал и неожиданно спросил: - Читать обучен ли? - протянул Роману рукописную псалтырь: - Чти.
Роман стал читать, ни разу не сбившись.
- Чтешь бегло. А счет разумеешь?
- Не хуже любого.
- Ой ли? - засмеялся боярин и стал задавать примеры на устный счет, но скоро согласился с удивлением: - Умеешь.
"Из физики не спросишь? - с ехидством подумал Роман. - Или из химии?".
- Вот что, парень. Давай мы с тобой так столкуемся. Девке моей только четырнадцать лет миновало - замуж ей рано, годика два погоди. Коли чести за это время добудешь, то засылай сватов. Это если Анюта к тебе не остынет - девичье сердце как ветерок: Согласен?
- Согласен, - вздохнул Роман.
...- А что, молодец, - спросил боярин, когда Роман собрался уходить, - драться стал бы один против пятерых?
- Стал бы.
- Ну, так побили бы тебя.
- Нет, боярин, не побили бы.
...Спускаясь по резной лестнице, в одном из цветных окошек терема Роман увидел встревоженное лицо Анюты. Но, видно, его собственная физиономия выражала иное настроение - и боярышня расцвела.
...Отрезвляющие мысли пришли очень скоро. Какие два года! Всего через три месяца все перевернется. Что будет с ней и что будет с ним? "Остался же кто-то из дружины в живых, - думал Роман. - Даже в летописях об этом сказано".
Он впервые поймал себя на мысли, что ему не так уж сильно хочется вернуться в свое время. "Вот если бы весточка моя до родителей дошла":
... Река времени текла, не замечая, что в ее воды попал кто-то с иных берегов.
Глава тринадцатая
"ВОЛЬНОМУ ВОЛЯ, СМЕЛОМУ ПОЛЕ"
(март 1185-го года)
Последним и самым важным экзаменом на звание княжеского воина было полякование, обычай такой же древний и суровый, как и неулыбчивые прадедовские боги. Для бывалого дружинника, еще не вошедшего в солидные годы, полякование было делом привычным и обязательным. По двое-трое, а кто поопытнее, так и вовсе в одиночку, выезжали молодцы в чисто поле, что тянулось без конца и края в сторону полуденного солнца, не обещая смельчаку ничего, кроме смерти или позорного плена. Где еще разогреешь кровь после долгой и скучной зимы перед очередным "военным сезоном", как не в быстротечных поединках со степняками? Но более всего тянула в поле свобода, там ты сам себе и князь и воевода - только Бог над тобою.
Подтверждение воинской доблести поляковщика становились чубатые головы сраженных им степняков, что крепились к седлу на всеобщее обозрение. Ни богатое оружие, ни доспех, взятые в бою, подтверждением побед не считались - только головы. Впрочем, светловолосая голова русского витязя с таким же успехом могла достаться в качестве трофея какому-нибудь половецкому удальцу. В этом смысле воинские обычаи южных русичей и степняков были очень схожи, а стало быть, долго искать себе супротивника в зыбком пограничье между Русью и Степью поляковщикам не приходилось - сами придут. Тем более, что весной начиналась охота на русский полон.
По обычаю курян молодой воин получал разрешение на полякование после нескольких лет воинских уроков и исправной службы - только группой и с опытными наставниками. Если бы все шло своим чередом, Роману это испытание предстояло года через два, но Срезень рассудил иначе:
- Поляковать поедешь, - и добавил, как бы невзначай. - Один.
Честь для отрока-первогодка немалая - ему доверяли, на него надеялись - но Роману стало не по себе. Страшила не опасность степной экспедиции, а необходимость исполнения некоторых обязательных ее условий. В детстве, читая книжки про индейцев, Роман не мог смириться с их кровожадным обычаем снимать скальп...
- Иль не рад? - усмехнулся Срезень, заметив растерянность своего ученика и, очевидно, понимая ее причину. - Ничего, младень, пора твоей шкуре толстеть помаленьку.
...Перелесок, в котором затаился Роман, раскинулся посреди холмистой, изрезанной оврагами степи. От Курска всего верст пятьдесят к югу, но тут начиналось Поле.
Весна выдалась ранняя - середина марта, а под теплым солнцем трава уже окрасила зеленью склоны холмов. Для неприхотливых половецких лошадей самое время для выпаса - корма добывать из-под слежавшегося снега не надо. Зимой только бескормица да опасение не сберечь полон на обратном пути к перекупщикам сдерживали половцев от зимних набегов на Русь. А весной попробуй сдержи сотни небольших ватаг по пять-шесть человек - стремительных, жестоких и алчных степняков, хорошо знающих местность и как вода между пальцами просачивающихся между русскими заставами. Они спешат, им надо успеть взять больше русичей - через пару недель их ханы кликнут сбор своих войск для очередной войны:
Роман третий день всматривался в степные горизонты в надежде увидеть своего половца. Ему нужен был одинокий и честолюбивый искатель удачи, для которого воинская победа дороже богатой добычи.