Всего их, металлических, обтянутых мягким пластичным материалом и туго натянутыми днищами, поверх которых на клеёнчатых матрасах. застеленных простынями, под серыми байковыми одеялами лежали дети, было восемь штук.
Кровати стояли поперёк боковых стен помещения, в торце которого находился круглый столик, ввинченный в пол; вокруг столика стояли круглые же и тоже намертво прикреплённые табуреты. Над ними серело зарешечённое окошко, достаточное, чтобы пропускать свет в ясный погожий день.
Под потолком горела лампочка - синяя днём и жёлтая - ночью.
По меркам обитателей помещения, похожего на больничную палату, новенькой досталось одно из двух комфортабельным мест - у дальней от коридора стены, от которого палата не была ничем отгорожена. Распахнутые в проходе настежь полупрозрачные занавески намекали на то, что за обитателями палаты тщательно наблюдают.
Каждые пару минут мимо проходил человек в военной форме. В его обязанности входило внимательно смотреть за тем, что происходит в палатах, расположенных вдоль коридора в шахматном порядке.
Голова - влево, голова - вправо.
- Где я? - Эльвира открыла глаза, приподнялась на локтях и осмотрелась.
Вопрос повис в воздухе.
Девочка повернула голову и уставилась на бритого мальчика, лежащего на соседней койке и глядевшего на новенькую карими глазами.
- Где я? - переспросила Эльвира, обращаясь к нему конкретно.
- Тихо. Говори шёпотом, - мальчик почти не разжимал губ, - ты...мы...тебе повезло, нам, повезло. Мы - самые счастливые здесь люди. Нам выпала честь...Мы проживём столько, сколько сможем...
Он замолчал, переждав, пока промарширует патрульный.
- Наша кровь. Она особая. Она - для ихней элиты. У ихнего самого главного редкая группа, как у нас. Поэтому нас берегут, кормят, моют...только...
- Что только?
- Только нужно привыкнуть к тому, что из нас качают кровь. Это не больно. Потом слабеешь, можешь лишиться сознания, но умереть раньше времени ...
Молчание.
- Не дадут.
Эльвира провела рукой по волосам. Непослушные вихры топорщились в разные стороны. Одета она была уже не платьице, а в пижаму - полосатую.
- У меня были косички с васильковыми ленточками.
- У многих здесь было многое.
- Это больница?
- Это тюрьма. Это хуже тюрьмы.
- А что? Даже очень жить можно, - с противоположной стороны раздался громкий шёпот.
- Это жизнь, Макар?
- А что? Кормят, спишь, сколь хочешь, прогулка раз в день. Девчонок можно разглядеть во всех подробностях. Когда бы такая удача выпала...Подумаешь, крови своей им жалко...жрите да пейте больше...
Парень зевнув, повернулся на бок.
- Козёл...- Эльвира скорее прочла по губам соседа, чем услышала ругательство в адрес крупного подростка с противоположной стены.
- Как тебя зовут? - Эльвира снова обратилась к мальчику.
- Коля. А тебя?
- Эльвира.
- Эля?
- Да.
- Ты откуда. Ну, где жила до войны?
- В Литве. В Вильно. А ты?
- В Белоруссии. Деревенька Вороново.
- Тебе сколько лет?
- Двенадцать.
- А мне только десять.
Разговор был прерван. Принесли еду.
Завтрак это, обед или ужин - Эльвира не поняла. Есть не хотелось. Однако она пересилила себя. Безучастно жевала и с трудом глотала.
Две немки, в коричневых форменных узких юбках до колен и бежевых блузках, дождавшись, пока ребята закончат и улягутся, собрали тарелки в столик на колёсах и увезли.
- Коля...послушай... - девочка замялась.
- Хочешь в туалет? - на удивление Коля оказался сообразительным.
- Да, - Эльвира покраснела.
- Под кроватью горшок с крышкой, рядом бумага и таз с водой. Три раза в день меняют горшки на чистые, - Коля отвернулся.
- Коль, послушай...они же смотрят.
В палате из восьми человек шестеро были мальчики.
- Ааа, чёрт...Их бесполезно просить. Слушай, как только пройдёт часовой, я тебя отгорожу одеялом. Фрицы не любят, чтобы мы прятались...как только сделаешь дело, ложись сразу, горшок задвинешь потом.
Появился надзиратель...
- Коля, спасибо.
- Не за что.
- А что, сидеть в кровати и на табуретах нельзя?
- Можно даже стоять, хоть на голове, только...
- Что только?
- Только...- Коля взглянул прямо в глаза Эльвиры, - сил у нас нет ни сидеть, ни стоять, и желания тоже нет. Каждый день утром и вечером - медосмотр. Горло, живот, пульс...
- Вот я дура! Ты же хочешь спать, а я дура....тебе мешаю.
- Ничего, все бы здесь мешали так, как ты...- мальчик зевнул и добавил:
- Только не накрывайся с головой, когда будешь спать. Всё равно подойдёт патрульный и одёрнет. Не дай бог, второй раз так же сделаешь - донесёт. Могут наказать... Здесь за многое могут наказать...
Глава 10
- Коля, - заметив, что мальчик проснулся и открыл глаза. Эльвира окликнула его. Промучившись полночи не только из-за света, но и одни щекотливым вопросом, она с нетерпением ожидала пробуждения своего соседа.
Паренёк повернулся к девочке, и взгляды их встретились.
- Как хорошо вот так просыпаться. Я сразу вспомнил свою младшую сестру. Она была на год младше тебя.
Эльвира покраснела.
- Прости...а моются мальчики и девочки отдельно? - интимные темы девочка до сей поры обсуждала только с матерью.
- Нет, Эль. Вместе. Нас ведут в помывочную. Там у каждого свой таз. Нас окатывают сперва мыльным и дезинфицирующим раствором, а мы трёмся мочалками. А потом - смывают чистой водой.
- Ага, - проснулся мальчик, лежащий с другой стороны от Коли, - зато моют нас ихнии бабы. Вот уж кто получает удовольствие.
- У меня есть на что посмотреть. Они ресницами так хлопают - как будто мужиков никогда не видели и глазищи таращат, как раз, куда им хочется. А мы будем сегодня оценивать новенькую. Ха...- подал голос Макар.
- Коль, ты не станешь на меня смотреть?
- Нет, конечно. Только ты не сопротивляйся. Ничему здесь не сопротивляйся. А то накажут. Будет ещё хуже.
- Коль, а как наказывают?
- Дурочка ты. Страшно это всё. Да лучше тебе об том знать наперёд. Взгляни на первую от входа кровать. Видишь мальчишку?
- Что с его лицом?
- Вот так наказывают. Жить будешь, но, мало того, что и так жизнь не мила, так ещё и больно ведь. Он матом кричал, блевал почти неделю. А они выждали, когда очухается, и ну кровь гнать двойную порцию. Потому какие-то восстанавливающие ему наколят, наколят и снова - двойную...
- Всё, молчи. Меня сейчас стошнит. Прикрой меня. Я - в туалет.
Скоро палату повели в помывочную. В предбаннике дети сняли полосатую одежду - штанишки и курточки. Нижнее бельё не предусматривалось. Эльвира, памятуя наставление, не сопротивлялась. Только низко опустила голову и не смотрела ни на кого, лишь слушала короткие, как удары, приказы. Едкий пенящийся раствор щипал бледно-розовую кожу, щекотал язык, горло, ноздри и глаза.
Она придумала, что это всё ей сниться, а со сна - что взять...
Тем не менее, похотливые взгляды на своём беззащитном голом тельце девочка ощущала сполна. Тря полужёсткой мочалкой пупырчатую от прохладной воды кожу, вдруг поняла и простила мальчишек - здесь для них хоть такое развлечение...
Стыд - рефлекторный защитный механизм женщины любого возраста был грубо попран, нивелирован кастой силы до уровня простейших организмов, до которых девочке следовало, подавив в себе неприкосновенность личности, перекроив собственное Я, своё естество, опуститься.
В тот же день на процедуру - так назывался забор крови - взяли ещё одну девочку из их палаты - болгарку Нелли, худенькую и бледную, за время пребывания Эльвиры не проронившую не то, чтобы ни слова - не издавшую ни звука.
Нелли привезли в бессознательном состоянии на каталке и выгрузили, словно мешок с трухой.
- Не жилец, - кинув мимолётный взгляд на серое лицо и кисти рук с голубым оттенком, авторитетно вынес приговор Макар.
Опускавшийся с небес сумрак заглядывал в палату смертников через зарешечённое окошечко, безучастно простирая ярко красные лучи - кровавые дорожки, высосанные из лабиринтов русл небосклонного светила.
- Коля, ты на меня не смотрел, когда я мылась? - Эльвира глядела прямо в глаза.
- Извини, не смог удержаться. Прости меня за это. Ты - красивая, - честный деревенский пацан не мог солгать.
- Не извиняйся, Коля, я, правда, красивая?
- Очень. Мне такие девчонки не встречались. Лучше бы, конечно, нам с тобой познакомиться не здесь.
- Говорят, я похожа на маму. А ты - честный и добрый. Мне такие мальчики тоже никогда не встречались. Смотри на меня, каждый раз смотри. Твой взгляд укутает меня, защитит от похоти.
Эльвира старалась говорить молча, безголосо шевеля губами, и по глазам Николая прочла его ответ:
- Как бы я хотел защитить тебя от всего этого. Спасти из ловушки, от участи подопытного животного, чтобы ты жила, как живут люди, чтобы бегала босиком по утренней росе цветущего луга с венком ромашек на прелестной кудрявой головке, а солнце улыбалось бы, любуясь тобой и радуясь твоему счастью.