несли, и вообще всё моё теперешнее состояние, которое так же отличалось от прежнего, как и
его. В нас обоих произошли удивительные, весьма ощутимые перемены в считанные минуты, и
скорость и сила этих перемен удивляла обоих.
Выслушав мой рассказ, Сергей сказал:
- То есть получается, что твой альтруизм спас и тебя, и меня?
- Получается, что так.
- Значит, бескорыстие – это сила в этом мире?
Он выглядел глубоко изумленным.
- Значит, что так. Но сила стремления того шара ещё чище альтруизма.
- Быть устремлённым - значит быть выше альтруиста?
- Получается, что так. А ещё бесстрашие.
- Но ведь эти качества не человеческие…
- Но я же их понял. Значит, они могут быть и моими, и твоими…
- Да, ради этого стоит жить и умереть…
Мы стояли перед костром, глядя в огонь, удивленные и потрясенные, и слов не надо было, чтобы
понять, что ни тени неискренности нет в словах обоих. В тот день я стал сильным, а Сергей –
здоровым, и оба мы поняли что-то очень важное для себя.
В тот же вечер новость облетела лагерь. Пока Сергей болел, все сочувствовали ему, подбадривали, он же только устало улыбался одной половиной лица.
Теперь все хотели поговорить с ним, все подходили, участливо заглядывали в рот, удивленно
щупали сдувшуюся щёку, безмерно удивлялись и тихонько обсуждали. Серёга рассказывал всем, как я его вылечил, и сам этому удивлялся вместе со всеми. Искренне и часто.
Так длилось пару часов перед ужином. Но потом все как-то замолчали и стали обходить эту тему, переводя разговор на другое.
Почему? Люди стали побаиваться меня, старались обходить стороной. Я сразу же почувствовал
появившуюся стену отчуждения, но мне было не до них. Меня занимал другой вопрос.
Я почувствовал, что между моим ночным декабрьским кошмаром и сегодняшним чудом была
15
связь. Какая? Это Озарение ещё теплилось во мне – как, бывает, теплятся угли после пожара. И в
свете того необычного всепонимания я ощущал, что погружение в подземелье и ослепление духами
воздуха – это было то, что происходило со мною последние семь месяцев. Я понимал, что явление
Серафима соответствовало сегодняшнему озарению, а восхождение и достижение чудного Града
– это то, что мне счастливо предстоит. Самое удивительное, что спокойствие, впервые обретённое
мною за последние месяцы, делало мой внутренний мир похожим на состояние того богатыря в
белой рубахе с огненным узором и горящим мечом. Я был полностью в сознании силы и спокоен, как гора. Что мне мнение людей? Так, суета сует…
Следующим утром – смена стоянки. Быстро собрав палатки и загрузив лодки, мы отчалили к самой
удивительной стоянке Селигера – Серебряному озеру.
Находясь в своём мире, я на удивление чётко понимал многое, очень многое. В спокойствии этом
было нечто от былинных богатырей и от Титанов древности.
«Никто не может уязвить тебя, а раз так, то зачем избегать Битв?»
«Ничто не может ранить тебя, а раз так, то где твоё бесстрашие?»
«Стремительность полёта стрелы – твоя суть. А раз так, то куда тебе спешить? Ты уже успел, как
только помыслил дойти».
Так можно описать моё состояние.
Метрах в двадцати от нас спокойно шла лодка с Анечкой, она поглядывала на меня острым, быстрым взглядом, и я понимал: что-то нехорошее творится у неё на душе. Она что-то нервно
говорила подругам (они были вчетвером на лодке). Те кивали и соглашались.
Часа через два мы прибыли. Усталости не было, спокойствие, как штиль на море, разлито было в
душе, и, не торопясь, я начал обустраиваться. Тут бросилось в глаза, что все четыре женщины ходят
с раздутыми от герпеса губами. Когда успели? Это у них эпидемия такая? А, какая разница...
К вечеру, перед ужином, ко мне подошла одна из них и поведала историю сегодняшнего дня.
- Ты знаешь, мы очень виноваты перед тобой… Ну, мы, экипаж нашей лодки…
- С чего так?
- Ну, Анечка очень болезненно отнеслась к тому, что не она, а ты вылечил Сергея.
- Понимаю…
- Пока мы плыли, она тебя всячески осуждала, мы соглашались… Результат - у нас у всех четырёх
раздуло губы от герпеса…
- Ну, так и что?
- С Анечкой совсем плохо… она задыхается…
- От герпеса?
Мне было забавно: они осуждали меня, а теперь вот парламентёр приходит и всё это мне
рассказывает с виноватым видом.
- Нет, у неё раздуло горло… герпес – это ерунда. А вот горло… Она задыхается и не может говорить, мы… боимся за неё, тут нет врачей.
Она чуть не плакала от унижения и от страха за жизнь подруги.
- А я тут при чём?
- Анечка сказала, что это оттого, что она на тебя напраслину возвела… Ну, в общем, она хочет
извиниться…
- Мне это не надо…
- Помоги ей, а? Она же умрёт, вон шипит только…
Мне было смешно и неудобно. Сознание силы делало как бы отстранённым от всей этой жалкой
человеческой суеты с наговорами и осуждениями… С другой стороны, умрёт ведь. А у неё ребёнок
дома…
- Ладно, пусть приходит.
Через пять минут с виноватым, понурым видом она появилась в моей палатке.
- Ты поняла, что была не права?
- Ага.
Она действительно хрипела и слова сказать не могла. Ужас!
Мне стало жаль её.
16
- Садись ко мне боком и не двигайся.
Левая рука около затылка, правая ладонью вверх около горла.
Что мне делать? Известное дело, вспоминать Силу. Я сосредоточился и постарался вспомнить
атмосферу того Озарения, которое царило вчера во мне. Получалось не очень, но некую
стабильность я всё-таки ощутил. Почему-то вспомнились слова Будды:
«Знайте же, нищенствующие Бхикшу, что нет в вас постоянного принципа».
И лишь наставленный ученик, приобретая мудрость и говоря: «Я Есмъ», - знал, что он говорит.
Вот этот самый постоянный принцип, единственно верный в море человеческого естества, я смог
уловить в тот момент. Я зафиксировал это воспоминание-ощущение в сознании и остановил
течение ума: Сила позволяла мне теперь делать это без труда.
Я увидел тёмное, почти чёрное небо, камыш у берега, колеблемый ветром, и молнию, пронзающую
небо над камышом. В этот миг сознание постоянного принципа вспыхнуло во мне, как та молния, и
я понял, во всей серьёзности осознал, что Анечка излечилась. Так поняв, я сказал:
- Иди, ты здорова, и не повторяй своей глупости.
Она прокашлялась и уже вполне нормальным голосом сказала:
- Хорошо.
Мгновенно вернувшийся голос поразил её сверх всякой меры, и она, пятясь, быстренько выползла
из палатки.
После этого мы больше не общались. Она старательно избегала меня, и, судя по тому, что голос у
неё не пропадал, обо мне она не говорила.
Глава 2. Поиски Учителя
Россия, 1999 год
Прошло несколько лет после тех славных дней. И вот я приглашён Буддистом. Как встретить
судьбу? Чую сердцем, верно будет. Но как стать достойным? Множество битв позади. Ещё
больше впереди, так чего ж думать?
Летом ещё раз посетил Елену Ивановну.
Она без лишних расспросов наладила Престол. Буддист пришёл сразу же.
- Что делать мне?
- Мой закон ты знаешь – средства будут. Если к сроку думаешь быть в Шигацзе – шаги ускорь.
- Но как узнаю Тебя?
- Я сам приду.
Ничего нового. Я ждал. Подвернулась работа, и за два коротких месяца я совершенно неожиданно
для себя заработал нужную сумму. Можно было купить квартиру, которой у меня не было (они
были в то время удивительно дешевы), но, не медля ни дня, я оформил загранпаспорт, купил билет
до Катманду и полетел. Прибыв в Непал, я вдруг осознал, что попал в это удивительное место точно
в тот самый день, который был назначен мне в феврале Буддистом.
С первых шагов по этой благословенной земле я почувствовал, что чьё-то могущественное внимание
непрестанно почиет на мне. Это было похоже на взгляд родителей за плавающим ребёнком –
ненавязчиво, но постоянно и с готовностью в любой момент действовать быстро и решительно.
Сначала я думал, что в этой волшебной стране такое чувствуют все. Но, пообщавшись с народом, понял, что это чувствую только я. Все остальные радовались, отдыхали, ходили за покупками, ели и
пили, планировали дальнейший отдых, но ощущаемое мною волшебство было лишь моим.
В самолёте познакомился с ребятами из Севастополя. Они мечтали побродить в Гималаях, а в
Непале это сделать проще всего. Прилетев в Катманду, они же познакомили меня с Татьяной –
русскоговорящим гидом одного из туристических агентств. Она посоветовала мне гостиницу «Синяя
17
птица» в туристическом районе города.
Четырёхэтажный большой коттедж – так можно было её описать. Мой номер находился на самой
крыше, и с террасы открывался впечатляющий вид на горы, небо и окружающие кварталы.
Не медля, я заказал тур в Шигацзе на машине и обратный билет на самолёт из Лхасы через месяц.
Визы в Тибет китайцы давали не больше, чем на месяц, а меньше мне пребывать там не хотелось
- «гулять так гулять».
На следующий день пошли в китайское посольство получать визу.
Это было небольшое одноэтажное здание грязно-красного цвета. Мы вошли в небольшой
зал, полсотни китайцев и непальцев стояли у трёх окошек, терпеливо ожидая своей очереди.
Сопровождающий меня хорошо одетый представитель агентства протиснулся к окошку без
всякой очереди, приглашая меня пройти за ним. Очередь уважительно расступилась. Местные
с удивлением рассматривали мою бороду – такое они видели редко. В окошке мне приветливо
улыбался китаец, лет сорока, с сединой на висках.
Я протянул ему свой паспорт.
Взяв его в руки, он удивлённо вскинул брови:
- Улусэ!?
Я понял, что так он спрашивает, русский ли я.
- Ес. Улусэ.
- О, улусэ! Друг! Товарисч! Мосака!
Ага, Москва, значит.
- Ес, Мосака, Мосака.
Китаец стал улыбаться ещё шире:
- Друг, харашо!
Быстро выполнив какие-то операции с бумагами, он протянул мне паспорт обратно – в нём уже
красовалась месячная виза.
Толпа вокруг меня удивлённо гудела. Видимо, русских, да ещё и с бородой, тут видели очень редко.
Мы вышли. Мой сопровождающий завёл машину и на английском сообщил мне:
- Удивительно быстро ты получил визу. Обычно это занимает несколько дней.
- Может быть, китайцы любят русских?
- Да, похоже.
Всё складывалось как нельзя удачно.
- Когда едем?
- Послезавтра рано утром. В пять утра.
Доставив меня до гостиницы, он уехал, а я с лёгким сердцем пошёл искать место, где можно было
бы пообедать.
Вся столица Непала, Катманду, представляла собой туристическую Мекку, с магазинами и
ресторанами, в три, а то и четыре этажа, приветливо распахивающими двери сотням тысяч
туристов. Кухни представлены самые разнообразные, от китайской до европейской, и всё это очень
недорого. На 3-5 долларов можно было наесться до отвала.
Выбрав итальянский ресторанчик, уютно расположившийся на третьем этаже под открытым небом, я заказал пасту и «лемон ти» - это стеклянный стакан кипятка, в который выжата половина лимона, с сахаром.
Начало осени дарило тепло.
Высота полтора километра над уровнем моря делала это место очень уютным: не очень жарко, не
холодно, в общем, райское место.
Вдруг я услышал русскую речь. Уже смирившись с тем, что русских тут почти не бывает, я удивился
несказанно. Двое парней и девушка о чём-то очень жарко спорили, не обращая внимания на
окружающих. Надо сказать, что туристов в Катманду всегда много. При том что жителей города, вместе с приезжими на заработки из окрестных деревень непальцами, обычно не более
полумиллиона, в сезон в этом городе одновременно находится около семисот тысяч туристов.
Иногда на улицах было не протолкнуться, иностранцы присутствовали всюду, и в очень больших
количествах. Тесные улочки Катманду делали это столпотворение реально осязаемым, ощутимым.
18
Как огромный муравейник, город кишел представителями различных национальностей и стран, преимущественно Европы и Америки.
Мои соотечественники были совершенно равнодушны к этим чудесам, они спорили до хрипоты, и, когда острота спора стала убывать, а мой обед закончился, я пошёл к ним знакомиться.
- Привет. Я Глеб.
Они несколько с неохотой посмотрели на меня, но, убрав со свободного стула вместительную
сумку, предложили мне сесть.
Оказалось, что ребята были не совсем соотечественниками. Родились они в разных союзных
республиках, но в начале 90-х переехали в Израиль. Может, они были евреями, может, нет – я так и
не понял. Но они однозначно ими стали. Эти еврейские нотки в голосе я не забуду. Разговор быстро
перешёл на меня, а потом – на Тибет. Оказывается, они там уже были не так давно. Это было как
раз то, что надо, – советы бывалых.
Саша и Лена были мужем и женой, а Сергей – их друг. Его жена не захотела в этот раз ехать, хотя
раньше они обычно путешествовали вчетвером.
Работая не покладая рук в двух местах в Израиле, ребята копили деньги, чтобы потом проматывать
их в отпуске. Почему? Сергей так ответил на этот вопрос:
- Во многих отелях мира израильский паспорт как чёрная метка, такая, знаешь, сигнализация о том, что этих людей лучше не брать в постояльцы. Они устраивают пьянки, дебоши, считают себя высшей
расой, бьют посуду и морды официантам. Обычно, получив аттестат, молодёжь в свои семнадцать
растекается по миру просто поотрываться. Почему? Да потому, что в Израиле всегда идёт война.
Всегда кого-то взрывают, кто-то умирает, мы все как на пороховой бочке. Каждый живёт, понимая, что завтрашний день может просто не наступить. Это философия такая – жить одним днём, но жить
так, чтобы запомнить этот день, понимаешь?
Я понимал. Но принять такое оправдание хамству мой разум отказывался.
Однако я молча слушал излияния тридцатилетнего еврея-не-еврея.
- Вот потому мы, Глеб, и путешествуем по четыре месяца в году, и работаем восемь месяцев, чтобы
эти четыре попутешествовать.
- А как вас отпускают так надолго?
- Нас ценят на работе.
- А как денег хватает на четыре месяца отдыха?
Я был искренне удивлён. По моим представлениям, отдых за границей – дело весьма недешёвое.
Две недели отдыха – это зарплата за несколько месяцев, а еще и жить надо как-то, пока работаешь…
- И как вы давно так путешествуете? Где были?
- Да уже лет, наверное, восемь. А были мы вообще везде. Я зарёкся привозить сувениры – уже вся
комната в них. А выбрасывать жалко.
Постепенно разговор с их еврейской прикольной жизни перешёл на Тибет.
Оживились Саша с Леной:
- Мы в тот раз ездили к Кайлашу. Вместе с двумя американцами наняли автобус и поехали. Ну, поездочка! Дорог нет – одни названия и направления. Автобус трясло нещадно, американцы, студент и профессор, очень страдали от тряски. Студент залёг в самом конце автобуса – там, где
трясло сильнее всего, и всю дорогу кричал: «Профессор, вен ай дид!?» и «Профессор, вай а дид!?»
То есть хотел узнать, когда же он умрёт и почему, вот умора!
- А как сама поездка, как Кайлаш, как волшебство?
- Ну что поездка? Пока ехали, наблюдали обыкновенное расистское противостояние. Тибетцы
ненавидят китайцев тихой ненавистью, периодически кого-то из них убивая. Китайцы тихо спаивают
тибетцев дешёвым пойлом. Мы видели даже целые заборы вокруг домов, сделанные из пустых
бутылок.
- Не, ну политика – это понятно. А природа? Что там?
- Ну что, степь да горы вокруг. Волки, лисы, зайцы встречаются, от машины убегают. Поля, пшеница, страна-то аграрная. Были в местах, где туристов видят редко, так на нас всей деревней посмотреть