Были, конечно, в истории человечества и семилетние войны, и тридцатилетние, и даже столетние были. И все равно они заканчивались. «Помучиться» - это, конечно, для солдата Сухова в «Белом солнце пустыни» было лучше, чем сразу после купания в море отправиться на тот свет, но и «мучиться» желательно ему было не слишком долго, чтобы вернуться скорее к своей ненаглядной, стоящей в красном сарафане посреди зеленого луга с коромыслом на плечах.
Виктор, как оказалось, человек очень суеверный. Мы выходили из комнаты на улицу, он вспомнил, что забыл мобильник. Попросил меня вернуться в комнату, посмотреть в зеркало и постучать три раза по дереву. То же самое сделал сам. Но именно от него я часто слышал фразу «под Богом ходит». Например, о сапере Алике, снимок которого есть у меня на флешке, и которому я тоже предоставлю слово в моем интервью с ним.
Алик осматривал поле, на котором предстояло «работать», увидел каску на земле, вспомнил, что он в одной шапочке вязаной, поднял каску и надел на голову. И тут пуля ему дзинь – чиркнула в каску, другая – в руку. Ранение в голову было легкое: каска спасла. Через неделю он сбежал из медсанчасти и вернулся в роту с рукой на привязи.
Посмотрел Виктор на руку, и что-то она показалась ему странно опухшей. «Зачем сбежал, не вылечив руку?», - спрашивает у Алика. «Да всё нормально, Саныч, заживет». «Тебе рентген делали?». «Делали, ничего нет, чисто». «Отправляйся, делай снова в другой больнице». «Да не поеду я». «Отправляйся, это - приказ».
Виктор объяснил мне своё упорство так: «Я спинным мозгом почувствовал, что в руке еще что-то есть». Он же сапер, он металл спинным мозгом чувствует. Сделали Алику новую рентгенографию и обнаружили в кисти руки еще одну пулю, но меньшего калибра – 5,6 мм. А уже сепсис начался, еле спасли Алику руку, хорошо, что к военным хирургам попал.
На Бога тут надеются, но если сам оплошаешь, худо будет.
Политики явно оплошали.
"Это хуже, чем преступление. Это - ошибка" (Талейран, министр иностранных дел в правительстве Наполеона).
КОМАНДИР 5-Й РОТЫ «ЧЕРНЫЙ»
(интервью)
- Я из России, из города Азов. Кадровый офицер, прошел первую чеченскую в 94-м и 95-м. Жена из Донецка, дочь там закончила первый курс мединститута.
- Вы вступили в ополчение, как кадровый офицер?
- Вступил рядовым. Когда Донецк окружали, в городе не спрашивали, кто ты. Стрелять умеешь? Умею. Дали карабин – вперед. Автомат я забрал сам – трофейный в бою под Иловайском. К концу 2014 года у меня уже было много нового военного опыта. Стало ясно, что из ополчения, когда каждый идет, куда хочет, надо формировать регулярную армию. Мы сделали вывод, кто его не сделал, того среди нас уже нет.
- Что представляли из себя тогда вооруженные силы Украины?
- Тогда с ними можно было договориться. Они сами предлагали «пострелять в воздух». А когда появлялись все эти националистические батальоны, эти вели огонь только на поражение.
- А сейчас ВСУ – это что?
- Это армия, которую я никому не советую недооценивать.
- И сейчас война двух армий уже настоящая?
- Сейчас война, по-русски сказать, пидаристическая.
- Так и записать?
- Так и запишите.
- Какой смысл вы вкладываете в слово «пидаристическая»?
- У 80 процентов моих солдат семьи живут на той стороне. А дети местного населения, где мы сейчас стоим, служат в батальонах «Азов», «Айдар» и прочих других. Мы не воюем, а играем в бадминтон: мы им кинули, они нам кинули, или наоборот, сначала они, потом мы. Армии – стоят, потому что так решили политики. Мои ребята, кто со мной с 14 года, стали уходить. Мы, говорят они мне, не с войны уходим, мы из армии уходим. Но скажи я им, что завтра выдвигаемся на Мариуполь, они с одним рожком вперед рванутся.
- Перемирие…
- Не в перемирии дело. Зайдите в штабы, там у всех «генералов» новых крестов на груди понавешано – аж к земле клонит. Я говорю, дайте моим солдатам награды, отвечают, что металла не хватает. И мне советуют, собери металл, найди серебро, привези, мы наделаем и вам пришлем. Для себя у них металла – на груди в три ряда.
- На всех войнах так было…
- В 2014-м такого не было. Утес молодец, он старается прежде всего наградить простых солдат ( Утес – позывной командира 9-го отдельного полка морской пехоты вооруженных сил Донецкой республики).
- Как можно назвать перемирием то состояние, когда обе стороны постоянно обстреливают друг друга?
- Если бы мы сидели,после каждого выстрела с той стороны и жевали молча тряпочку, нам бы уже на голову испражнялись (собеседник употребил менее литературное слово – В.Е.).
- Но армия – это, прежде всего, дисциплина. Извините, если я слишком наивен.
- Дисциплина – да. Но зачем из корпуса присылать приказ подать список, сколько в роте осужденных и по каким статьям? Зачем нам план по строевой подготовке? Какие учебные марши? Люди работать хотят, а не маршировать.
- Работать – я правильно понимаю военный смысл этого слова?
- Правильно. Они здесь собственность не отжимают, как многие в Донецке. Мои – работают. Недавно прибыло пополнение, один из них снайпер. Я его спрашиваю, ты почему в окопе сидишь, как обычный автоматчик. Он отвечает: я окопный снайпер. Его уже так научили – в армии, которая роет окопы километрами, есть такие. Но нам окопный не нужен, у нас и окопов во многих местах нет. Ищи позицию впереди, работай в поле. Кто там все эти бумажки про осужденных пишет и так учит, тот не армию создает, а срок своей командировки в Донецке отсиживает.
Когда мы с Виктором покидали дом, в котором я разговаривал с ротным, к нам подошел пожилой солдат с позывным Иртыш. «Саныч, они уже на 50 метров к нам ночью подползают», - сказал он главному саперу полка Виктору Скрипченко. «Где?». Иртыш объяснил. «Подумаю», - ответил ему Виктор.
В машине я его спросил, что имел в виду командир роты, когда говорил о собственности, которую «многие в Донецке отжимают». Виктор ответил матерно из военного фольклора. Суть можно передать известной поговоркой – «Кому война, а кому мать родна».
РАЗВЕДЧИК СЁМА
(интервью)
- Я когда уезжал сюда, сыну было 2 годика, зовут Семен, поэтому позывной у меня – Сёма. Это в марте 2015 года было. Приехал бы раньше, но работа не позволяла.
- Почему хотелось приехать на Донбасс?
- Когда слышал, что тут погибают люди, я вам прямо скажу: мне взрослых людей было не жалко, взрослые могут и должны защищать себя сами. Но когда погибают старики и дети, которые беззащитны, я равнодушно на это смотреть не мог.
- Где жили в России, чем занимались?
- Родился в Ставрополе, но последние 15 лет жил в Москве, занимался бизнесом.
- Вы поехали сюда, не имея опыта военных действий?
- Не обученным я бы не советовал сюда ехать: можно подвести себя. Но если новичок подведет себя, это мне по барабану, а если других подведет, пятно на всю жизнь в его душе останется. Ничего не умеешь, сиди дома. Я – обучен.
- Как думаешь, Сема, почему украинцы делают вылазки одну за другой в последние дни, хотя перемирие не отменено?
- Напряжение в течение долгого времени – деморализует противника, то есть нас. Солдаты устают от нервной дрожи, впадают в апатию, их тянет уехать куда подальше, они теряет боевой дух. Обычная военная тактика. Пятнадцать минут постреляли, перерыв, опять постреляли, опять перерыв. Задача – сковать нас, держать в земле.
- Ты тоже где-то окопался в блиндаже?
- Не люблю копать. Разведчик должен быть ленивым. Лопатой махать, бумаги всякие составлять – это не мое. Но когда уходим на задание, тогда конечно, чем глубже яма, тем больше шансов.
- В засады?
- Задачи разные и на каждом участке есть особые просьбы командиров в полку. Бывает, и в засады. В одну Паук попал, это очень грамотный разведчик укров. Его они уважают, я – тоже. Он смог от нас уйти, сейчас раны залечивает.
- Что самое важное из твоих наблюдений по ту сторону фронта?
- Они быстро учатся воевать грамотно. Уже не так ходят по позициям, не так выдвигаются к передовой, не так бой принимают, не так подстраховывают друг друга. Я это попутно замечаю, но тоже докладываю нашим командирам.
- У тебя в разведке какой режим питания, извини за дурацкий вопрос?
- Никакого. Если желваки во рту будут работать, уши будут плохо слышать. Желваки – они шумные очень. Я знаю, что дня через три поем хорошо и вкусно, поэтому о еде не думаю.
- Если не раскрывать военных тайн, в чем все же смысл твоих заданий?
- Если не раскрывать, то, например, новые тропы обнаружить, по которым они к нам в тыл проникают.
- Жутко страшно там?
- Нет, не жутко. Вот пехота – это действительно герои. Я такого количества хороших парней на ограниченно-малой территории не встречал нигде.
- Где нигде?
- Это опустим.
- Опустим то-то – книжное выражение. По образованию ты военный?
- Я – учитель русского языка и литературы по образованию.
- Мой коллега?
- Был.
- Мне сказали, что ты сегодня первый день в отпуске. Куда поедешь?
- К семье. Побуду несколько дней, потом вернусь.
- У тебя отпуск всего несколько дней?
- Отпуск большой, но предпочитаю проводить его здесь с моими друзьями. У меня они есть в любом городе Донбасса.
- Не очень понимаю, что это за отпуск…
- Мне не с кем поговорить там, в России. О чем я с ними буду говорить, о машинах, девочках, водке, деньгах? Мне это не интересно. А тут я прихожу к другу артиллеристу, он в депрессии, я ему подмигну: может, стрельнуть? Он спросит, а куда, Сема? Я координаты дам, причем, такие точные, каких в штабе нет. Где нас пулемет достал, где сейчас отсиживается разведгруппа противника. Он снарядов 15 выпустит, ему полегчает. От командиров прибегут, кто стрелял? Никто. Под пушкой песочек чистенький, ствол – ни дыма, ни гари. А кто стрелял? А мы с другом скажем: «Ничего не знаем, товарищ капитан». Понятно, что все догадываются, но этим и ограничатся. Зато разрешение на открытие огня двое суток не пришлось ждать.
- Что помогает тебе выполнять боевые задачи?
- Привычка обдумывать все варианты, начиная с худшего. Какие могут быть трудности, проблемы, потери. Потеряем пулеметчика и гранатометчика, как будем действовать? Это худший вариант. Потом анализирую другие, лучшие. У меня в группе два очень хороших специалиста. Они не пошли на командные должности, чтобы учить нас в деле, на практике. Что-то я им полезное расскажу, что-то они мне.
- Разведчиков и саперов украинцы в плен не берут, так мне сказали.
- Правильно сказали. Мы – тоже не берем. Трудно переправлять, да и некогда этим заниматься. Но мы – не пытаем тех, кто попался. Я – уважаю воинов. Есть военные, а есть воины. У них воины есть, и я это хорошо знаю. Нельзя недооценивать украинскую армию. Вы меня тоже извините, меня ждут уже мои друзья, разрешите вас покинуть.
- Спасибо, Сёма, за интервью.
- Вам спасибо. Увидимся.
"АЛИК" И ЛЕНА
- Мы здесь поженились, - сказал мне командир взвода саперной роты, объясняя свое желание сфотографироваться вместе с девушкой в полувоенной форме.
- А сами отсюда?
- Она местная, из Красноармейского, служит у нас в роте, я из Донецка.
- Были ополченцем?
- Строителем я был, отделочником, на стройке работал. Пару недель менжевался, пойти в ополчение или нет. Пошел.
- В 14-м?
- В 14-м.
- Стрелять умели?
- Не. Я стрелять под Мариновкой и Степановкой учился. По три штурма за каждый населенный пункт.
- Как изменилась жизнь в Донецке, если сравнивать до 14-го года и сейчас, в 2017-м?
- Не знаю, на мой взгляд – ничего не изменилось. Одни устраиваются, становятся «большими и важными», ордена цепляют, другие работают, только что не на стройке.
- Вы, кстати, с тех пор, как вступили тогда в ополчение, так и «работаете» всё время по военным «объектам»?
- Я уходил, возвращался к обычной жизни, даже вновь на стройку устраивался. Когда-то мне нравилось быть строителем, созидал, в этом видел смысл.
- И?
- И больше не смог. Не хотелось.
- Строить?
- На них работать. Давайте, о другом чем-нибудь спросите.
- Что самое главное сейчас в жизни?
- Хочу, чтобы у нас с Леной родилась дочь.
- Именно дочь?
- Да, сын у нас есть, от первого брака Лены.
- Службу оставите?
- Нет, пока не планируем. А через несколько месяцев подумаем над этим.
- Вы – сапер. Каждый день может случиться всё, что угодно. У вас уже три «дырки», как сказал мне ваш командир (три пулевых ранения – В.Е.).
- Да, выкарабкивался я долго и тяжело.
- В чем тогда ценность этой «работы»?
- Ценность? Ценности сейчас совсем другие. Ценность в глотке воды, когда весь день лежишь на жаре в сухом поле. Ценность в мороженном, что принес мне командир в качестве награды. Ценность в том, что пошли мы на Саур-Могилу, нас было в роте 150 человек, а выползли всего 30. Ценность – я знаю, что нужен. Другим, здесь, чтобы они остались жить.
- А солдаты противника?
- Я видел тех, что подорвались на наших минах, мы этих ребят вытаскивали. Такие же парни, как мы. Молодые. Давайте о другом чего-нибудь спросите.
- Много здесь повсюду мин?
- Много. Мы в Красноармейском приходим в школу, рассказываем детям, как выглядят боеприпасы, как себя вести, куда ходить нельзя, что нельзя в руки брать. И детям, и взрослым.
- Алик, сейчас существует столько всяких мин, которые никто не отличит от обычных предметов, как смогут уберечься дети?
- У нас тут каменный век - боеприпасы старого типа. Современных мин с магнитными взрывателями, «кукл-игрушек» и прочей маскировки нет. Мы такие – точно не ставим. Но когда подпишутся на мир, работы нам будет очень много: растяжки самодельные, армейские противопехотные, противотанковые – зарыли и мы, и они порядочно.
- Когда «подпишутся на мир», вы где будете жить?
- Дом построю. Я знаю, как дома строить.
- Здесь построите?
- Выбираем с Леной место здесь. Но если война затянется, придется в Таганроге. Это рядом, в России.
Вернулись с Виктором в Безыменное с «передка», заговорили об Алике (это позывной такой, настоящее имя у него другое).
- Он пока дырки не поймал, инициативный был не в меру, - рассказывал Виктор Скрипченко, - постоянно дергал меня, давай то сделаем, давай другое. Я его учу: остынь. Одну «работу» сделал, отдыхай сутки и пальцем не шевели. Примета у саперов такая – сутки выжидать. Он говорил тебе, что Лена в Дебальцево под огнем наших раненых перевязывала?
- Нет.
- Героическая девушка.
БУЛЬБА
Первый солдат, с которым я познакомился в саперной роте, - Бульба. По приезду в поселок Ленинское мы с командиром роты Белым (позывной) сначала ходили по «территории». «Это штаб, - показал командир на одноэтажный домик, - здесь до нас «Правый сектор» располагался. Это баня – он открыл дверь помещения, похожего на склад, и на меня пахнул горячий влажный воздух, - придут ребята с позиций, я их сразу сюда – отогреваться. Зима, земля ледяная. Дальше столовая, сегодня будет рис с мясом и гороховый суп плюс лук и овощи, что нам жители приносят в качестве угощения. Это – оружейная комната, а это – Бульба», - он показал на солдата без головного убора в расстегнутом бушлате, который смотрел на нас весьма грозно.
Солдат поднес ладонь правой руки к своему носу и начал быстро тыльной стороной ладони тереть нос туда-сюда.
- Бульба, поговоришь с человеком? - спросил его командир.
- Стакан нальете?
- Налью.
- Конечно, поговорю, - солдат убрал ладонь от носа и, вроде, улыбнулся. Или сделал выражение лица похожим на улыбку.