Холстина, в которую была завернута кольчуга, оказалась латанной-перелатанной дедовой рубахой с бурыми следами крови от былых ран.
- Такая рубаха лучше кольчуги защитит, - сказал Людота. - Сила в ней:
:Житейские заботы вытесняли из сознания Романа ощущение своей чужеродности. Время представлялось Роману высокой крутой горой, с которой он и все остальные катились вниз. А у подножия этой горы, как глубокая яма, располагалось событие, известное только ему - роковая битва с половцами в мае 1185 года. И она все ближе и ближе...
Мысли Романа о том, как предотвратить гибель Игоревых полков, а может быть, сам поход, заходили в тупик. В самом деле - явиться к Всеволоду или к Игорю и все им рассказать? Решат, что отрок на голову скорбен. Это в фантастических книжках все просто у путешественников во времени - смастерил пулемет и всех победил. Здесь вам, господа фантасты, не двор короля Артура*, здесь покруче.
Был другой выход - отойти в сторону и оттуда наблюдать за неизбежным.
"Ну, уж нет, - думал Роман. - Я с ними - и будь что будет".
Сомнения исчезли после разговора с Рожно и его драгоценного подарка. Ратное будущее, которое не предвещало курянам ничего хорошего, Романа уже не пугало.
Когда-то в прошлой жизни мысль о службе в армии вызывала у него ироническую усмешку. - Сначала институт, потом аспирантура, потом еще что-нибудь... Правильно сказано: не зарекайся.
Надо было поднатаскаться в воинских навыках - времени оставалось мало:
Словарь:
купное - совместное
седмица - неделя
рухлядь - меховая одежда
уклад - железо
замашный - задиристый
махмара - похмелье
зипунник - грабитель
языки - народы
реки - говори
гашник - шнурок для поддержания
штанов
удатный - удачливый
Овлур - имя персонажа из "Слова о полку
Игореве"
Двор короля Артура - имеется в виду фантастическая повесть
Марка Твена, где использован прием перемещения во времени
Глава шестая
АНЮТА
(начало июня 1184-го года)
Природных ориентиров, по которым можно было "привязать" Курск и его окрестности к тому, как это будет выглядеть через восемьсот лет, немного. Прежде всего реки Тускарь и Кур, обнимавшие городской холм.
Тускарь (в произношении двенадцатого века Тускурь) возле Курска с левого берега вбирала в себя несчетное количество речушек, ручьев и была куда полноводнее, чем в двадцатом веке. Весной невысокий левый берег уходил под воду, и река превращалась в "окиян", как говорили местные, подолгу и с удовольствием наблюдая с высокого правого берега за буйством проснувшейся воды. С весеннего разлива до осени оставались на левом берегу полные рыбы озера, заводи и лужи.
Кур близ города в ширину с Тускарью не тягался, его заболоченные берега подсыхали только к июлю, если лето не дождливое. Старики сетовали, что река год от года мелеет, а вот, дескать, в былые времена она и для варяжских кораблей была в самый раз. Рассказывали вечную небылицу о затонувшем в Куре золотом сокровище - находились даже очевидцы этого.
Еще один природный ориентир - гигантский овраг с почти отвесными стенами и ручьем на дне. Этот овраг из дикого и жутковатого "каньона" через восемь столетий превратится в обжитый распадок между двух холмов, и по его правой стороне будут весело дребезжать трамвайчики, спускаясь к мосту через Тускарь. Овраг назывался Велесовой ямой, и матери боялись отпускать туда детей. Говорили, что когда-то на дне оврага было языческое капище, посвященное богу Велесу, и где-то в пещере до сих пор приносят жертвы подземному богу. Роман хотел на досуге обследовать яму, но мешала рыбалка, к которой он пристрастился. Людота после прошлогоднего случая на реке к рыбной ловле охладел, а ведь рыбка в домашней кухне занимала не последнее место.
- Что-то мы давненько ушицы не хлебали, - говорила Марфа за ужином. Роман вопросительно смотрел на Людоту и - если назавтра не было срочной работы в кузне - тот соглашался:
- Сходи, порыбаль. Не все ж тебе кузнечным смрадом дышать.
Напарником был заядлый рыболов Алешка Шалыга. Никите вырваться на рыбалку удавалось реже - он в семье был один при трех девках. Чуть свет, подхватив собранные с вечера снасти и сунув за пазуху по ломтю хлеба, шли к Тускарю: Тихо - даже птицы еще не приветствуют новый день. Над водой седыми клоками туман - самое время для рыбалки. А уж сколько рыбы в Тускаре - только не ленись вытаскивать. Само собой, удочками или переметами здесь не ловили, а пользовались сетями.
Самая ходовая снасть - "топтуха": на деревянную, с длинной рукояткой раму метра полтора в поперечнике, натянута сеть. Со стороны реки она подводилась к обрывистому берегу с висящими корнями деревьев, а один из рыбаков начинал прыгать и "топтаться" в этом месте берега, выгоняя рыбу из подводных убежищ. Этот прием доживет до конца двадцатого века.
Часа через полтора березовые туеса полны уловом, но рыбаки домой не спешили. Солнышко уже прогнало утреннюю свежесть - самое время вволю поплавать и порезвиться в чистой воде. К этому часу - как по будильнику - позевывая, приходил Никишка, которого Марфа отпускала на реку только под Романово поручительство.
Плавать здесь умели все, плавали добротно, но обычно саженками. Умение Романа плавать "всяко" и быстрее других сначала вызывало недоверчивое удивление, а потом приток малолетних учеников. Даже солидные мужики с интересом присматривались, расспрашивали и пытались перенимать.
- Ты, видать, раньше возле моря жил, - сказал как-то Роману пожилой рыбак. - Не хуже водяного плаваешь.
Прозвище "водяной" чуть было не прилипло к Роману после того, как он спас из воды здоровенного дядьку, которому на середине реки свело судорогой ногу.
Возвращались за полдень. На обратном пути свернули к роднику, который для Романа служил еще одним межвременным ориентиром и располагался там же, где и в далеком будущем - внизу улицы Мирной. С родником были связаны легенды, поверья и всякая небывальщина. Говорили, что во времена изначальные сам бог Перун даровал его курянам. Ударила в землю посланная богом молния, и забил из этого места ключ.
- Вода эта, - говорила Кокора, - ежели с нужной молитвой и заговором, то от многих болезней и бед житейских помогает.
Днем обязательно кто-то был рядом с родником. Вот и сейчас небедно одетая тоненькая девушка набирала воду в кувшин. Поодаль сутулилась пожилая женщина в темном одеянии и торчал, как воротний столб, рослый мужик.
- Боярина Седоватого дочка, - издали разглядел Алешка. - А рядом ее пестунья* и дворовый мужик.
Не замечая встречных, девушка шла по тропинке, и что-то шептала над серебряным, полным ключевой водой, кувшином. Она подняла глаза на Романа, когда между ними оставалось несколько шагов. Её лицо вдруг вспыхнуло, кувшин выпал и, расплескивая воду, подкатился к ногам Романа. А боярышня, поддернув длинное платье, уже бежала прочь, её толстая коса колотилась в худенькую спину. Следом проковыляла пестунья, злобно погрозив парням клюкой.
- Чего это они? - удивленно спросил Роман у мужика-дворового, отдавая ему подобранный кувшин. Тот с ухмылкой почесал в затылке:
- А кто ж ее знает? Догони, да спроси:
- Уж не на тебя ли Анюта воду заговаривала? - ухмыльнулся и Алешка. - Она на стеночных боях глаз с тебя не сводила.
...Роман тогда не придал значения словам приятеля, но встреча с боярышней Анютой долго не выходила из головы и мешала жить по-старому. Существовало поверье, что заговоренную "на молодца" воду надо было плеснуть ему под ноги, до этого не пролив ни капли: Может, и в самом деле привораживала девчонка?..
- Ровнее молот клади, - ворчал на него Людота во время работы. - О деле думай, а не о девках.
"Откуда он узнал? - гадал Роман. - Да я и не думаю о ней".
Через несколько дней после нечаянной встречи Романа с боярышней, Людота решил воплотить идею о новом доме для приемного сына.
- А чего тянуть? Глазом моргнуть не успеешь, как март подойдет. У нас к тому времени лес уже должен быть к делу готов, а у Ромши девка сговорена.
По дедовским правилам дом нужно закладывать не раньше двадцать первого марта, а завершать строительство на Троицу. Лес на плотню* рубить следует в начале зимы, чтобы влаги в нем было меньше, а вот выбирать лучше всего в начале лета, когда листва молодая и проще выбраковать негодные деревья:
Роман с Людотой на крылечке, отдыхали после рабочего дня.
- Отец, не знаешь ли, кто из девок ему приглянулся? - подала голос из избы Марфа, гремя чугунками у печи.
- Дунька-дурочка.
- Типун тебе на язык, черт горелый, - засмеялась Марфа и вышла во двор, вытирая руки тряпицей: - Которая Ромше по нраву не ведаю, а вот о нем слезы льет дочка Никиты Седоватого. Пестунья ее, монашка, мне давеча на торжище шепнула.
Никита Седоватый был едва ли не ближайшим боярином князя Всеволода.
- А я чем боярину в родню не гожусь? - засмеялся Людота. - Он человек княжий, я тоже.
- Мордой копченой не годишься, бородой паленной, да глазом подбитым. Эвон, вода в бочке - поглядись-ка. Человек княжий!
Марфа ушла в избу.
- Что молчишь? - Людота толкнул локтем сидевшего рядом Романа. - Приворожил девку?
- Видел-то ее один раз. В другой раз встречу - не узнаю.
Роман, на беду свою, врать не умел - кровь прилила к щекам и к ушам. Но Людота ничего не заметил.
- Крестная твоя расстаралась? Лучше ее присуху никто не делает.
- Я-то при чем?
- А при том! - усмехнулся Людота. - Батька ее, боярин Никита, с князем нашим из Трубчевска приедет, а дочь единственная в присухе. А кто молодец? Людоты сын, Кокоры крестный? Вот родственнички для боярина ближнего: кузнец - с чертями знается, а крестная - ведьма.
- И зятек незнамо откуда, - поддержал Людоту Роман. - Думаю, огорчится боярин.
- Что старый, что молодой, - подала голос Марфа из избы. - Два лаптя - пара.
Словарь:
пестунья - нянька, воспитательница
плотня - любое строение из дерева
Глава седьмая
ЛЕСОВИК
(июнь 1184-го года)
Лес окружал Курск с трех сторон, оставляя открытым южное направление. Но вблизи города деревья для хорошей плотни давно вырубили:
Шли втроем, прихватив с собой отца Алешки, Шалыгу-старшего, признанного древознатца. За спинами старших мужиков луки: дичиной разжиться, от лихого человека отбиться - степь-то рядом.
В дощатике* переправились через Тускарь выше Перуновой поляны, и пошли на восход. Вблизи города стелились луга, еще помнящие весеннее половодье, тянулись перелески, кустарники. Небольшие речушки переходили вброд.
Роману хотелось скинуть одежду и поваляться на одном из попавшихся по дороге маленьких песчаных пляжей, поплавать в прозрачной, теплой воде реки. Но старшие топали по траве широким солдатским шагом, не обращая внимания на окружающие красоты.
Шалыга - среднего роста, худощавый, но ширококостный мужик, лысоватый со лба, кожа лица, как у всех кузнецов, прокалена огнем и побита окалиной. Его длинные и хваткие руки таили в себе недюжинную силу.
Шалыга приходился Людоте двоюродным братом, по-здешнему - братаном. Стало быть, Лешка Шалыга был братичем Людоты, а Роману - двоюродным братаном. Марфа была сестрой жены Шалыги-старшего, и ей Лешка приходился сестричем, а брат Марфы Иван был Лешкиным уем, и по старинным меркам считался Лешке чуть ли не ближе отца. Родственные связи, даже самые дальние, ценили здесь куда больше, чем в будущем. Этот род принял Романа под свое покровительство, и он обязан был знать его непростую структуру:
Настоящий строевой лес начинался где-то там, где позже встанет железнодорожный вокзал. Темная и мрачная издали стена леса расступилась и приняла пришельцев под свою сень. Твердый шаг старших мужиков сменился мягким, с пятки на носок - ветка не хрустнет. Часто останавливались и настороженно прислушивались к лесному шуму, к птичьим голосам, потом пошли увереннее.
Подлесок становился реже, стволы деревьев выше, а лес светлее и спокойнее. А вот, наконец, и его середина.
Как великан-отец среди крепких сыновей, стоял на небольшой поляне заповедный дуб. Не так высок, как кряжист - обхватов в пять у корня. Ствол разделялся на мощные, воздетые к небу ветви. Вокруг дуба даже птицы пели тише. Стоял дуб на вершине небольшого пригорка, открытого солнцу и ветру. Добротная березовая изгородь окружала ствол лесного старожила, дабы каждому видно было, что перед ним - не простое дерево.
Шалыга, а за ним и Людота с Романом поклонились священному дубу. Древознатец вынул из-за пазухи хлеб, отломил кусок и положил его у корней.
Роман проникся уважением к дубу-ветерану, но поймал себя на озорной мысли: "Кота не хватает с цепью".