Все в один момент куда-то свалили. Я остался в комнате один, не считая Эдика, который все так и продолжал лежать без движения. Огляделся по сторонам, еще раз изучил экран с игрой, поставленной на паузу, картины на стенах, попробовал подозвать кота, но тот не реагировал. Я хлопнул в ладоши, но животное даже ухом не повело, и я понял, что кот глухой. Стало скучно. Стоило отправиться на поиски народа, тем более что пиво подходило к концу и настала пора посетить соответствующее заведение.
Туалет я нашел практически сразу по соседству. Он был в ужасном состоянии: бачок сорван, от бумаги только втулка, защелка выдернута с мясом, и теперь дверь закрывалась на гвоздь с веревкой. Вместо лампочки висели какие-то красные светодиоды, обливавшие помещение багровым заревом. Похоже, это у них стиль в хате такой, не иначе.
Сквозь гремевшую из комнаты музыку услышал разговоры и направился на звук, миновав прихожую. Открыл дверь на кухню и обалдел от количества народу. Оказалось, все это время помимо нас здесь находилось еще человек шесть, включая Константина. Кухня была достаточно просторной, с выходом на балкон, на котором курили трое. В углу стоял круглый стол, за которым сидели незнакомые мне ребята и еще одна девушка, постарше Вики. На столе стояли бутылки с лимонадом и пивом, какие-то банки, а также пара пепельниц. Кто-то был прямо в куртке, не раздевшись: наверное, те самые Андрюха и Лютый, про которых упоминал Костя. Я хотел было открыть рот, чтобы спросить, с какого перепугу меня все оставили одного, но замер.
На чистой половине стола Константин ловкими движениями ровнял банковской карточкой кучку белого порошка. Его руки порхали, передвигая, разделяя, расчерчивая линии, как руки опытного картежника тасуют колоду. Впервые я видел наркоту в реальности, так близко, на расстоянии пары шагов. Сердце забилось. Было одновременно и не по себе, и бешено интересно. Осознание присутствия при чем-то запретном и опасном щекотало нервы. О вреде наркотиков со мной особо никто не разговаривал — да и некому было, — но годами в подкорку вдалбливалось социальной рекламой, что триада «алкоголь — табак — наркотики» — зло, на них подсаживаются в одну секунду и затем умирают в страшных мучениях, а сами наркоманы — дно общества, у них всех поголовно СПИД и жизнь их состоит только в том, чтобы достать себе новую дозу. В итоге сигареты я попробовал в двенадцать: на улице подобрал мятую полупустую пачку «Явы Золотой» и прикурил на кухне от газовой плиты, пока никого не было дома. Сделал пару затяжек — и побежал блевать. Запах этой ебучей дряни еще долго преследовал меня, пока я не простирал всю одежду и дважды не вымыл волосы. Что за идиоты вообще могут курить это говно? В общем, с сигаретами не сложилось. Алкоголь зашел лучше. Начал с красного вина в свой четырнадцатый день рождения, потом перешел на ликеры, да и пиво распробовал. Но алкоголиком, естественно, не стал. Оставались только наркотики. Мелькали иногда мысли, чисто из интереса: а подсел бы я, попробовав, или моя сила воли оказалась бы крепче других? Но я, будучи в здравом уме, проверять это, конечно же, не собирался.
Тем временем вокруг стола царило оживление. Кира достал из кармана сторублевую купюру и начал аккуратно сворачивать ее в трубочку. Я наклонился поближе к Серому:
— Это… кокаин?
Серый фыркнул:
— Какой нахер кокаин, ты нас за миллионеров держишь? Грамм кокса стоит сто баксов. Откуда у нас такие деньги?
— А что тогда?
— Порох. Ну, спиды. Скорость. Амфетамины, короче.
— А что с них бывает?
— Ничего особенного. Бодрит просто. Мы тут еще ночь до утра тусить планируем, спать не хотим.
— Просто бодрит? Как энергетики?
— Ну типа того. Сильнее чуток.
Константин между тем закончил свои магические пассы, и на столе теперь красовались двенадцать аккуратных тонких белых дорожек. В руках у него сверкнула небольшая стеклянная трубочка.
— Я для вас чертил, значит, я первый, — сказал он и наклонился над столом. Я даже ничего не успел заметить, как через секунду дорожек стало на одну меньше. Следом, передавая друг другу купюру, к порошку приобщились Кира, Вика, Серый, Андрюха, Лютый и еще несколько человек. Я завороженно наблюдал за ними. Было в этом что-то… особенное, я не мог выразить словами, но ощущал: словно некий ритуал, которого ждут и к которому готовятся, как в ожидании чуда.
На столе вскоре осталась одна, последняя дорожка.
— Есть еще кто желающий? — спросил Костя. — Не хочу вторую.
Последняя... Я сам не знал, что мной двигало, но выступил вперед.
— Давайте я.
— Уверен? — уточнил Кира, передавая мне свернутую сторублевку. — Мы никого не заставляем, не агитируем. И даже не рекомендуем.
Я только молча кивнул, неотрывно глядя на белую полоску на темной столешнице.
— Смотри, — быстро провела ликбез Вика. — Одну ноздрю зажимаешь, в другую вставляешь и вдыхаешь. Только не резко.
Наклонившись над столом, я убрал волосы за уши, послушно зажал одну ноздрю и сунул купюру в другую. Нависнув над линией, попытался сделать вдох — но оказалось не так-то просто. Внутрь что-то все же попало, но дыхание кончилось раньше, чем дорожка, и половина порошка из трубочки просто вывалилась обратно. В довершение всего начало адски щипать в носу, даже слезы навернулись на глаза. Я выпрямился и, не сдержавшись, чихнул в рукав.
— Ну вот, — с грустью констатировал Шамиль, — такое добро пропадает.
Он вынул из кармана проездной, быстро сгреб рассыпавшиеся крупинки и слизал остатки прямо со стола.
— Ты в порядке, Юр? — обеспокоенно спросил Серый.
Я усиленно сопел, упорно пытаясь ощутить пресловутый бодрящий эффект, но кроме жжения ничего не чувствовал. Накатило разочарование. И все это представление они разыгрывали только ради стремного свербения в ноздре? Я точно чего-то недопонимаю. Ну, может, и бодрит кого-то, когда в носу чешется… но как-то так себе удовольствие. Херня, в общем, эти ваши наркотики.
— Угу, в порядке.
Стремительно становилось неуютно. Глянул на настенные часы: половина двенадцатого. Витя там, наверное, бесится уже. Пора идти, засиделся. В принципе, делать мне тут больше особо нечего.
Под шумок, не прощаясь, вышел в прихожую, оделся. Серый вышел вслед за мной и стоял рядом, вертя незажженную сигарету в пальцах.
— Смотри, Юрок… ты теперь такой же, как и все мы. Смекаешь? Крыс никто не любит.
Да не дурак, понял уже, во что вляпался.
— Ага. Не бойтесь, не стукану. Ну, бывай. Провожать не надо, дорогу помню.
Пешком спустился по лестнице с перегоревшими лампочками, преследуемый отголосками говняного регги, и выскользнул в холодную ноябрьскую ночь. Натянул на голову капюшон, сунул руки в карманы и в быстром темпе направился из дворов на улицу, пока никто не доебался в незнакомом квартале. В носу уже давно перестало щипать, а обещанная супербодрость так и не наступала. Единственное, что меня удивляло — так это то, что после четырех бутылок пива я был совершенно, абсолютно, безусловно трезв.
====== Будешь бегать с нами? ======
Комментарий к Будешь бегать с нами? JΣ₣₣RΣY x 4ERNOBURKV – speed
В конце общей тренировки подкатил к Фельцману и прямо высказал все, что думаю.
— Хочу сменить произвольную.
Обычно насупленные брови тренера поползли вверх.
— Ты в своем уме?
— Понятно, что в своем. Надоело быть в вашем. Потому и меняю.
— До чемпионата меньше месяца осталось!
— В курсе, календарем умею пользоваться.
Я думал, он сейчас разорется, но Яков только устало вытер лоб и облокотился о бортик.
— Юрочка, что такое? Что случилось? У тебя проблемы?
— Нет, блять, никаких проблем.
— Не матерись, когда разговариваешь со старшими! Чем тебе не нравится твоя произвольная?
— Да всем. От музыки до элементов. Унылое, никому не нужное говно. Как с этим вообще можно хоть что-то выиграть?
Мне казалось, он должен был возразить по поводу моего демарша против его же хореографии, но только прочел на лице тренера какую-то пассивную, кислую жалость и завелся с пол-оборота.
— Не веришь в мою победу, да?! Не надо врать, сука, по глазам вижу! Ты дал мне эту программу специально! Из расчета, что я так и останусь болтаться внизу, создавая массовку на фоне Каримова и Ларского! Ну да, конечно… ты уже слишком стар, Юрочка, тебе надо кататься спокойно, сдержанно, элегантно! Под Дебюсси… может, сразу под Моцарта?! Нахуй!!!
Яков постепенно начал багроветь, но меня было уже не остановить.
— Буду кататься так, как считаю нужным, хватит с меня этого болота! Я хочу максимум прыжков во второй половине, огня, артистизма, драмы! Хочу взорвать лед к чертовой матери, хочу быть собой! Я не позволю отнять у меня — меня!
На нас пялились во все глаза. Насрать! Резко стартовав с места, унесся на другую половину катка, сделал тройной тулуп. Вслед донеслись вопли Якова — все же опомнился после моей неслыханной дерзости. Пусть орет сколько влезет. Я уже решил. Если хочу выиграть чемпионат, то должен превзойти самого себя, а на данный момент мне никто не даст этого сделать. Хватит, наелся. Пора брать все в свои руки. Буду тренироваться самостоятельно.
Дома меня ждал неприятный разговор с Виктором. Я сразу понял, что разговор будет, как только переступил порог и наткнулся на него в прихожей.
— Юра, что происходит?
Промолчав, разулся и прошел в комнату, но Виктор проследовал за мной и встал в свою любимую позу — скрестив руки на груди.
— Мне звонил Яков.
— И-и… что?
— Он обижен на тебя. Сказал, ты очень невежливо с ним разговаривал.
— Скажите пожалуйста, какие мы нежные.
— Юра, это твой тренер! Заслуженный тренер России, между прочим, мастер спорта! Человек в возрасте! Как не стыдно!
Я швырнул сумку с вещами в угол, плюхнулся на кровать и заложил ногу за ногу.
— Если ты решил прочитать мне лекцию о правилах этикета, то выбрал плохое время. Я устал и хочу отдохнуть. Давай потом.
Виктор опустил руки и подошел ближе.
— Яков говорит, ты хочешь поменять произвольную?
— Это мое дело.
— Юра, — терпеть не могу, когда он вот так начинает буравить меня глазенками, — я сам тренер и могу ответственно заявить, что это плохая идея. Что на тебя нашло? Насколько я знаю, у тебя вполне приличная программа. На что ты хочешь ее сменить?
— На то, что даст мне возможность выиграть.
— А постановку тебе кто делать будет?
— Сам. Все, Витек, я реально не хочу говорить об этом. Уйди, пожалуйста, по-хорошему прошу.
Обсуждать эту тему сейчас было выше моих сил. Но он все не уходил и не уходил, и я почувствовал, как к горлу начинает подкатывать ком — верный признак того, что Витя сегодня точно доведет меня до истерики. Я перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку.
— Что ты опять до меня доебался?
— Я не могу допустить, чтобы ты рушил себе карьеру, Юра! Если у тебя не получается, значит, надо приложить больше усилий, а не бросать на половине и приниматься за новое…
Слова о карьере для меня — триггер. Ох, зря ты, Витенька! Я резко поднялся и сел.
— Кто бы говорил о карьере, а, ты, тренер-недоучка из Мухосранска?! Что для тебя карьера — занимать последние места на второсортных соревнованиях? Ах да, это же твой предел мечтаний, у вас там и такие не проводятся! Скажи спасибо, что вообще повезло переехать в Москву!
Виктор побледнел.
— Я переехал, потому что я — твой опекун, Юра! Единственный родственник, который взял на себя заботу о тебе после смерти деда!
— Я не просил об этом!
— Зато я попросил, и органы опеки были согласны! Посмотри на себя — как бы ты выжил один, с такой-то психикой? Ты же неуравновешенный!
— Да уж как-то бы выжил, и без вашего контроля! Опека кончилась, Витя, я давно уже взрослый! Что ты вообще, блять, делаешь в моей квартире? У тебя своя есть, так и езжай туда! Хватит меня пасти!
Развернувшись, Виктор направился к выходу из комнаты, но в дверях снова остановился.
— Нет, Юра, не уеду, — тихо, но твердо сказал он. — Не уеду, потому что не могу оставить тебя в одиночестве. Наделаешь глупостей, мне же их потом и расхлебывать. Может, по паспорту тебе и девятнадцать, а ведешь себя, будто пятилетний. На что жить будешь, взрослый? Ты ж безработный.
— Я безработный?! Я профессиональный спортсмен, между прочим!
— А деньги где? — на лице Виктора появилась ухмылка. — За все тут я плачу… так что сиди и не вякай, спортсмен! Пока ты от меня зависишь. Что, правда глаза режет?
Я искренне ненавидел его в эту минуту. Ненавидел его педиковатые манеры, модную стрижку, рельефный пресс из-под тонкой майки. А больше всего — его извечное спокойствие, провоцирующее меня на еще большую агрессию. Но драться с ним было бесполезно — пробовал уже как-то, когда мы только начинали жить вместе: пользуясь преимуществом в силе и весе, он просто заламывал мне руки за спину и ждал, пока я не прекращу сопротивляться. Нет, в такие моменты надо брать и уходить, если хочется сохранить хоть какие-то остатки самообладания. Просто валить отсюда к чертям собачьим.
— Яков сказал, что больше не будет тебя тренировать, — крикнул Виктор из кухни, когда я уже зашнуровывал кеды. — Занимайся сам, как хочешь. Он умывает руки.
Ну и прекрасно. Скатертью дорожка.
Да, правда резала глаза, и это, сука, было больно. Я был нищим студентом и зависел от Виктора материально, а он никогда не упускал возможности лишний раз напомнить мне об этом. Единственными моими личными финансами была символическая стипендия в колледже, да и та доставалась нечасто из-за хронической неуспеваемости. С фигурного катания я уже давно практически ничего не получал. Деньгами, заработанными в период побед, пришлось много с кем поделиться, а остаток лежал в банке до моего двадцатиоднолетия, и трогать его было нельзя.
Я злобно стукнул кулаком по двери подъезда, и та отозвалась жалобным звоном. Что делать, куда идти? Некуда… Всегда сам по себе, настоящий тигр-одиночка: раньше гордился этим, мол, самодостаточный, могу прожить и без друзей, а теперь остро почувствовал свою неприкаянность. Это не мне никто не был нужен — это я был никому не нужен. С одним только человеком за всю жизнь удалось сблизиться — Отабек Алтын из Казахстана, познакомились как-то на сборах в летнем лагере. До сих пор общаемся, но только виртуально — разделяют тысячи километров. Отабек все обещает приехать, да никак не выполнит обещания, я уже забил на его уверения. А здесь так ни с кем и не сошелся, ни из клуба, ни из колледжа.
Вспомнились туманный вечер на прошлой неделе и та странная вечеринка на квартире у наркоманов. Никаких последствий я на себе тогда не испытал, из чего сделал вывод, что наркотики меня не берут. Даже и думать про эту дурацкую историю забыл, а сейчас внезапно накатило — мучительное желание снова прийти туда, ради простого человеческого общения. Забавно: единственное место, где Юрий Плисецкий чувствует себя в своей тарелке — наркоманский притон… Не нужен мне ваш порошок, и пива даже не надо; хочется просто пересидеть, перекантоваться, чтобы не грызло, не сосало внутри холодное и скользкое одиночество.
После недолгих поисков нашел в соцсети Серого — по году рождения и школе. Обычная такая аватарка, и вообще ничем не примечательная страница. «Был онлайн 17 минут назад». Сообщение висело непрочитанным, казалось, целую вечность, но наконец появилась надпись «печатает». Серый писал, что сегодня на смене и встретиться не может, но я могу в любое время зайти к Эдику: он точно не будет против, даже без предупреждения. Я уже не удивлялся. Это там, похоже, норма.
Дошел до места по памяти, довольно быстро. Подъезд был открыт — носили какую-то мебель, и я юркнул внутрь, так и не позвонив в домофон. Пешком поднялся наверх и остановился перед дверью квартиры. Из-за нее доносился приглушенный стук басов. Опять музыку слушают на всю катушку… Я поднял руку и позвонил.
остановиться
Открыл мне, к моему удивлению, панк Шамиль.
— Здарова, — бодро поздоровался он. — Заходи.